2 февраля 1995, фанфик-ролевка
Memento
Заявка: мы считаем, что мы выполнили неофициальную заявку Nat, которая хотела еще один проект от авторов "2 февраля 1995" и "Моменты жизни". И кажется она еще хотела узнать, как выжил Коннор.
20 августа 1998
Коннор:
Клер была дома. В гостиной работал телевизор, на кухне лилась вода. Услышав ее голос где-то в соседней комнате, я на секунду засомневался в своем решении, все-таки, для нее прошло полтора года. Нужен ли я ей еще? Но она мне нужна. У меня прошел час. И последнее, что я видел – это ее искаженное болью лицо, когда я крикнул ей "Беги!"
Мне как воздух нужно увидеть ее. Если я ей уже не нужен, потом решу, что делать. Но сейчас хочу быть эгоистом.
– Клер, ты дома? – громко спросил я.
На кухне что-то упало. Должно быть, телефонная трубка.
– Я вернулся, – тихо сказал я.
Клер:
Трубка все еще звала меня голосом моей матери откуда-то с пола, но я стояла как вкопанная, не в силах ни шагнуть, ни пошевелиться. Все, Клер, доигралась. И не говори, что минздрав тебя не предупреждал.
Потом я вспомнила, что сегодня не пила. Так что если Дойл начал преследовать меня не только во сне, но и наяву, то помощь бурбона ему в этом не нужна.
Я наклонилась, подняла трубку. Все было как в тумане. Состояние, на самом деле, было похоже на сильное опьянение, когда уже не чувствуешь ни губ, ни рук, ни ног, тело живет само по себе.
– Я перезвоню, – чужим голосом сказала я в трубку и, не слушая ответа, нажала сброс.
Прижав телефонную трубку к груди, я медленно вышла в прихожую. Дойл стоял, прислонившись спиной к двери. Нелепо улыбаясь. Весь лохматый, заросший, в ужасной толстовке и джинсах. Нет, точно не плод моего воображения, у меня бы воображения не хватило представить его таким.
И все же. Я также медленно приблизилась к нему, чувствуя, как начинает бить озноб. Сжала руки в кулаки, чтобы не дрожали пальцы, и стиснула до боли челюсти, чтобы не стучали зубы. Подойдя почти вплотную, коснулась ладонью груди (рука ходила ходуном, но мне было плевать).
Он был твердый. Твердый и теплый. Живой. Мозг выполнил недопустимую операцию и схлопнулся. Вместо мыслей в голове осталась только черная пустота. Онемевшими губами я спросила единственное, что пришло в голову:
– Это действительно ты?
Коннор:
Клер изменилась гораздо сильнее, чем я себе мог представить. Впрочем, я себе никак не представлял. Волосы стали чуть длиннее, другая прическа, вокруг глаз стало чуть больше морщинок, но, кажется, они ей шли.
Она вышла из кухни, прижимая в груди телефонную трубку. Медленно подошла ко мне. Я видел, как она дрожит, как нервно сжимает зубы, пытаясь взять себя в руки. Господи, ну и идиот! Как ты мог вот так припереться к ней спустя полтора года? Надо было... Что? Позвонить? Привет, Клер, я вернулся, жди, скоро буду? Нет, так еще хуже.
Я не знал, что ей сказать. Я не знал, что обычно люди говорят в таких ситуациях? Впрочем, вряд ли кто-либо когда-то оказывался в таких ситуациях. И я даже представить себе не мог, что она сейчас чувствует. Аккуратно, как будто она была стеклянной, обнял ее.
– Да, – тихо ответил я на ее вопрос.
Клер:
Мои пальцы судорожно сжались, сминая и без того довольно помятую ткань толстовки. Голос был тоже его. Это был он. "Как" и "почему", наверное, были бы логичными вопросами, но для меня сейчас их не существовало. Он был жив, он был здесь.
Наверное, я должна была заплакать. Или засмеяться. Или то и другое вместе. Слезы и истерика на радостях – это здоровая реакция здорового организма. В моем организме за последние полтора года не осталось ничего здорового, в том числе и реакций. Когда каждый день проводишь слишком много времени, чтобы не рассыпаться на части, а по вечерам то и дело напаиваешь себя до онемения, только бы не думать, не помнить, а лишь спать и не видеть сны, оставаться здоровым человеком слишком сложно.
Чертов организм никак не мог понять, что ему нужно просто расслабиться, что самое плохое позади. Неважно как, неважно почему. Надо бы просто воспарить к небесам от счастья и благодарить всех известных богов разом.
Вместо этого я услышала, как телефонная трубка снова упала на пол. Наверное, я до сих пор не последовала за ней только потому, что он меня держал. Или я все-таки стояла сама?
