– Знаешь, сколько стоил этот зонд? – Коннор говорил по обыкновению тихо и вежливо, но у Питера были причины чувствовать себя не в своей тарелке.
Доктор Эксон был уверен в том, что повторное зондирование даст долгожданные результаты, а Дойл был против. Питер рискнул провести зондирование самостоятельно, благо вопреки общественному мнению Коннор не всегда бодрствовал и не контролировал каждый шаг каждого подчиненного. К сожалению, зонд пропал, а Коннор продемонстрировал большой талант к задаванию неприятных вопросов.
– Соизмеримо с моей годовой зарплатой? – уныло спросил Питер.
– Соизмеримо с годовой зарплатой всей нашей команды, – невозмутимо уточнил Коннор. – А знаешь, как называется твое поведение?
– Это ты большой специалист по казенным формулировкам, – буркнул Эксон.
– И все-таки?
Питер подумал, что Коннор умеет быть настоящей сволочью.
– Хулиганство? – Эксон не смотрел на шефа и тихонько пинал ножку стола, дожидаясь, когда закончится экзекуция.
– Неподчинение прямым приказам, – поправил Дойл. – А знаешь, что за это бывает?
– Коннор, ну прекрати! – попросил Питер.
– Отвечай, пожалуйста, на поставленный вопрос.
– Отстранение? – скучным голосом произнес Питер, глядя в стол.
– Увольнение, – любезно подсказал Коннор.
– А?.. – вот тут Питера проняло, и он шокировано уставился на шефа.
– По-хорошему, я должен тебя уволить, – чуть ли не по слогам сказал Коннор.
– Я все понял и больше не буду, – быстро сказал Питер, моментально придавая лицу самое честное выражение.
– Я себя чувствую воспитателем в детском саду, – с неожиданной экспрессией отозвался Коннор. – Питер, пойми: одного раза более чем достаточно! Я действительно должен был бы тебя уволить!
– И что будем делать?.. – помолчав, осторожно спросил Эксон.
Коннор выдержал паузу в полминуты и только после этого сказал со вздохом:
– Я не буду никого ставить в известность, что зонд был запущен не по моему приказу.
– А мне что делать?
– Учиться быть взрослым.
– Он точно обиделся, – пожаловался Питер, кивнув на дверь кабинета.
– И как ты это определил? – фыркнула Линдси.
– Когда мы выходили, он сказал «до встречи» как-то особенно индифферентно.
– Не хочу тебя расстраивать, но, по-моему, у него есть пара поводов для недовольства, – Доннер пожала плечами.
– Все равно неприятно, – Питер тоскливо вздохнул.
– Попроси прощения, – предложила Линдси и продолжила, увидев полное непонимание в глазах Питера: – Ну знаешь, приносишь чашку кофе, а заодно говоришь: «Прости, Коннор, я был не прав».
– А если просто кофе принести? – поразмыслив, спросил Эксон.
– Решит, что ты подлизываешься, – заявила Линдс. – Я бы так и решила.
– Ну так то ты, – нахмурился Питер. – А если принести кофе, но не говорить, что это я его принес?
– Извини, ты сейчас что сказал?
– Как бы подкинуть ему кофе, понимаешь?..
Линдси еще пару секунд непонимающе смотрела на Питера, потом моргнула несколько раз и махнула рукой.
– Лично я иду домой. Ты делай, что хочешь: подкидывай кофе, похищай сахар... А я – домой.
Оставшись в одиночестве, Питер сел за общий стол и пригорюнился. Однако через пару минут перед ним опустилась кружка, от которой вкусно пахло кофе.
– Будешь?
– Проще простого! – заявил Эксон. – Мы вооружимся пистолетами, заряженными транквилизаторами. Не нужно будет никакой полномасштабной полицейской операции.
– Ты хоть стрелять умеешь? – без особой надежды спросил Коннор. Они стояли в тире Управления.
– Спрашиваешь! – фыркнул Эксон, ловко заряжая пистолет. Питер был готов к этому вопросу и заранее предвкушал реакцию на ответ: – Я, между прочим, посещал секцию спортивной стрельбы в Университете!
– Посещал, говоришь... – вздохнул Коннор. – Понятно.
Это была не совсем та реакция, которую Питер ожидал. Решив проявить себя на практике, он прицелился.
