Моя "перестройка"

Автор: Cassandra

И вдруг какой-то незнакомый ранее голос в голове сказал:

"Аня, расслабься! Это твой шанс. У тебя на столе лежит, возможно, неизвестное ранее животное. Это твой шанс заявить о себе в науке".

Если это действительно неизвестное науке животное, можно считать, что докторская у меня в кармане. Вся картинка сразу стала выглядеть иначе. Кажется, я даже заразилась всеобщим весельем. Во всяком случае, когда Борис включил камеру, я, поднеся микрофон поближе, заявила, воображая себя великим ученым из секретной лаборатории, получившим такое же секретное задание:

– Один, два, три… Меня слышно? Мы подтверждаем запрос, присланный к нам в отдел на прошлой неделе…

Баранов тут же выхватил у меня микрофон.

– Дай я, – тихо сказал он, окатив меня запахом свежего спирта. Тоже пил, что ли? Интересно, когда они успели только?

– Это какое-то неизвестное животное, – театрально взмахнув рукой, он указал на стол. – Нам пока не удалось его идентифицировать. Его нашли…

Он поднес микрофон к инженерам.

– Николай Бойцун, – отвлекшись от разлива водки по стаканам, сказал первый.

– И Алексей Шашарин! – второй влез в кадр и помахал кому-то рукой. – Мы прославимся!

Я отошла чуть в сторонку. Баранов продолжал разглагольствовать о том, как тяжело им было освободить это животное от ледника, как эта находка перевернет представление научного сообщества о древней фауне. Я отвернулась, не сдержав смешок, когда он попытался ухватить зверя за лапу и поскользнулся.

– Аня! Иди сюда, – послышался голос Бориса.

Я обернулась. Они больше не снимали. Стояли возле стола, дружно подняв стаканы. Один стакан Баранов протягивал мне. Пить не хотелось, но отказываться я сочла неуместным. Бойцун взял несколько кусочков подтаявшего льда и кинул себе в стакан.

– Водка со льдом! Как в лучших домах Парижа! – объявил он.

Мужчины расхохотались. Шашарин тоже добавил себе лед, мы же отказались. Мне было противно даже думать о том, где и сколько он лежал, не то что пить с ним водку.

В итоге в этот день мы даже не приступили к исследованиям.

***

Ночью меня разбудил Баранов.

– Аня, Ань! Аня!

Я нехотя открыла глаза. Он стоял надо мной и тряс меня за плечо.

– Ну что еще? – пробурчала я, глядя на часы. Три часа утра! Обалдеть!

– Там Коле плохо, ты бы глянула.

– Я?! – от возмущения я даже не нашлась, что сказать. Села на кровати, гневно сверля Баранова взглядом. – Я что, врач?

– Ну ты женщина, вы в этом лучше разбираетесь.

– В чем? В том, после какой дозы алкоголя мужикам становится плохо? Да, лично я в этом чудесно разбираюсь! Докторскую диссертацию по этому вопросу пишу!

Администратор из Москвы, кажется, не уловил сарказма в моем голосе. Я все-таки встала, накинула на себя свитер, спала-то все равно в рубашке, и пошла в комнату к инженерам. Уже возле двери услышала молодецкий храп.

– Кажется, полегчало вашему Коле, – ехидно заметила я.

– Это Леха храпит, – ответил Баранов.

Я вошла в комнату. На одной кровати, раскинув руки в сторону, храпел Шашарин. На второй скорчился Бойцун. Это не было похоже на обычное алкогольное отравление. Ему было не плохо, а именно больно. Живот скрутило так, что я переживала, как бы не аппендицит, хотя он вроде с другой стороны должен быть. До самого утра мы с Барановым бегали вокруг него, поочередно принося то воду, то теплые компрессы. К утру ему вроде бы полегчало.

Я вышла из комнаты и, бросив злобный взгляд на Рудольфа, сказала:

– Это был первый и последний раз, когда я с вами возилась, имей в виду!