Я обхватила Коннора руками за плечи, обняла его, крепко прижав к себе. Да, он был настоящий, живой. Он пах Коннором, ощущался как Коннор. В ушах зашумело, и ноги вдруг так устали, что больше не могли стоять. Я не теряла сознание, я просто оседала на пол, хватаясь за Коннора, чтобы все-таки не упасть.
Почему я не могу просто заплакать?
Коннор:
Я крепче прижал Клер к себе, не давая ей рухнуть на пол. Потом подхватил ее на руки, отнес в гостиную, отмечая про себя, что всего второй раз в жизни несу ее на руках. Усадил на диван, сам опустился перед ней на пол, взял ее руки, прижал к своим губам.
Мне так много хотелось сказать ей, но чертов язык не желал шевелиться. Всего час назад, сидя на холодном полу, сжимая рукой рубильник и отсчитывая в уме оставшееся мне время, я жалел, что не успел сказать ей все, что должен был. Я думал, что никогда больше не увижу ее. И вот она передо мной, а я снова не могу ничего ей сказать.
– Прости, – наконец произнес я, глядя ей в глаза. – Прости, что заставил тебя пережить все это.
И тут в голове возник вопрос, который, по идее, должен был возникнуть еще час назад, когда я проснулся на автобусной остановке в центре Чикаго. А КАК МНЕ ЭТО УДАЛОСЬ?!
Клер:
Кажется, он что-то там сказал про прощение. И только тут я поняла, что да, я должна бы на него злиться. Он наорал на меня, заставил уйти и жить с мыслью о том, что я не смогла спасти его, а сам шарахался неизвестно где полтора года.
Вот тут-то я и почувствовала, как в глазах вскипели злые слезы. Ах, прости?
Я отняла свои руки, а потом замахнулась и отвесила ему звонкую пощечину.
– Где, черт побери, тебя носило, Дойл? – проорала я, чувствуя, что слезы все-таки потекли по щекам. Кажется, все-таки истерика. Это хорошо. Это здоровая реакция.
Коннор:
Я сгреб Клер в охапку и прижал к груди, улыбаясь как ненормальный. Она не изменилась, она все такая же. Когда она вышла ко мне с телефонной трубкой в руках, когда обнимала меня в коридоре, пытаясь упасть в обморок, когда смотрела на меня, сидя на диване, – я не узнавал ее. А теперь наконец-то узнал. Да, это моя Клер.
Кажется, следующие несколько минут я просто молча целовал ее. Губы, глаза, шею – все, до чего мог дотянуться. Только сейчас пришло понимание, что всего этого могло не быть. Что этого не должно было быть. Не знаю, кого мне там, сверху, благодарить за этот второй шанс, но больше я так бездарно его не упущу.
– Клер, я не знаю. Я ничего не знаю, – сказал я, зарываясь лицом в ее волосы, вдыхая такой знакомый аромат.
Клер:
Другое дело, а то "прости"... Вот теперь можно и простить, когда он снова целует меня. Правда, он никогда не целовал меня так. Впрочем, с тех пор, как мы начали встречаться (ну или правильнее сказать спать друг с другом и жить на две квартиры), мы никогда еще до этого не расставались на полтора года. А это ЧЕРТОВСКИ много времени.
Я заставила его сесть на диван рядом со мной, а потом села сверху, чтобы было удобнее целовать и чувствовать его под своими руками. Стащила эту отвратительную толстовку, провела кончиками пальцев по груди, от плеч и вниз, к животу. Почувствовала, как он слегка дернулся. Конечно, у меня руки ледяные, а он весь горячий.
Внезапно вспомнив кое-что, я положила руки ему на затылок, посмотрела в глаза и, стараясь выглядеть как можно убедительнее, потребовала, как когда-то он:
– Больше. Никогда. ТАК. Не делай.
Коннор:
– Никогда, – клятвенно пообещал я.
Я никогда больше так не сделаю. Просто потому, что теперь я знаю, что стоит на кону.
Кажется, такой нелепой, такой безрассудной радости я не испытывал никогда в жизни. Все то, что казалось мне важным раньше, – получение очередного звания, раскрытое дело, найденный феномен – все это не шло ни в какое сравнение с важностью иметь возможность дышать и держать в объятиях любимую женщину. Иметь возможность видеть ее, касаться ее, целовать ее, слышать ее голос, смотреть ей в глаза, чувствовать ее руки на своем теле, ее губы на своих губах. Иметь возможность жить.
В каком-то полном сумасшествии я одним движением стянул с нее одежду, вдохнул аромат ее кожи, такой знакомый, такой любимый. Я не помнил всех тех полутора лет, что помнила она, но я помнил гораздо больше – те десять секунд, которые я жалел, что не сказал ей главного.
