Название: Живи и помни
Автор: DellaD.
Бета: Alius aka Nat
Персонажи: Питер Эксон
Саммари: С момента гибели Коннора Дойла прошел ровно год. Казалось, жизнь его коллег и друзей пришла в норму. Но все ли смогли забыть?
Предупреждение: весьма ангстово.
– Меня уже не спасти, Питер, а это... существо может выжить...
– Коннор...
– Уходи, я приказываю тебе!
Оглушительный грохот взрыва и жар бушующего пламени настолько реален, что тело реагирует мгновенно, посылая сигнал тревоги в каждую мышцу, проверяя ее на готовность двигаться, бежать, спасаться...
Питер вздрогнул и проснулся. Будильник мерзко верещал, сообщая о том, что ночь осталась далеко позади и наступила пора встретить новое утро. Эксон с трудом оторвал чугунную голову от подушки, дотянулся до часов и нажал отключение сигнала. Теперь самым главным было не дать себе снова опустить голову, заставить себя встать и добраться до кухни.
Этой ночью он почти не спал. Тяжелые мысли и печальные воспоминания начали беспокоить его еще вечером. Он долго ворочался в постели, пытаясь уснуть, но беспощадная память на пару с бессонницей не давали ему покоя. Стоило закрыть глаза и перед внутренним взором снова и снова вставали картины не столь далекого прошлого. Казалось, он смог подавить в себе эти воспоминания, но сегодня они вернулись, как будто все случилось вчера. Неудивительно.
По квартире пополз дурманящий аромат кофе, едва Питер загрузил и включил кофеварку. Теперь можно было отправляться в душ. Может быть, хотя бы прохладные упругие струи прогонят из головы туман и остановят бешено колотящееся сердце?
– Я запрещаю еще кому-то из моих подчиненных погибать...
Душ взбодрил и дал ощущение свежести, но туман в голове не рассеялся, начиная превращаться в тупую, ноющую боль в районе затылка. Память все никак не могла успокоиться, перескакивая с места на место, подсовывая самые тяжелые, самые неприятные моменты.
– Как ты мог оставить его там?
– Он приказал мне...
– И мы должны подчиняться таким приказам?
Не должны, конечно, нет. Он ушел тогда, потому что хотел жить. Не хотел погибать вместе с Коннором. Он знал, что не может спасти его. И Коннор знал это. Дойл сам сделал свой выбор. Он выбрал смерть для себя и жизнь для всех остальных.
Жизнь пополам с чувством вины и памятью о том, что произошло. О его жертве. Об их потере. О том, что прошлое не изменить, как страстно ни желай этого. Жизнь со снами, в каждом из которых пытаешься поступить иначе, остаться... С ним или вместо него... Пытаешься искупить вину перед ним, но не можешь.
Кофе был горячим и горьким. Растворимый аспирин тоже был горьким, но холодным. И на улице оказалось тоже очень холодно. Питеру пришлось плотнее запахнуть пальто, втянуть голову в плечи и поспешить к своей машине. Но даже там, с включенной на полную мощность печкой, он так и не смог согреться. И что хуже всего: он подозревал, что этот озноб не отпустит его до конца дня.
Что ж поделать, раз сегодня день такой?
В главном здании Бюро все было как обычно. Суета в холле, очереди к лифтам и мертвенно пустые коридоры этажей. Эксон никогда не понимал этого феномена: всегда внизу и в лифтах было полно народу, но стоило ему подняться на свой этаж, как становилось пусто и одиноко. Звук его спокойных, тихих шагов казался оглушительным, он отражался от голых стен, многократно повторяясь эхом.
В лаборатории сегодня было не слишком много дел, но накопившаяся бумажная волокита давала Питеру надежду на то, что ему будет чем отвлечь себя. Отчеты, результаты исследований. А еще нужно было подбить баланс, потому что за бюджет в своих исследованиях выходить нельзя, иначе их прикроют. И доклад к конференции. Конференция еще только через месяц, но нельзя же откладывать все на последний момент, правильно? В общем, можно было найти, чем себя занять и чем себя отвлечь.
– Питер, уходи. Это приказ!
– Но Коннор...
– Меня уже не спасти...