В своей комнате я прямо в свитере упала на кровать и проспала несколько часов.

Весь день мы были заняты своей непосредственной работой. Шашарин и Баранов обследовали то место, куда прибило ледник, мы с Борисом брали пробы с самого животного. Опознать его большого труда не составило – это был меладон. Но меня удивило то, что водился он в Южной Америке, а уж никак не на севере.

К тому времени, как вернулись Шашарин и Баранов, Борис был уже изрядно пьян. Когда и как он успел напиться, я даже не заметила.

– Что у вас? – поинтересовался Баранов, отряхивая с себя снег.

– Мы его опознали, – отозвалась я, накрывая тушу меладона клеенкой. – Это доисторическое животное – меладон. Водился в Южной Америке 60 тысяч лет назад.

– Правда, что ли? – Рудольф посмотрел на меня так, что я сразу обо всем догадалась. Мне никогда в жизни не дадут полностью исследовать эту находку, мое имя нигде не будет упомянуто. Я здесь нужна только для того, чтобы сделать грязную работу.

– Осталось провести пару анализов и можешь звонить своим, – я ехидно улыбнулась, – вы ж его в Москву заберете, правда?

Баранов пожал плечами, как будто не знал ответа. Мне вдруг стало ужасно противна вся эта ситуация. Москвичам не захотелось марать руки, послали сюда нас, и цербера своего приставили на случай, если находка окажется ценной.

Я достала из холодильника несколько бутербродов, налила в чашку чай и ушла в свою комнату. Видеть никого не хотелось. Я была зла как черт, догадавшись об истинной причине присутствия здесь Баранова.

Я не успела выпить и полчашки, как заявился московский администратор собственной персоной.

– Ань, ты чего? – поинтересовался он, садясь на стул.

Захотелось врезать ему этой чашкой по голове. Я глубоко вздохнула и прямо спросила:

– Вы ведь не дадите мне исследовать его в Питере, правда? Ты сюда приехал, чтобы быстренько подсуетиться и забрать его в Москву, да? Если бы это оказался обычный вмерзший в лед медведь, тебе было бы плевать, а так ты теперь герой-первооткрыватель?! А я всего лишь глупая девчонка, которая сорвалась посреди ночи и приперлась в эту дыру только потому, что вам там, в вашей долбанной Москве было лень?!

Я сама не заметила, как сорвалась на крик. Просто все постепенно накапливалось и наконец-то истерика нашла выход. Я полночи собирала чемоданы, ехала в аэропорт, тащила на своих плечах пьяного Бориса, тряслась в холодном грузовике, потом всю ночь прыгала как идиотка вокруг второго пьяного, весь день ползала на коленках вокруг этого меладона – и все ради чего? Ради того, чтобы московские дяди забрали его себе и написали кучу статей, прочитали несколько докладов, получили премии и признание? И Борис, скотина такая, мне не помощник, у него всего-то забот – залить глотку. Злые слезы покатились по щекам, я сжала кулаки, чтобы не разреветься в голос.

– Аня… – Баранов подошел ко мне и попытался обнять, но я со злостью ударила кулаком ему в грудь.

– Даже не смей меня трогать! Просто скажи – я все правильно поняла?

Он молчал.

– Я так и думала. Я хочу завтра уехать.

– Я свяжусь со своим начальством, скажу, что мы готовы провести транспортировку, но не думаю, что это произойдет раньше послезавтра, – сказал он.

– Ты не понял, – я посмотрела ему в глаза. – Я хочу завтра уехать.

– Аня, но ты же не маленькая! Должна понимать, что ради твоих капризов никто не станет гнать сюда машину. Да, я понимаю, тебе неприятно…

– Неприятно?! – Я задохнулась от возмущения. – Убирайся вон из моей комнаты!

Кажется, Баранов понял, что лучше оставить меня в покое. Едва за ним закрылась дверь, я уткнулась носом в подушку и все-таки разрыдалась. Идиотка, господи, какая идиотка! Почему сразу, еще в аэропорту не догадалась? Ну ведь ежу понятно, что не просто так администратора прислали именно из Москвы!