– Смотри и устыдись своего скепсиса! – заявил он и нажал на курок. Пистолет щелкнул, но ничего не произошло.
– Что за?.. – поразился Эксон, недовольно встряхнул пистолетом и развернул к себе, чтобы заглянуть в дуло. И тут же сильно получил по руке. Пистолет упал на пол, а Питер изумленно уставился на шефа.
– Коннор, ты чего?! – ошалело спросил Эксон.
– Уйди с глаз моих! – со страданием в голосе произнес Дойл. – И пока не выучишь технику безопасности наизусть – не возвращайся!
Фонарик мигнул в последний раз и погас. Коннор выругался (про себя, конечно же), сделал попытку привести капризную технику в чувство, пару раз ударив по фонарику. Понял, что окончательно остался в темноте. Возвращаться обратно за исправным фонарем не хотелось – бессмысленная потеря времени. Коннор прикрыл глаза, давая им возможность привыкнуть к темноте. Просчитав про себя до двадцати, он открыл глаза. Чернота впереди перестала казаться непроницаемой, еще через минуту он уже вполне различал очертания нагромождений на этом заброшенном складе. Коннор двинулся вперед, мимолетно подумал о том, что если бы так поступил кто угодно из команды – отправился искать неизвестное, возможно агрессивное, существо в полной темноте, – он бы назвал это безрассудством. А когда он сам поступает подобным образом, это волшебным образом трансформируется в адекватное поведение в сложившихся обстоятельствах...
Осторожно повернув за угол, Коннор неожиданно попал в луч яркого света, из-за чего не смог сразу опознать человека, с которым почти столкнулся.
– Стой на месте! – голос был изрядно напряженным, но знакомым.
– Питер, это я.
Коннор подошел к быстро опомнившемуся Эксону.
– Ну знаешь!.. – многозначительно с чувством произнес тот. – Проверяешь крепость нервов сотрудников?
– У меня перегорел фонарь, – поморщился Дойл. – Возвращаться было нерационально.
– Что-то мне подсказывает, что если б я так поступил, это как-нибудь по-другому называлось, – пробурчал Эксон, и тут же сделал невинное выражение лица под выразительным взглядом шефа.
– Я порезал руку, – заявил Питер, заходя в штаб.
– Немедленно иди к медикам и продезинфицируй порез, – автоматически заявил Коннор, даже не повернувшись к Питеру.
– Никакого сочувствия, – притворно вздохнул Питер. – Что я должен тебе сказать, чтобы вызвать сострадание? Что мне оторвало голову?
– Если бы тебе оторвало голову, ты бы не смог мне об этом сказать, – резонно возразил Коннор, так и не оторвавшись от экрана.
– Сухарь, – горько сказал Питер. Коннор наконец к нему развернулся, скользнул по нему немного расфокусированным взглядом и снова уткнулся в цифры. – С маком.
Коннор развернулся вместе с креслом.
– Бедный, несчастный Питер, – проникновенно начал он. – Как же ты пострадал во имя науки! Как же самоотверженно ты трудишься, не жалея себя и каждую минуту рискуя жизнью!..
Питер настороженно слушал, постепенно теряя бдительность.
– А теперь, пожалуйста, пойди к медикам и продезинфицируй порез, – неожиданно закончил Дойл.
После душного помещения выйти на улицу становится особенным облегчением. Остановившись у машины, Коннор вздыхает полной грудью, чувствуя, как медленно отступает злость и раздражение, и наконец разжимает сжатые в кулаки пальцы.
– Коннор, постой! – по ступенькам торопливо спускается Питер Эксон. – Ну ты даешь! Умчался без плаща.
Коннор с недоумением смотрит на темную ткань в руках Питера и соображает, что действительно забыл про верхнюю одежду.
– Спасибо.
– Что, так крепко влетело? – понизив голос, спрашивает Эксон.
Коннор молчит, не зная, как помягче ответить, но Питер уже, похоже, не ждет ответа, уставившись в темное низкое небо.
– Смотри, начинается! – жизнерадостно говорит Питер. – Первый снег!
«Главное, что не последний», – думает Коннор и понимает, что совсем успокоился.
Снежинки не тают, опускаясь ему на плечи.