Он резко дернулся и обнаружил, что задремал прямо над отчетом. Сказывалась бессонная ночь. Да, отвлекся, нечего сказать. Два раза "ха!" "Неужели ты думал, что отделаешься так легко, Питер? – спросил он сам себя. – Конечно, нет. День не тот".
Он почти насильно заставил себя пойти на обед. Чашка черного кофе на завтрак не давала ни сил, ни чувства насыщения. Да и язва ему совсем ни к чему.
В столовой он краем глаза увидел Линдсей. Когда он стоял в очереди, она как раз доедала свой обед, состоявший, судя по всему, из тарелки бульона и овощного салата. Она выглядела как всегда сногсшибательно. Высокая, стройная, с прямой спиной и горделивой осанкой. Своим видом и своей работой эта женщина опровергала все стереотипы. Изо дня в день.
И о том, что этот день был не такой, как все, можно было догадаться только по тому, что обедала она сегодня в гордом одиночестве, руки ее слегка подрагивали, а под глазами залегли глубокие тени, которые она не могла скрыть даже косметическими средствами. Тоже не спала. Интересно, кто еще не смог уснуть сегодня? Он, Линдсей, Антон, Клер, Купер, даже, наверное, Рей. А, может быть, и та единственная выжившая русская. Как ее звали? Кажется, Анна...
И всем им сегодня в короткие минуты сна, как и ему, наверняка являлся объятый пламенем завод, последние слова, которые они слышали от своего друга, коллеги, руководителя. Все они вспоминали. Все они помнили. Потому что они тогда выжили, а он нет.
Ровно год назад.
***
Рабочий день давно закончился, здание БНР постепенно опустело. Лишь на нескольких этажах в паре кабинетов продолжал гореть свет. Лаборатория Эксона была в их числе.
Питер упрямо убеждал себя, что доклад к конференции необходимо закончить именно сегодня. Поэтому несмотря на поздний час он продолжал сидеть за компьютером, вычитывая и правя текст, набирая новые абзацы. Сосредоточиться было невероятно трудно. Мысли постоянно уходили куда-то в сторону.
Линдсей даже не посмотрела на него в столовой. Когда-то они были довольно близки. Не как бывают близки мужчина и женщина, потому что между ними никогда не было ни романтического притяжения, ни сексуального влечения. Это была та самая дружба между мужчиной и женщиной, в которую никто не верит. Как выяснилось, это была дружба между женщиной и двумя мужчинами и без одной из граней их треугольника вся конструкция отношений рухнула. Со смертью Коннора что-то умерло и между ними. Хотя им тогда удалось поговорить, и казалось, что Линдсей его простила, прежнего взаимопонимания уже не было. Наверное, уже и не будет. И эта утрата была почти так же тяжела, как потеря друга.
Эксон так погрузился в собственные мысли, что не услышал тихого стука в дверь. Свою посетительницу он заметил только тогда, когда та подошла к его столу. Это заставило его вздрогнуть от неожиданности. Питер вопросительно посмотрел на свою гостью.
– Простите за беспокойство, – чуть охрипшим голосом сказала она. – На ресепшене сказали, что я могу попробовать поговорить с вами, если у вас есть время.
Ей было не больше двадцати пяти. Светлые волосы, средний рост, хрупкое телосложение, затравленный взгляд. Пальцы, сжимавшие свернутую в трубку газету, побелели от напряжения. На бледном лице самым ярким пятном оказались темно-синие, почти черные, круги под глазами. Сами глаза казались покрасневшими и припухшими, как будто девушка недавно плакала.
– Чем могу помочь? – спросил Питер, жестом приглашая посетительницу сесть на стул. – С вами все в порядке? – на всякий случай уточнил он, заподозрив, что девушка может в любой момент упасть в обморок.
– Нет, – резко ответила та. – И я знаю, что вы не поверите моим словам. Я бы тоже не поверила... я и сейчас себе не верю. Но я не сошла с ума! Это было, хотя я не понимаю, как это могло произойти. У меня нет доказательств, кроме моих слов, но я клянусь вам, что не вру и не брежу, – она говорила быстро и сбивчиво, не глядя на Питера, словно сама с собой.