– Аня!!!

Я мгновенно вскочила с кровати. Кажется, кричал Баранов. Совершенно забыв, что минуту назад готова была его убить, я выскочила из комнаты и побежала в помещение, где мы оборудовали что-то типа лаборатории. Тут же из соседней комнаты выбежал взъерошенный Борис.

– В чем дело? – он переводил взгляд с меня на Рудольфа и обратно.

Баранов кивнул куда в сторону. Я подошла к нему и проследила за взглядом. В углу, за холодильником, лежал Бойцун. Он был мертв. Я в ужасе ухватилась за рукав администратора.

– Что за черт… – пробормотал Борис, подходя к телу.

Я все-таки решилась подойти ближе. Глаза Николая были открыты, в них застыла какая-то помесь ужаса и боли. Изо рта вытекала странная золотистая жидкость. Почувствовав, что готова упасть в обморок, я отошла в сторону. Тут же в дверях показался и Шашарин.

– Что у вас происходит? – спросил он. – Кто кричал?

Прижав ладонь тыльной стороной ко рту, я махнула второй рукой в сторону Баранова и вышла. В коридоре прижалась спиной к холодной стене, пытаясь унять дрожь.

Успокойся, Аня, ситуация неприятная, но вполне логичная, учитывая, сколько они пили.

Нужно было еще с утра вызвать машину и отвезти его в больницу. Но кто ж знал? Ему вроде бы стало лучше. А потом все занялись своими делами, всем было не до Николая.

Я почувствовала, что в уголках глаз закипают слезы. Черт, ну зачем я вообще сюда поехала? Жутко, совсем по-детски захотелось домой. Придти на кухню, рассказать матери, как прошел день. Но не этот, кошмарный, а обычный день в университете.

Я до боли закусила губу и сжала кулаки. Вроде бы стало отпускать. Там трое мужчин, один из которых вроде бы отвечает за все, что здесь творится. Пускай разбираются сами, я не могу. Я ушла в свою комнату, заперла дверь на замок и до утра проспала как убитая.

***

Меня никто не разбудил. Я открыла глаза только в восемь. Прислушалась. За дверью было тихо. Мне вдруг показалось, что все уехали, забыв про меня. Я в панике выскочила из комнаты, тут же столкнувшись в дверях с Барановым.

– Я шел к тебе, – сказал он. – Я позвонил своим, завтра с утра нас заберут.

– Завтра с утра? – оторопела я. – Почему не сегодня?

– Они не успевают подготовить перевозку меладона.

– Дольф, у нас тут труп! И мы будем находиться с ним еще целый день?

– Аня, это же не от меня зависит! Я такой же подчиненный, как и ты. Начальство сказало – завтра.

Я сжала зубы.

– Куда вы дели тело?

– Никуда.

– Ты хочешь сказать, что он так там и лежит?! – Мне казалось, что все это какой-то дурной сон, я сейчас проснусь дома, на своем диване. Но секунды шли, а я все еще стояла в темном коридоре.

– Меня гораздо больше беспокоит слизь вокруг его рта, – задумчиво проговорил Баранов, глядя куда-то сквозь меня.

– О, пожалуйста! – я подняла руки в останавливающем жесте. – Давай без подробностей! Я не хочу даже думать о том, чем и как его рвало перед смертью!

Баранов перевел взгляд на меня.

– В том-то и дело, это не похоже на рвоту, обычно…

Я демонстративно зажала уши руками и ушла в свою комнату. К меладону я сегодня даже не подойду, пока с ним с одной комнате находится труп Николая. И вообще я к нему больше не подойду. Пускай что хотят, то и делают.

До обеда я лежала на кровати и тупо смотрела в потолок. Если за нами приедут только завтра, что ж, я подожду это завтра здесь. Хотелось есть, но это терпимо. Еще во время учебы в университете, я неделями сидела на всяких диетах, поэтому терпеть голод мне не привыкать.