Когда Питеру было двенадцать, они с Энни часто играли в астронавтов, высадившихся на Марсе. Однажды Марсом был чердак старика Штерна, куда они забрались без ведома хозяина. Увлекшись игрой, Питер слишком широко махнул кочергой, изображавшей металлоискатель, и разбил окно. На звук немедленно поднялся хозяин дома, обратив ребят в позорное бегство. Когда Питера отчитывали за этот проступок, он поначалу попытался откреститься, но оказалось, что Штерн видел убегавших детей, а ложь привела его в ярость. «Наглый щенок! – брызгая слюной, разорялся Штерн. – Учись отвечать за свои поступки!» Питер не сгорел со стыда только потому, что знал, что это невозможно с физической точки зрения.
Сейчас Эксон – взрослый, уважаемый человек, доктор наук, сотрудник одной из самых влиятельных организаций в стране. Но когда Элсингер уходит, не только не дав требуемой информации, но и пригрозив увольнением, Питер вспоминает тот случай, и ему снова становится мучительно стыдно. А позже, когда Коннор приглашает Питера на разговор – не сам просит «давай поговорим», даже не предлагает остаться после совещания, а вызывает, передает через одного из исследователей пожелание немедленно увидеть некоего Эксона, – у Питера пред глазами появляется призрак крепко скрученной газетки.
По мнению Питера, Коннор просто не знает, что такое паника. Эксон искренне думает, что для шефа паника – это такое абстрактное слово, которое идет в различных склонениях после слов «отставить» и «давайте обойдемся без».
В его представлении Коннор и паника – понятия совершенно несовместимые. Про себя Питер этого сказать не готов.
Паника стучится к доктору Эксону далеко не так редко, как ему хотелось бы. Питер отчасти завидует Дойлю, но только отчасти. Потому что со временем Питер научился справляться с паникой, а как справляться с холодностью, обратной стороной хладнокровности Коннора, он не знал. В конечном итоге Коннор мог бы гордиться Питером – в критические моменты он всегда держался отлично. Паники не было, даже когда на готовом взлететь на воздух заводе Эксон понял, почему Дойл не торопится уходить. Питер знал, что делать и действовал. Только Коннор тоже в панику не впадал и потребовал, чтобы Питер убирался. Коннор откровенно давил, только это все равно не оправдывало того, что Питер послушался.
Паника началась, когда Эксон понял, что все это было на самом деле, и ничего уже не изменишь.
Коннор знает, какое впечатление он производит на людей.
Но он знает и то, что такое паника.
Паника – следствие ломки стереотипов в экстренной обстановке.
Паника убивает быстрее, чем ее причина, паника ломает личность, заставляет упускать возможности и может толкнуть не только на глупость, но и на подлость.
Для паники нет подходящего времени: когда беда еще не случилась, нужно не паниковать, а пытаться ее предотвратить; когда случилась – не паниковать, а разбираться с последствиями.
Только иногда, глядя в темноту под опущенными веками, Коннор выпускает дремучее, еще более темное, чем окружающая ночь, прожорливое и всеядное чудовище. Оно зовется «а что если» (а дальше идут несбывшиеся вероятности и еще не случившееся) – это имя его личной, ручной паники, выдрессированной приходить только тогда, когда можно. Маленькая слабость, которую Коннор неохотно себе прощает.
Прощает, потому что паника никогда не приходит наяву, даже когда Коннор понимает, что обречен. Нет повода для паники, потому что он не потерял свою команду. И не потеряет.
Питер часто сердится на Коннора. За то, что тот подавляющую часть времени выглядит вросшим в костюм приложением к сотовому телефону, разговаривающим выкладками из инструкций. За то, что как только появляется Дело, он будто забывает про себя и фактически перестает существовать как нормальный человек и становится Главным следователем. Функциональным и эффективным инструментом для ведения дел. В такие моменты, когда он смотрит на Коннора, ему кажется, что желать с ним более близких чем деловые отношений – все равно что мечтать заняться любовью со Статуей Свободы. Питер злится на Коннора, когда тот после очередной переделки окидывает его равнодушно-заботливым взглядом, будто пересчитывая, все ли конечности на месте, и с тем же выражением на лице поворачивается к кому-то другому. Питера выводит из себя стена равнодушия, отделяющая Коннора от нормального мира, начинающегося за пределами Управления. Эй, привет, тук-тук, к вам можно?..
Питера бесит отдающая маниакальностью скрытность Коннора. Эта способность обтекаемой фразой ответить на любой самый конкретный вопрос... Можно подумать от него убудет, если кто-то будет знать, какие книги ему нравятся!