– Мисс, успокойтесь, – Эксон попытался прервать бессвязный поток. – Давайте не будем гадать. Расскажите мне, что случилось, все по порядку, а там уж я решу, могу я в это поверить или нет.
– Я не знаю, с чего начать, – призналась гостья, наконец посмотрев Питеру в глаза.
– Давайте попробуем начать сначала, – Эксон сам внутренне поморщился от банальности и бессмысленности фразы. – Как вас зовут?
– Лиз. Лиз Кормак.
– Что ж, уже неплохо, – он ободряюще улыбнулся ей. – Скажите мне, что случилось, Лиз, и я постараюсь вам помочь.
Она кивнула, заметно расслабившись. Потом протянула ему газету, развернув ее и положив на стол. Ее чуть подрагивающие пальцы указали на маленькую статью. Некролог.
Питер пробежал глазами текст. Судя по всему, это была какая-то местная газета. В статье говорилось о гибели Сьюзан Кормак, которая разбилась на машине, врезавшись на полной скорости в опору моста. Поскольку погода была вполне приемлемой, дорога пустой, машина исправной, а в крови девушки не обнаружили следов алкоголя или наркотиков, полиция выдвигала версию о самоубийстве.
– Я очень вам сочувствую, – сказал Питер, взглянув на Лиз. – Но, боюсь, с этим ни я, ни мои коллеги ничего сделать не можем.
– Вы не понимаете, – громким шепотом сказала Лиз. – Сью не погибла в этой катастрофе... не должна была погибнуть... не она...
Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали, ее всю мелко затрясло. Эксону было невероятно жаль бедную девушку, на которую смерть сестры, по-видимому, произвела очень сильное впечатление. Он прекрасно понимал ее боль, отчаяние, нежелание верить и надежду на то, что все еще можно изменить.
– Конечно, не должна была, – он старался, чтобы его голос звучал как можно мягче. – Но иногда то, что не должно случаться, все равно случается. И мы не всегда бываем в силах что-то изменить, предотвратить это.
– Вы не понимаете, – повторила Лиз с нотками отчаяния в голосе. Слезы текли по обеим ее щекам. – Это из-за меня! Я виновата... – ее голос сорвался.
– Это не ваша вина, – поспешил заверить ее Эксон. – Это был ее выбор. Вы не можете винить себя...
– Да нет же! – перебила его Лиз почти со стоном. – Я виновата, потому что это был мой выбор.
– Что? – Питер смотрела на нее с непониманием.
– Это был мой выбор. Это я решила покончить с собой. Это я погибла в этой катастрофе!
***
– Прекрасно помню этот день. Я проснулась раньше обычного, сны не давали покоя... кошмары. Я помню, что проснулась с мыслью о том, что безумно устала от всего этого. Было пасмурно, холодно. Серое небо без солнца, мокрый снег. Я не пошла на работу, потому что внезапно это показалось бессмысленной тратой времени. Сестра ушла как обычно... Мы живем... жили вместе, снимали квартиру на двоих.
Весь день я провалялась на диване, пялясь в телевизор. Я даже не стала пить... а последние полгода я пила много. Мой психотерапевт сказал, что это не выход, но что он понимал в моей проблеме?
Ближе к вечеру я накинула легкую куртку, взяла ключи от машины и поехала... кататься. Это такое странное ощущение, когда сама себе говоришь одно и в то же время знаешь, что собираешься сделать совсем другое.
Я включила музыку на полную громкость, она отупляла. И все разгонялась, разгонялась... Сначала было страшно, а потом я вдруг почувствовала небывалую легкость. Дорога была скользкой, мокрой и почти пустой. Редкие встречные машины мигали мне фарами... водители думали, что я не замечаю своей скорости. А я все прекрасно замечала и понимала. Я знала, что через пару миль будет поворот и железнодорожный мост над дорогой. Я знала, что на такой скорости и на такой дороге мне ни за что не справиться с управлением... И надавила на газ.
Не осуждайте меня, доктор Эксон. Некоторые воспоминания навсегда остаются настолько яркими и реальными, что могут отравить тебе жизнь. Не все можно забыть. Не от всего можно отойти. Иногда проще самой поставить точку, чем ждать, когда же кто-то там наверху начнет в твоей жизни хотя бы новый абзац. Я в тот день решила умереть, потому что жить дальше с этой болью не было сил. Это был мой выбор, мое решение. И я имела на это право.