С трудом оторвавшись от нее, я заглянул ей в глаза и сказал:
– Клер, я люблю тебя.
Клер:
У меня закралось подозрение, что это все-таки какая-то чертовски реальная фантазия или галлюцинация. Может, шизофрения? Да нет, у меня нет в роду шизофреников. И если Дойл сумел воскреснуть из мертвых, то почему бы ему не научиться говорить о любви?
Я почувствовала, что сейчас снова разрыдаюсь. Что ж такое? Погладила склонившееся надо мной лицо. Я не могла понять, изменилось оно за это время или нет. Я полтора года запрещала себе смотреть на его фотографии, начала даже понемногу забывать детали.
Ну что он смотрит так странно? Только спустя пару мгновений я поняла, что он вообще-то ждет моего ответа. Кончики пальцев добрели по покрытой щетиной щеке к губам.
– Жаль, что тебе, чтобы понять это, пришлось немножечко умереть, – пробормотала я. – За что я-то тебя, оболтуса, любила столько лет? Даже когда ты не замечал моего существования. Даже когда ты был мертв для всех нас.
Коннор:
Я не знал, что могу сказать в свое оправдание. Потом вдруг подумал, что ей и не нужно это. К черту слова, гораздо больше можно сказать делом. Я улыбнулся ей, наклонился и снова поцеловал, чтобы больше уже не отпускать и не отвлекаться на разговоры.
***
21 августа 1998
Клер:
Я припарковалась на своем обычном месте на подземной стоянке в Управлении и заглушила мотор. Коннор сидел рядом, сосредоточенный и внешне спокойный. Я сомневалась, что он действительно так спокоен, как хочет казаться.
По крайней мере, мы привели его в порядок. Коннор был шокирован тем, что у меня дома все еще хранились его вещи. А что поделать? Я не сентиментальна, просто рука не поднялась выбросить. Мелочевку типа бритвы я сложила в коробки да убрала в чулан, а некоторые вещи так и остались лежать или висеть в шкафу. Полтора года. Наверное, мне все-таки стоило обратиться к психотерапевту, у меня явная проблема со стадией принятия: я все это время хранила у себя вещи человека, который не должен был вернуться.
Ну, по крайней мере, они пригодились, и Коннор смог появиться в Управлении гладко выбритым, зачесанным, в костюме и при галстуке. Хотя, конечно, костюм пришлось реанимировать.
Я вопросительно посмотрела на него.
– Ты готов?
Коннор:
Я коротко кивнул, хотя вовсе не был уверен, что готов. Мне казалось, что если бы я только знал, что у меня были эти полтора года, просто я ничего не помню, мне было бы легче смириться с тем, что эти полтора года были и у них. Но беда в том, что у меня НЕ БЫЛО этих полутора лет. Я сказал про себя "десять", повернул рычаг и через мгновение услышал незнакомое "Эй, парень" и открыл глаза в Чикаго. Поэтому я даже отдаленно себе не представлял, что чувствует Клер и все остальные.
Я вышел из машины точно так же, как делал это шесть последних лет. Своих шесть последних лет. Правда, в этот раз со мной была Клер. Раньше мы никогда не приезжали на работу вдвоем, даже в те два года, что практически жили вместе.
Еще утром мы решили, что к Элсингеру я пойду один. Пока мне не хотелось впутывать в это Клер. Возможно, я наивен, но мне казалось, что Элсингер о наших отношениях ничего не знал, да и у Клер было много работы с утра.
Охранник у входа был мне не знаком, я ему, видимо, тоже. Клер показала ему пропуск, и он даже не стал интересоваться, что это за тип идет с доктором Дэвисон. В лифте Клер сжала мою руку и, коротко улыбнувшись, вышла на своем этаже.
Поднявшись еще на этаж выше, я вошел в приемную Элсингера. На месте бывшей секретарши сидела совсем молоденькая девочка. Черт, полтора года прошло, а я не встретил ни одного знакомого во всем Управлении! Поздоровавшись, я попросил проводить меня к шефу.
– Как вас представить? – слишком серьезно для своего детского личика спросила она.
Я на секунду замялся. А, к черту!
– Профессор Коннор Дойл.
Девица окинула меня странным взглядом, видимо, имя слышала, но в кабинет начальника ушла. И буквально через несколько секунд на пороге появился сам Френк.
Френк:
– Коннор Дойл во плоти, – я криво усмехнулся. – А мы думали, что ты погиб в России. Вот сюрприз!
Я открыл дверь и пригласил Дойла внутрь. Он вошел, как всегда прямой как палка. Не сел, пока я ему не сказал. Солдат. Только вот помнится мне, что этот солдат незадолго до того, как исчезнуть в России полтора года назад, пошел против моих приказов. И теперь с ним глаз да глаз.