Питеру часто кажется, что единственное чувство, которое для Коннора существует, – это чувство долга, он даже насчет чувства голода не уверен.
А иногда Питеру так не кажется.
Глядя на то, с какой нежностью Питер смотрит на материал по делу, Коннор испытывает очень странное чувство – смесь недоумения и зависти.
– Настоящая инопланетная руда, подумать только! – ласково приговаривает Эксон, настраивая микроскоп. – Какое молекулярное строение, в жизни такого не видел! Тот, кто это создавал, вообще не знал, что такое валентность!
– Думаешь, она имеет искусственное происхождение? – уточняет Дойл.
– Я имел в виду более высокие инстанции, – говорит Питер, не отрываясь от микроскопа. – Нет, ты посмотри, она еще и инертна к большинству наших реагентов, прелесть какая!
На самом деле Коннору уже давно хочется смотреть только сны, но он давит зевок и наклоняется к окуляру. Эксон ревниво наблюдает за ним, ему явно не терпится вернуться к изучению образца. Несмотря на третий час ночи, Питер бодр и полон энтузиазма.
Коннор снова чувствует укол зависти. У него самого в ушах шумит от недосыпа и слипаются глаза, а ведь встали они в одно время.
– Так, закругляйся, – советует Коннор Питеру. – Продолжим завтра.
– Хорошо-хорошо, – слишком уж искренне говорит Питер. – Только проведу еще парочку опытов.
Дойл понимает, что сам уже очень давно не испытывал воодушевления, которое Эксон сейчас просто излучает, и задается вопросом почему так.
Ответ прост: если Коннор давным-давно женат на работе, то у Питера с ней бурный роман.
– Да, пожалуйста. Делай как хочешь.
Питер недоверчиво посмотрел на Коннора.
– Вот так просто?.. Ты взял и согласился?..
– Ну да, – пожал плечами Коннор. – Что тебя не устраивает?
– Я просто немного удивлен. Кто сейчас битых полчаса рассказывал мне о возможных негативных последствиях?.. А, я понял. Это ловушка. Сейчас я скажу: «ОК, давайте посылать команду», а ты тут же: «Попался!»
– Я так часто делаю? – поднял бровь Дойл. – Серьезно, поступим так, как ты скажешь.
– Подожди-подожди. Если, как я предполагаю, сейсмическая активность действительно зависит от тепла, излучаемого живыми организмами, для того чтобы замаскировать присутствие людей, много что понадобиться. Я не смогу от своего имени выписать всю необходимую технику, мне просто доступа не хватит, – затараторил Эксон.
– Ничего, это я возьму на себя, – успокоил его Коннор.
– А проблем у тебя не будет?.. – уточнил Питер.
– Не в первой.
Питер помолчал.
– А что будет, если у нас не получится?.. – несколько неуверенно спросил он после паузы.
– Ну, ты сам знаешь, что будет, если не получится, – хмыкнул Коннор. – Фотографии ты видел. – Кстати, знаешь, я сам возглавлю команду. Если затея провалится, так будет проще, чем объясняться с Элсингером...
– Постой, я думал, раз это моя затея, то руководить группой буду я, – Эксон замер.
– Нет, Питер, кто-то должен будет координировать действия из штаба, – увещевательным тоном произнес Дойл. – Это твоя операция, значит, командовать тебе.
Питер прошелся из одного конца кабинета в другой, заложив руки за спину. А потом еще раз обратно.
Коннор сделал глоток из кружки, чтобы не смущать Эксона неуместной усмешкой.
– Знаешь, мне что-то уже не так нравится эта идея, – заявил Питер через пару минут.
– Да ладно, ты же полон энтузиазма, – удивился Дойл. – Ты говорил 85 процентов вероятности успеха...
– Но есть еще пятнадцать...
– По теории вероятностей мы просто в полной безопасности, – махнул рукой Коннор.
– А по закону вредности – нет... – покачал головой Эксон. – Нет, Коннор, это не вариант.
– Может быть, все-таки попробуем? – переспросил Дойл.
– Нет-нет, не стоит, – горячо откликнулся Питер. – Забудь.
– Уверен?
– Абсолютно.
– Ну как знаешь.
Коннор снова приложился к чашке, на этот раз надолго.