Лиз замолчала. Питер ждал, когда она продолжит, не торопя. То, что говорила эта женщина, было больше похоже на личностное расстройство или на какое-то другое психическое отклонение, а никак не на описание феномена. Но почему-то Эксон не пытался избавиться от своей посетительницы. Говорила ли она правду, свела ли ее с ума гибель сестры, но в ее голосе он слышал боль, которая перекликалась с его собственной. И хотя он видел Лиз Кормак первый раз в жизни, он чувствовал некую связь с ней. Их объединяла горечь утраты.
– Я помню летящую на меня опору моста, – продолжила она. – Я помню, как весь мир окутала чернота, а потом... Потом все вдруг изменилось. Я все еще помнила, как встала утром, как смотрела телевизор, как ехала на машине. Но я помнила и другое. Что встала по будильнику, пошла на работу и провела там весь день. Вернулась в пустую темную квартиру, телевизор в гостиной все еще работал... Я помнила, что это я не выключила его, но в то же время знала, что меня не было в тот день дома. Я не понимала, что произошло. Почему я помню разные события. И не только за этот день, но за все последние полгода... с того самого вечера, который перевернул мою жизнь с ног на голову. Я помнила... я и сейчас помню, что со мной сделали, но в то же время помнила, что это на самом деле произошло не со мной, а со Сью. И это она последние полгода пробыла в депрессии, обнимаясь по вечерам с бутылкой...
А потом мне сообщили, что моя сестра разбилась на машине. И я точно знала, где и как это произошло.
Больше никто ничего не помнит. Все уверены, что это Сью тогда ушла с вечеринки одна, а я осталась. Это на нее напал тот тип... И это она так и не оправилась после случившегося... Но я же знаю, что все было не так! – от переполнявших ее эмоций Лиз стукнула кулаком по столу. – Все это было со мной! И это я там погибла! Сью тут вообще ни при чем!
Она снова заплакала, спрятав лицо в ладонях. Питер молчал, не зная, что сказать. Женщина была не похожа на лгунью. Хуже того, она не была похожа на сумасшедшую. Но и то, что она говорила, не могло быть правдой.
– Мисс Кормак, – едва выдавив это, Питер испуганно замолчал. Его голос был необычно хриплым. Эксону пришлось прокашляться. Он собирался посоветовать этой несчастной обратиться снова к тому психотерапевту, о котором она упоминала. Возможно, специалист сможет помочь ей справиться с горем и навести в голове порядок. Но вместо этого у него с губ почему-то сорвалось: – Я хочу взглянуть на квартиру, в которой вы жили с сестрой. И на то место, где она погибла.
Лиз моментально перестала плакать. Она посмотрела на Питера с благодарностью и частично с недоверием. Похоже, он был не первый, кому она пыталась рассказать эту историю, но стал единственным, кто не отправил ее к психиатру. Сам же он решил, что врач, судя по всему, нужен ему.
Десять минут спустя они уже ехали в его машине по направлению к многоквартирному дому, где жили девушки.
***
– Уходи! Это приказ!..
– Разве мы должны подчиняться таким приказам?
Питер вздрогнул и инстинктивно оглянулся. Конечно, воспоминания и сны мучили его последние сутки, но до сих пор они не преследовали его наяву, как видения. Оглянулся он машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает, не ожидая увидеть кого-то, однако его взгляд зацепился за странную женщину, которая стояла на другой стороне улицы и пристально смотрела на него и мисс Кормак.
– Вы идете? – обеспокоенно спросила Лиз, придерживая входную дверь многоэтажного дома.
Питер отвлекся всего на секунду. Бросив короткий взгляд на свою спутницу, он снова посмотрел на другую сторону улицы, но там уже никого не было.
– Да. Иду, – отрывисто ответил он и последовал за ней в подъезд.