– Ну и? – я выжидающе уставился на него. – Рассказывай, что с тобой случилось. Мне Наташа в заключительном отчете очень четко изложила, что ты не мог выжить. Приложила устное свидетельство доктора Дэвисон о том, что ты был заражен и не смог бы выжить, даже если бы не было взрыва. Так как же тебе все-таки удалось? – я подался вперед и сложил руки перед собой на столе. – И где ты все это время был?
Коннор:
Черт, ну почему у меня не было этих полутора лет, которые позволили бы мне если не забыть, то хотя бы чуть притупить воспоминания о том, что сделал Френк! О том, как он послал нас в ту дыру, не сообщив об опасности. О том, как требовал от нас привезти "новую форму жизни", подставляя всех. Для меня это все было вчера. И я слишком хорошо помнил его лицо в тот момент, когда я посмел не подчиниться приказу и бросил трубку.
Я сел на предложенный стул, стараясь хотя бы взглядом не выказать свое презрение.
– Да, я был заражен, Дэвисон все сказала правильно, – невозмутимо подтвердил я. – Когда червь напал на Купера, я отдал приказ команде эвакуироваться, а сам взорвал завод вместе с "новой формой жизни", – кажется, получилось немного ехидно, надо бы держать себя в руках. – Дальше я ничего не помню. Очнулся вчера вечером на автобусной остановке в Чикаго.
Френк:
– Ну, я вижу, ты не растерялся, – я выразительно посмотрел на его костюм, галстук. И как всегда раздражающе аккуратно выбрит и причесан. – Насколько я знаю, твою квартиру пересдали, а вещи отправили каким-то родственникам. Уж не знаю, что они с ними сделали. И все твои друзья и коллеги считали тебя покойником. Но я так понимаю, у тебя где-то есть запасной аэродром, куда всегда можно приземлиться? Даже после полутора лет забвения?
Коннор:
Твою ж мать! Что-то этот момент мы с Клер упустили, совсем не до него было. Но и явиться в Управление в том виде, в котором я вчера материализовался на пороге ее квартиры, я не мог. А почему, собственно, не мог? Меня не было полтора года, я вообще был мертв эти полтора года, неужели кого-то моя страшная толстовка могла бы удивить больше, чем я сам? Но привычки, выработанные годами, не так просто изменить за один день. Даже если этот день значит для тебя больше, чем вся предыдущая жизнь.
– Есть, – коротко кивнул я, всем своим видом показывая, что обсуждать свою личную жизнь я не намерен. В конце концов, у меня что, не может быть подруги?
Френк:
Я попытался изобразить гадкую ухмылку: мне нравилось его бесить.
– Приятно, когда девушка умудряется дождаться тебя даже с того света, а? Что ж, вижу, с личной жизнью тебе повезло. Вернемся к делам более приземленным. Ты официально был признан погибшим, но поскольку никто так и не нашел твоих останков – по понятным теперь причинам – процедура воскрешения будет не особо сложной, мы займемся. Вопрос в том, что дальше? Ты хочешь вернуться на работу? Или хочешь сначала взять отпуск? Или, – я сделал паузу, внимательно глядя на него, – ты готов побыть объектом исследования? То, что произошло с тобой, звучит необычно, но может иметь вполне обычное объяснение. Вопрос в том: ты хочешь знать его?
Коннор:
Проигнорировав вопросы про личную жизнь, я задумался. Хочу ли я знать, как мне удалось выжить там, где я выжить не должен был? Хочу ли знать, куда делась та тварь из меня? (Мы с Клер нашли лишь небольшой шрам как от полостной операции слева, под самыми ребрами). Хочу ли знать, где провел последние полтора года? Господи, конечно же, я хочу все это знать!
– Да, я хочу начать расследование, – ответил я, в упор глядя на Элсингера.
Френк:
Я хмыкнул. "Начать расследование". Старший следователь до мозга кости.
– Что ж, – я потянулся к телефону и попросил свою секретаршу вызвать Линдсей Доннер. – Я поручу это расследование одному из лучших наших специалистов, – сказал я Дойлу после этого.
Коннор:
Линдсей? Линдсей будет старшим следователем в моем деле? Однако... Но спорить не хотелось. А ты, старина Френк, все уесть хочешь? Меня это больше не трогает. Во всяком случае, я постараюсь, чтоб не трогало.
Линдсей пришла быстро. Услышав ее голос, я замер, не оборачиваясь, чтобы сразу не шокировать ее.