Около четырех часов пришел Баранов, неся на подносе тарелки с едой.

– Поешь, гордый палеонтолог, а свалишься в голодный обморок.

Он говорил это с улыбкой, но было видно, что он напряжен сильнее, чем утром.

– Что случилось? – испугалась я.

– Леха… – Баранов вздохнул. – У него те же симптомы, что были у Коли. Говорит, живот болит так, как будто там ведьмы шабаш у костра устроили.

Сердце ушло в пятки. Отлично! Вот мы все и влипли!

– Эпидемия? – мгновенно севшим голосом спросила я.

– Не знаю. Тебя ничего не беспокоит?

У меня тут же заболело буквально все. Заныла сломанная 21 год назад нога, воспалился вырезанный в двенадцатилетнем возрасте аппендицит, заложило уши, кошки пошли драть когтями горло, и весь шабаш переместился в мой желудок. Огромным усилием воли подавив в себе эту истерику, я сказала, что здорова.

– Я тоже вроде, – кивнул Баранов. – Борю только не могу найти. Уже часа два не видел.

– Посмотри по закоулкам, дрыхнет где-то в обнимку с бутылкой, – фыркнула я.

– Давай его поищем, – Рудольф протянул мне руку, помогая встать. – Вдруг он тоже болен?

Вот что-что, но идти искать этого алкоголика мне хотелось меньше всего. Однако сидеть тут и копаться в своих слишком депрессивных мыслях тоже не вариант. Проигнорировав протянутую мне руку, и встала и вышла из комнаты.

Около часа мы искали Новака, обошли весь этаж, заглянули во все подсобки, но его нигде не было.

– Надо спуститься вниз, – наконец сказал Баранов, – к генераторам.

– Что бы он стал там делать? – я уже порядком устала и все, что мне хотелось, это лечь спать и проснуться завтра с утра, когда за нами приедут.

Баранов пожал плечами и молча пошел к лестнице. Я несколько секунд смотрела ему вслед, потом грубо, в совершенно не свойственной мне манере, выругалась и побежала за ним.

На лестнице было темно, я пожалела, что не захватила фонарик. Рудольф шел где-то впереди.

– Твою ж мать! – вдруг послышался его голос.

Я остановилась как вкопанная.

– Что?

– Я во что-то вляпался.

Он достал из кармана зажигалку, щелкнул кнопкой и поднес к перилам. От увиденного моя спина мгновенно покрылась холодным липким потом. Все перила были вымазаны какой-то желто-зеленой дрянью. Рудольф держал правую руку на весу, с нее тоже стекала эта слизь. Он огляделся, нашел в углу какую-то тряпку, вытер руку.

– Что это такое? – едва сдерживая отвращение, спросила я.

– Хотел бы я знать, – пробормотал Баранов, разглядывая перила. – Похоже на ту дрянь, что вытекала изо рта у Коли.

Я истерически рассмеялась. Класс! Просто класс! Баранов бросил на меня быстрый взгляд, отвернулся и пошел дальше, на этот раз подсвечивая себе дорогу зажигалкой.

Вдруг где-то внизу что-то грохнуло. Я вздрогнула, в один прыжок догнала Рудольфа и ухватилась за его рукав. Мы вместе пошли на звук. Едва завернули за угол, как вдруг впереди я увидела такое, от чего волосы на голове встали дыбом. Нечто огромное, около полутора метров в длину, похожее на мерзкого червя без головы, серое, скользкое, присосалось к груди сидящего у стены Бориса.

Я плохо помню все, что было дальше. Кажется, я заорала, отпустила Баранова и взлетела вверх по лестнице. Пришла в себя уже только в своей комнате.

О боже, что это было?! Что это такое?!

Тут же прибежал Баранов. Судя по его глазам, он видел то же, что и я. Это не галлюцинация. Это реальность.

Возврат к списку