Квартира, в которую его привела Лиз, была самой обычной: холл плавно перетекал в кухню, которая, в свою очередь, сразу за барной стойкой становилась гостиной. Из гостиной вели две двери в спальни, за кухней находилась ванна. Обстановка была простой, но весьма приятной. Когда-то это место можно было назвать даже уютным, но недавно случившаяся трагедия наложила на него весьма заметный отпечаток.
Питер цепким взглядом осмотрел гостиную, заваленную вещами, обеденный стол, на котором скопилась немытая посуда. Похоже, Лиз Кормак последние дни пробыла в полной прострации, и ей было не до домашних дел.
– Простите, здесь неубрано, – судя по ее тону, хозяйку на самом деле абсолютно не трогало то, что чужой человек стал свидетелем подобного бардака, ее слова были лишь данью вежливости. Питер не стал утруждать себя дежурным: "Ничего страшного".
Вместо этого он обошел гостиную, заглянул сначала в одну спальню, потом в другую. В той, что была справа от входа, царил почти идеальный порядок, не пострадавший даже сейчас. Вторая комната больше соответствовала общему виду квартиры: разбросанные повсюду вещи, несколько грязных стаканов, а на полу Эксон приметил несколько пустых бутылок. Причем выпили их явно не за последние три дня и даже не за последние три недели. На подоконнике стояла переполненная пепельница, из-за которой в комнате поселился тошнотворный запах.
– Какая из этих комнат ваша? – спросил Питер, вернувшись в гостиную.
– Та, что справа, – спокойно ответила Лиз, доставая из сумочки пачку сигарет. – Хотя видит Бог, я не понимаю, как это произошло. Сью у нас всегда была аккуратной. Я тоже была... до того случая. А потом мне стало как-то наплевать на то, в каком состоянии находится моя комната. – Дрожащими руками она с трудом подожгла сигарету. – Только почему-то теперь все наоборот.
Питер еще раз обвел взглядом захламленную гостиную и обернулся на спальни. Если девушка говорит правду, то все действительно выглядит несколько странно: такой порядок в комнате у человека, допустившего небывалый бардак в остальных комнатах. Однако Питер понимал, что это ничего не доказывает. Это всего лишь слова. Их не измерить спектрометром. У Лиз может быть банальное расстройство личности. Или еще проще: она лжет, чтобы привлечь к себе внимание.
– Вы мне не верите, – хрипло заметила Кормак между затяжками.
Под ее пристальным взглядом Питер немного смутился. Он стоял посреди ее гостиной в пальто и ботинках, засунув руки в карманы, озираясь по сторонам, пытаясь понять, что вообще привело его сюда, ведь это было полным нарушением процедуры. Да и что там процедура! На основании голых слов никто в Бюро даже не шевельнулся бы, чтобы начать обычную процедуру заведения дела. Оно бы даже до предварительного расследования не дошло. Кормак бы просто отправили к психиатру. Почему он вообще ее послушал и поехал сюда?
Питер взглянул на Лиз и прочел ответ в ее глазах. Именно в этом затравленном взгляде обессиленного человека, который пытается понять, почему все произошло так, а не иначе. И виновата ли она? И могла ли она что-то сделать, чтобы все было иначе? Этот взгляд он так часто видел в зеркале первые месяцы после Архангельска.
– Дело не в том, что я не верю, – соврал Питер. – Просто здесь не за что зацепиться, понимаете? – он шагнул к ней. – Я не могу инициировать расследование без фактов. А у меня есть лишь ваши слова.
Лиз последний раз глубоко затянулась и затушила окурок в чашке с недопитым кофе. Ее тело сотрясала мелкая дрожь, руки нервно теребили одежду, то запахивая пальто плотнее, то разводя полы в стороны. Глаза перебегали по комнате от предмета к предмету, не видя на самом деле ничего.
– Это было, – все так же хрипло сказала она. – Все, что произошло со мной, по какой-то причине вдруг оказалось историей Сью. Как будто мы с ней поменялись местами, понимаете? Я пыталась умереть, а вместо этого угробила единственного человека, которого любила. И как мне теперь жить с этим? – она вопросительно посмотрела на Эксона. – Как мне жить с подобными воспоминаниями? И умереть я теперь не могу... Что если дело во мне? Что если у меня опять не получится и погибнет кто-то еще?