Линдсей:
Все-таки начальником быть иногда хорошо – раздал указания, организовал работу, подписал пару бумаг – и все. Правда, такие прекрасные дни бывают далеко не всегда. День сегодняшний уж точно не обещал мне никаких неожиданностей типа "срочного вызова" на ковер оперативного директора. Уже хотя бы только потому, что у Френка с докладом я была вчера, и претензий к работе аналитиков Главный никаких не имел. Поэтому сегодняшний вызов Элсингера меня если не удивил, то слегка озадачил. Секретарша в приемной ничего толком мне не сказала. Я пожала плечами, постучала, дождавшись разрешения, вошла.
– Доброе утро, – в кабинете помимо Френка находился еще один человек. Мужчина. Он сидел спиной ко мне и даже не обернулся, в мою сторону. Что-то в его позе настораживало и казалось знакомым. Я мысленно пожала плечами, отгоняя наваждение, и глянула на Элсингера:
– Мне передали, что вы хотели меня видеть?
Френк:
– А, Линдсей! Хорошо, что смогла прийти так быстро, – я сделал приглашающий жест в сторону второго кресла, одновременно с этим говоря: – Ты ведь помнишь Коннора Дойла? Он был у нас старшим следователем, вы какое-то время даже работали вместе, насколько я помню. Года три назад.
Я внимательно посмотрел на нее, ожидая реакции.
Линдсей:
От удивления я, кажется, приросла к полу. У Элсингера что, прорезалось извращенное чувство юмора? Или уже маразм начался? Хотя ему вроде бы рано еще...
– Мистер Элсингер, если это шутка, то она,.. – как бы это сказать-то помягче, – глупая...
Френк:
Я удивленно приподнял бровь.
– Мисс Доннер, от главы аналитического отдела я ожидал более точного... анализа ситуации.
Коннор:
Я решил закончить эту комедию и обернулся к Линдсей.
– Здравствуй, Линдсей, – тихо сказал я, глядя на нее.
Френк:
"Все. Приехали, – выдал внутренний голос, – абзац!"
Я стояла и не верила своим глазам – прямо передо мною сидел... Коннор Дойл. Тот самый, которого я когда-то поклялась вырвать из своего сердца, тот, которого я потом все-таки оплакивала ночами... Тот самый, которого мы все похоронили полтора года назад.
В этот момент я реально прочувствовала на себе правдивость сразу нескольких выражений "язык примерз к небу" и "ни вдохнуть, ни выдохнуть". Я просто стояла и смотрела на Коннора. Наверное, цветом лица я была тон в тон со своей белоснежной рубашкой...
По всей видимости, вид у меня был не очень, раз Коннор рванул в мою сторону...
Коннор:
Линдсей побледнела так резко, что я действительно испугался. На всякий случай подошел к ней, памятуя, как пыталась свалиться в обморок Клер. Конечно, Линдсей не настолько была привязана ко мне (я надеюсь), как Клер, но осторожность не помешает.
– Ты как? Порядок? – спросил я, краем глаза улавливая ухмылку Элсингера.
Френк:
Я наблюдал за разыгрывающейся драмой не без удовольствия. Жаль, Эксона нет под рукой, его бы я тоже назначил в эту команду. И пусть бы они расследовали, если бы смогли.
Линдсей:
Голос Коннора вернул меня к действительности, я резко вдохнула, подавив в себе желание по-детски потыкать в него пальцем, чтобы убедиться, что он не плод моего воображения. Он стоял рядом, внимательно за мной наблюдая. Усилием воли я постаралась взять себя в руки.
– Я в порядке, обморок отменяется, – попыталась пошутить я. – Может, объясните, наконец, что происходит?
Френк:
– Ну, вы присядьте, чтобы я мог нормально поставить вам задачу, – я насмешливо смотрел на этих двоих. Когда они заняли свои места, я продолжил постановку задачи. – Линдсей, как видишь, у нас тут есть оживший мертвец. По свидетельствам его команды он никак не мог выжить после заражения и взрыва, однако вот он здесь – живой и здоровый. Но утверждает, что ничего не помнит из прошедших восемнадцати месяцев. Последнее его воспоминание о России, а следующее уже о том, как он очнулся вчера вечером на остановке. Параллельно с воскрешением, мы инициируем расследование обстоятельств этого чудесного факта. Ты возглавишь группу. Задач будет несколько: формально подтвердить, что этот человек – Коннор Дойл, выяснить, что случилось с организмом, который на нем паразитировал, и восстановить события последних полутора лет с момента, когда память профессора обрывается.