Ее глаза снова наполнились слезами, она медленно осела на пол, обхватив голову руками, и громко зарыдала.
***
Питер вышел на улицу и глубоко вдохнул, набирая целые легкие морозного воздуха, пропитанного запахом большого города. На выдохе из его рта вырвалось облачко пара. Холодает. Он снова зябко поежился, обвел взглядом противоположную сторону хорошо освещенной улицы.
Водка с булькающим звуком льется в чашку, взаимодействуя со слюной, начинает бурно пениться...
– Коннор, нет...
И снова воспоминание яркой вспышкой пронзило мозг, на мгновение отключая его от объективной реальности. Питер вздрогнул и пошатнулся, теряя ориентировку в пространстве.
Она снова стояла с другой стороны улицы и смотрела на него. Пожилая женщина лет шестидесяти, с длинными грязно-серыми волосами, выдающимся носом, одетая в какие-то невообразимые тряпки. Настоящая ведьма. Мимо нее шли прохожие, не обращая на нее никакого внимания, словно там никого и не было.
Посмотрев Питеру в глаза, она повернулась и пошла вниз по улице.
– Эй! Постойте! – крикнул Эксон. Он вдруг почувствовал непреодолимое желание поговорить с незнакомкой. Внутренний голос твердил, что у нее есть нужный ответ. Питера абсолютно не смутило то, что он не знает толком вопроса.
Он побежал. Бросился в поток машин, не осознавая, что делает. Благо, движение было не слишком интенсивным. Вслед ему доносился визг тормозов и гневные крики водителей, но Питер не обращал внимание. Он старался не отрывать взгляда от прямой спины, чтобы снова не потерять женщину из вида.
Незнакомка шла медленно, но Питер почему-то не мог догнать ее, хотя бежал на пределе своих сил и уже начал задыхаться. А потом она свернула за угол, Эксон потерял ее. Когда он последовал за ней, то увидел перед собой только тупик, женщины нигде не было. Тяжело дыша, Питер досадливо поморщился. Как подобное могло произойти? Все это похоже на страшный сон...
– И так ты утешаешь себя? – услышал он за спиной тихий голос.
Питер обернулся и увидел перед собой ту самую женщину, за которой гнался. Вблизи она еще больше походила на ведьму, чем издали. Заглянув в ее глаза, Питер похолодел. Они были абсолютно черными, даже без намека на цветную радужку и белки.
– Кто вы? – с трудом выдавил Эксон, инстинктивно попятившись назад. Женщина даже не шелохнулась, но расстояние между ними почему-то осталось прежним, хотя Питер сделал добрых три или четыре шага.
– Нет, не это твой вопрос, – ее губы растянулись в довольно жуткой улыбке. В темном провале глаз что-то шевельнулось.
– Что вы? – выдохнул Питер, отступая еще дальше. И снова она не двинулась с места, но осталась в пугающей близости.
"Это сон, – подумал Питер. – Это все чертовски реальный кошмар. Я просто снова заснул в своем кабинете, и все это мне снится".
– Увы, мистер Эксон, это не сон. Как не был сном Архангельск.
По спине Питера побежали мурашки. Он тяжело сглотнул. Темнота в глазах незнакомки была пугающей, но вместе с тем безумно притягательной.
– Откуда вы знаете про Архангельск?
– Я все знаю.
– Что вам от меня нужно? – спросил Питер, чувствуя подступающую панику.
– Не это твой вопрос, – повторила женщина.
– Да у меня нет никаких вопросов! – заорал Эксон и сделал попытку обойти "ведьму", сбежать от нее. Однако она снова оказалась прямо перед ним, не шевельнувшись ни разу.
– Что вы делаете? – теперь паника была отчетливо слышна в его голосе.
– Не это твой вопрос, – был тихий ответ. На этот раз женщина даже рта не открыла, чтобы сообщить это.
– Какой же у меня вопрос?! – Питер почувствовал, как перехватило горло, сердце словно сжала сильная холодная рука. Совсем как тогда, в первый месяц...
– Ты знаешь его, – слова были похожи на шипение.
Питер прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Ему надо как-то убежать отсюда. Если он не будет смотреть на нее, она ведь может снова исчезнуть.
– Не надейся. Ты сам позвал меня, и я не уйду, пока не дам тебе ответ. Ответ на вопрос, который мучает тебя уже год. Вопрос, с которым ты просыпался каждое утро. Ты научился не слышать его, но ты все равно постоянно задаешь его себе...
– Я мог спасти его? – глухо произнес Питер, не открывая глаз. Сил смотреть на женщину у него не было.
– Да.
***
Питер открыл глаза и похолодел от ужаса. Улица исчезла, вместо нее вокруг были угрюмые стены и ржавые трубы русской газораспределительной станции. Эксон посмотрел на себя: его одежда тоже изменилась. Оглянувшись, он понял, что находится в том самом помещении, которое служило им с командой конференц-залом, лабораторией и кухней одновременно. На полу лежал замороженный паразит, который ранил Купера, на столе в беспорядке стояли чашки.
– Ты мог раньше заметить неладное, – услышал Питер голос "ведьмы". – Ты мог не пустить его к рубильникам.
– Это мог сделать любой из нас, – прошептал Питер, то ли оправдываясь, то ли просто констатируя факт. Он снова плотно сомкнул веки, надеясь, что видение исчезнет. Однако когда он открыл глаза, он все еще был в России.
– Вы все могли спасти его, но никто из вас этого не сделал. Он сам мог спасти себя, но он предпочел умереть.
– О чем ты говоришь? – Питер повернулся на триста шестьдесят градусов, ища глазами свою собеседницу, но женщины нигде не было. – Что значит, он мог себя спасти, но предпочел умереть?
– Вы все видели, что с ним что-то происходит, но все не обращали внимания, считая, что он сам разберется, сам справится. Вы считали его сильным и решительным.
Голос стих. Словно под гипнозом, Питер подошел к столу, нашел чашку Коннора, потом – бутылку водки. Все как тогда. Водка снова вспенилась и ядовито зашипела, соприкоснувшись со слюной.
– Он не был таким, каким вы его считали, – тихо произнес голос. – Он не смог вовремя принять решение и покинуть станцию. А когда времени почти не осталось, он предпочел прекратить свою агонию, нежели бороться за жизнь до конца.
– Он спас нас, – возразил Питер. – Он спас всех, уничтожив очаг заражения!
– Он покончил с собой, чтобы остановить свою боль. Он заставил вас верить в то, что пожертвовал своей жизнью ради вас, в то время как он сделал это для себя. Он оставил вас жить и помнить о том, что вы не смогли спасти его.
– Но сейчас-то я еще могу попробовать, – пробормотал Питер. – Сон это или явь, но я все равно могу попробовать.
Он сорвался с места и бросился бежать. За прошедший год он слишком часто видел это место во сне, чтобы не вспомнить дорогу к рубильникам. Однако его бег больше походил на попытку пройти сквозь густой кисель. И хотя он задыхался и выбивался из сил, ему почти не удавалось сдвинуться с места.
– У тебя было больше всего шансов помочь ему. Ты мог настоять на своем и вытащить его, несмотря на его протесты. Но ты оставил его, потому что боялся не успеть. Ты боялся умереть. Ты убеждаешь себя, что всего лишь выполнил приказ, но на самом деле ты сам сделал свой выбор. Ты выбрал шанс на спасение себя. Это логично и вполне объяснимо. Это именно то, что потребовал бы инстинкт от любого человека. И хотя ты все это понимаешь, ты не можешь жить с этим.
Питер понял, что ему не добежать вовремя и остановился. Ему потребовалось пара минут на то, чтобы восстановить дыхание. А когда в глазах у него перестало темнеть, Эксон с удивлением обнаружил, что находится у рубильников.
– Какого черта... – ошалело выдохнул он.
– У тебя будет еще один шанс, – голос незнакомки оказался совсем близко. Питер обернулся и обнаружил, что та стоит рядом с ним. Ее глаза были все такими же черными.
– Еще один шанс? – с подозрением спросил Эксон. В глубине его сознания уже зарождалось подозрение, но он пока отгонял от себя эту мысль.
Губы женщины вновь растянулись в жуткой улыбке.
– Да, – прошептала она, отвечая то ли на заданный, то ли на еще не родившийся вопрос.