Я немного помолчал, взвешивая за и против, а потом все же сказал:
– Для медицинских процедур вызовите доктора Дэвисон. Она больше не занимается оперативной работой, но думаю, что ради такого случая сделает исключение. Она была с Дойлом на том задании, даже, если я правильно помню, была последней, кто видел Коннора, – я посмотрел на него с плохо скрываемой насмешкой. – К тому же, она уже знает про того паразита. Поскольку все они были уничтожены, у нас не так много сведений. И думаю, вам пригодится Антон Хендрикс. Если нужен будет кто-то еще – привлекайте. Ты, Дойл, объект, уясни себе это как следует. – Я снова посмотрел на Доннер. – Докладываешь лично мне. Вопросы есть?
Коннор:
"Он знает, – внезапно понял я, – он все знает про меня и Клер". Интересно, как давно? Клер как-то выдала себя после моей "смерти" или он уже тогда знал? Но если знал, почему молчал? Служебные романы не приветствуются. И хоть я всегда старался вести себя с ней как с любым другим членом команды, это все равно могло сказаться на нашей работе. Достаточно вспомнить дело Линденауэра/Витомани, когда я едва не потерял голову от страха за нее.
Я взглянул на Линдсей. Она стала совсем взрослой. Пожалуй, я даже смогу смириться с тем, что в этом деле она будет командовать. И мной в том числе. Во всяком случае, я постараюсь.
Линдсей:
Ненавижу Элсингера. Ненавижу эти его игры и закулисные интриги. Ненавижу, когда меня используют, причем используют вслепую. Френк всегда знает гораздо больше, чем говорит. Но за последние годы достаточно тесного общения с ним я тоже многому научилась. И аналитический отдел я возглавила далеко не за красивые глаза. Поэтому я принимаю твои правила, Френк. Пока принимаю. А там посмотрим.
– Вопросов нет, – голос спокоен, и я уверена, что по лицу тоже нельзя ничего прочитать. – Начнем с медицинского обследования и подтверждения личности субъекта. Можно приступать прямо сейчас?
Френк:
– Нужно, Доннер, нужно. Уверен, Коннору не терпится официально ожить и начать пока налаживать свою жизнь. Так что успехов вам, – я посмотрел на обоих с привычной улыбкой. – Жду завтра утром первых результатов. Оба свободны.
Линдсей:
Я поднялась, посмотрела на Коннора.
– Прошу следовать за мной, мистер Дойл, – вежливо-отстраненно, как постороннему человеку. Возможно, это и обидно, но по-другому нельзя. Игра началась.
Коннор:
Мы вышли из кабинета. Линдсей шла впереди, не оглядываясь. До сих обижена на меня? За что только, спрашивается? Неужели вспомнила то расследование, где объектом был Роллинз, а они с Питером – свидетелями? И решила отыграться. Дурак ты, Дойл, привычно обозвал я себя. С тех пор прошла куча времени, а у нее – еще больше. Она уже ничего не помнит, это ты всю жизнь все мелочи помнишь, вот и на других проецируешь.
– Линдсей, хотелось бы услышать примерный план действий, – я постарался сказать это как можно нейтральнее, чтобы она не подумала, что я собираюсь командовать ею.
Линдсей:
Я, конечно, не оказывалась на месте исследуемого – Бог миловал, но вот в разряд свидетелей пару раз попадала. Не скажу, что это особенно приятно, тем более, если ты до этого привык командовать, поэтому я примерно представляла, что теперь чувствует Коннор. Я чуть сбавила шаг и обернулась:
– Первый этап – подтверждение личности и изучение состояния здоровья. Сейчас идем к Клер, так как медицинским освидетельствованием будет заниматься она. Пока доктор Дэвисон проведет все необходимые процедуры, я переговорю с Антоном и подключу его. Ну и улажу кое-какие технические моменты. Еще вопросы?
Коннор:
– Спасибо, – сказал я.
Надеюсь, она поняла, что я благодарен ей за то, что не стала изображать из себя крутого кейс-менеджера, которому дела нет до внутренних терзаний от неизвестности объекта исследования. Пожалуй, она действительно выросла, а я все еще считаю ее той необузданной девицей, которая лезла со своими неуместными вопросами куда не следует, говорила все, что думает, делала лишь то, что считала нужным. Теперь придется привыкать к этой новой Линдсей Доннер. Теперь придется ко многому привыкать.
Линдсей:
– Да пока не за что, – я искренне улыбнулась, вызвала лифт. Пока мы ехали, заказала лабораторию для проведения обследования и узнала где сейчас Хендрикс. Через несколько минут мы уже были у двери кабинета Клер.
Вообще-то, с доктором Дэвисон у меня в последнее время сложились странные взаимоотношения: подругами мы, конечно, не стали, но уже давно не враждовали, а вполне мирно сосуществовали в пределах Управления, даже могли иногда вместе выпить кофе в обед.
В том, что Дэвисон в курсе "чудесного воскрешения", я даже не сомневалась, поэтому не стала терять время, а просто объяснила суть дела и поставила задачу, а сама отправилась к Антону.
Клер:
Отправив Коннора к Элсингеру, я пошла в свой кабинет, где сразу сварила большую кружку кофе. Конечно, я уже пила кофе дома утром, но глаза все равно слипались: я этой ночью почти не спала. Сначала по довольно приятным причинам, грех жаловаться, а потом потому что все боялась, что я усну и утром окажется, что все это было не более чем сон. Это было слишком страшно. Поэтому я проваливалась в сон, тут же просыпалась, проверяла, на месте ли Дойл, немного любовалась им спящим (в чем никогда вслух не признаюсь), а потом снова засыпала и снова просыпалась. И так до утра. Сам Дойл все это время дрых без задних ног, бревно бесчувственное. Хотя, что я от него хочу? У него не слабая нагрузочка на психику вышла, если он действительно ничего не помнит из этих полутора лет, и все, что случилось в России, для него случилось только что.
Я посмотрела на часы. Отлично, пять минут, как смотрела на них последний раз. Я ждала Коннора с новостями о его встрече с Элсингером. У меня накопилось немало бумажной работы (вся моя работа была теперь такая), но я ничем не могла заниматься, только пить кофе и немного психовать.
Вчера я почти не думала о том, как и почему Коннор вернулся. Как он выжил, где был все это время, почему вернулся именно сейчас? Когда сбывается что-то, о чем тихо умоляешь сквозь слезы кого-то, в кого даже не веришь, не искушаешь судьбу подобными вопросами. Но здесь и сейчас эти вопросы меня все-таки догнали. И я поняла, что Коннора они будут волновать ничуть не меньше, как и Элсингера. Шансов, что никто не станет изучать это чудо, практически не было.
И это мне не нравилось. Я не верю в чудеса. Я знаю, что на сотню чудес приходится в лучшем случае одно, которое действительно чудесно, а все остальное имеет вполне обыденное объяснение – от мистификации до суперпродвинутых суперсекретных экспериментов.
Я не верю в богов, в карму, даже в инопланетян почти не верю, потому что все-таки никогда воочию их не видела. Но я знаю одно: чтобы вытащить Дойла с той станции и спасти его жизнь, надо было иметь нехилые средства. Я не знаю названия той силы, что спасла его и вернула мне, но мне понятно: этот кто-то был могущественен. И этот кто-то совершенно точно не хотел, чтобы о его участии знали, иначе Дойлу бы оставили воспоминания обо всем этом.
Мне даже думать не хотелось, что может произойти, если Дойл начнет копать и до чего-нибудь начнет докапываться. А в том, что он начнет, у меня не было сомнений. Как и в том, что это станет еще одной его идеей-фикс, как треугольник.
От этих невеселых мыслей меня отвлек Коннор собственной персоной, явившийся в компании Доннер. Мы с ней обменялись взглядами: дескать, ты уже в курсе, надо полагать? – ну а ты как думаешь? – а я так и думаю. После чего Линдсей подтвердила самые мои плохие опасения. Странно, что Элсингер назначил ее на это дело, Линдсей не была кейс-менеджером. Но, по крайней мере, он назначил в команду и меня, уже хорошо.
Когда мы остались вдвоем, я не стала задавать ему лишних вопросов. И так все было понятно. Просто сдержанно кивнула, бросила: "Пошли" и повела в лабораторию, которую заказала Линдсей. Я старалась вести себя, как положено профессионалу, хотя чувствовала себя наркоманом с ломкой, перед которым маячила доза. Мне так хотелось его снова обнять, что, казалось, я сейчас закричу. Странно, раньше мне было проще держать себя на работе в руках. Хотя, опять же, раньше мне не доводилось его хоронить.
В лаборатории я указала ему на кушетку и велела снять пиджак.
– Начнем с базовых процедур, – все тем же отстраненным тоном сказала я. – Измерим тебе давление, температуру, и я возьму кровь и слюну на анализ.
Я надела перчатки и повернулась к нему.
Коннор:
Два последних года (моих 2 года) мне довольно легко удавалось играть роль кейс-менеджера рядом с Клер, даже когда это растягивалось на недели, но сейчас я чувствовал, что не могу. Не могу отстраниться от нее. Обманывал себя тем, что это исключительно потому, что я нынче не руководитель, а объект исследования, но умом понимал, что это не так. Это потому, что я теперь панически боюсь ее больше не увидеть, не успеть ей сказать то, что хочу. Я не мог оторвать от нее глаз, почти не слыша, что она говорит. Кажется, надо поговорить с Антоном, как бы ни было это тяжело. В конце концов, я тоже человек, и то, что произошло в России, не могло пройти для меня бесследно.