– Такой же, как у Сью Кормак? – обреченно уточнил Питер.
– Я не Санта Клаус и не добрый джинн из лампы, – сообщила ведьма. – Один умер, и я не могу просто отменить этого. Но я могу поменять вас местами. Все, что произошло с ним, станет твоим. Если ты правильно определишь момент, в который надо внести изменения...
Она снова исчезла, а пространство вокруг Питера начало меняться. Словно в обратной прокрутке он видел события тех дней. Вот он говорит с Коннором, а в следующее мгновение он снова на кухне, проверяет свою догадку. Потом кто-то переворачивает назад еще несколько страниц. Теперь они только находят тело Баранова.
И дальше назад. Бесполезный обход станции. Конвульсии и смерть Шашарина.
– Вот здесь, стоп! – крикнул Питер.
Анна занесла кусок льда над оцарапанной рукой Коннора.
– Вот когда он заразился...
– Ты не можешь изменить историю здесь, – возразил голос. – Его рука кровоточит, кожный покров нарушен. Если не Анна, так он заразится иначе. Один должен умереть. Иначе никак.
Пространство вновь задвигалось, история продолжила прокручиваться назад. Они нашли Льва и Анну. Еще раньше...
– Вот здесь, – глухо сказал Питер. Коннор замер, сделав шаг в сторону подозрительного шкафа с оборудованием, где приборы показали наличие живого существа. – Он открыл дверцу, ее толкнули изнутри. Его откинуло назад, и он повредил руку. С этого все началось...
– Верно.
Она снова стояла рядом с ним. Мир вокруг замер, время застыло.
– Так каков твой выбор, Питер Эксон? Ты хочешь спасти его?
Он молчал. Смотрел на остановившегося Коннора, кусал губы. Если сейчас он согласится, то он погибнет. Прощай работа, прощайте друзья, прощай отец, прощай Энни... Если откажется, то уже точно никогда не сможет спать спокойно. Не сможет спать вообще.
– Если я займу его место, он точно выберется? Он не останется со мной?
– У него не будет своего выбора. Он сможет только повторить твои действия.
Питер подумал о Лиз Кормак, в голове которой перепутались две истории.
– И он будет все помнить? Что произошло? А другие – нет?
– Верно.
Еще полстука сердца, еще один вдох.
– Я согласен.
– Договорились...
Все мгновенно пришло в движение, но теперь события разворачивались не в обратном порядке, а в естественном. История менялась. Питер сам открыл дверцу шкафа. Потом лед. Обжигающе холодный. Начавшееся недомогание. Чудовищные боли.
Питер переживал все это, но в то же время словно смотрел со стороны. Ему казалось, что Коннор где-то рядом, в недоумении наблюдает за происходящим. Эксон чувствовал его смятение и отчаяние. Безысходность. Что это? То, что чувствовал Коннор перед смертью? Или то, что он чувствует сейчас, когда история меняется на его глазах, а он не в силах остановить это?
– Питер, нет...
– Коннор, я прошу тебя, уходи. Меня уже не спасти, а это... существо еще может выжить.
– Питер...
Он уходит. Удаляющийся топот шагов. Коннор бежит к выходу.
Питер почувствовал, что рука его сжимает последний рубильник. Еще только пара секунд, чтобы дать Коннору немного времени. Чтобы дать себе немного времени.
Страх перед близким концом смешался с безудержной эйфорией. Наконец-то все закончится! Больше никакой боли. Никаких кошмаров. Никакого чувства вины.
Ты будешь жить, Коннор. Будешь просыпаться по утрам и идти на работу. Будешь улыбаться Линдсей. Расследовать новые дела. Может быть, все же разгадаешь загадку Бермудского треугольника.
Ты будешь ловить на себе обвиняющие взгляды. Будешь просыпаться по ночам в холодном поту. Будешь жить с мыслью, что еще один человек, за которого ты отвечал, погиб. Ты будешь помнить о том, что я для тебя сделал. Ты будешь жить так, как приходилось этот год жить мне.
Последний рубильник. Яркая вспышка света и нестерпимый жар. Господи, это не сон, не бред. Он действительно умирает.
А ты живи, Коннор. Живи и помни.