С большим трудом мне все-таки удалось взять себя в руки.
– Хорошо, – кивнул я, отводя от нее взгляд.
Клер:
Я взяла планшет со стандартным бланком для подобных исследований, электронный градусник, тонометр. Тело само вспоминало все нужные движения и последовательность действий.
– Так, температура в норме. Давление... хоть завтра в космос. Пульс... учащенный, – я не выдержала и немного игриво улыбнулась ему. Понизив голос спросила: – Это из-за меня или вы просто боитесь врачей, профессор Дойл?
Не дожидаясь ответа, я убрала теперь уже не нужные приборы и вернулась с капсулой для взятия мазка со внутренней стороны щеки и набором для взятия пробы крови.
– Открой рот. – Когда он подчинился, я поводила ватной головкой по внутренней стороне щеки, собирая слюну, потом запечатала пробу и подписала. – Теперь рукав закатай.
Я отнесла пробу к лотку и вернулась к Коннору. Все это казалось очень странным: никогда не думала, что он будет моим пациентом.
Коннор:
Клер привычными движениями проводила манипуляции, как будто не было у нее этих полутора лет бумажной работы. Ночью, когда у нас было время хоть немного поговорить, она сказала, что после возвращения из Архангельска не могла больше работать на старом месте, попросилась на какую-нибудь административную должность, а сейчас мне казалось, что она и не уходила никуда из лаборатории. Возможно, потому что я этого не видел.
Я закатал рукав и протянул ей руку.
– Только аккуратно, доктор Дэвисон, вдруг я хлопнусь в обморок, – пошутил я, – и вам придется делать мне искусственное дыхание.
Не ожидал от себя подобного выражения, но уж слишком она была серьезной и неприступной. Черт, Дойл, ты что, становишься сентиментальным?
Клер:
О, у нас даже чувство юмора прорезалось? Я еще немного расслабилась. Перевязала руку жгутом чуть повыше локтя и уже хотела сказать поработать рукой, чтобы в вену было проще попасть, когда заметила небольшой синяк на сгибе. Я переместила лампу, чтобы она светила в нужное место и взяла увеличительно стекло, чтобы рассмотреть синяк лучше.
– У тебя тут след от иглы, даже не одной. Странно, что я не заметила раньше. Похоже, что или уколы делали, или капельницу ставили, – я посмотрела на него с плохо скрываемым беспокойством. – Думаю, мне надо будет внимательнее осмотреть тебя. В плане кожного покрова. Кто знает, что еще найду. А теперь поработай рукой, мне надо взять кровь.
Коннор:
Я поднес руку к глазам, не забывая сжимать и разжимать кулак. На внутренней стороне локтевого сгиба отчетливо был виден синяк. Еще не позеленевший, значит, свежий. Я насчитал как минимум четыре следа от уколов. Подбородком подтянул вверх рукав на второй руке – там синяк был еще больше, но уже мерзкого зеленовато-желтого цвета. Клер проследила за моим взглядом и недовольно нахмурилась.
Значит, у меня тоже были эти полтора года, просто я их не помню. На душе стало мерзко. Со мной что-то делали. А потом тупо стерли память. Не знаю, возможно ли такое, но я это выясню.
– Нужно отдать на экспертизу мою вчерашнюю одежду, – сказал я. – Вдруг на ней остались какие-нибудь зацепки?
Клер:
Я кивнула, стараясь унять неизвестно откуда взявшуюся дрожь в руках: мне надо попасть в вену, а не истыкать Коннору локтевой сгиб еще сильнее. В животе тем временем завязывался тугой узел из страха из злости. Кто и что с ним делал? Зачем?
– Я возьму стерильный пакет и съезжу за ними, потом отдам на экспертизу, – голос внезапно охрип. – Ладно, давай сюда руку. Мне нужно очень много твоей крови, потому что мне нужно будет сделать очень много тестов.
Я натянула на лицо улыбку. Порывисто сжала его руку, безмолвно обещая, что все будет хорошо. Без собственной уверенности в этом и через латекс получилось плохо, но уж чем могу, так сказать.
Взяв кровь, я протянула Коннору запечатанный пакет со стерильной больничной пижамой и кивнула в сторону ширмы.
– Иди, переодевайся. Только сразу не надевай это, позови, как будешь готов, чтобы я тебя осмотрела, как следует.
Коннор:
На всякий случай напомнив себе, что приставать к врачу при осмотре как минимум некрасиво, а как максимум непрофессионально, я скрылся за ширмой, одновременно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из последних полутора лет. В голове не было пустоты, какая должна была бы быть, по моему мнению, при амнезии. Там не было провала. Был завод, а потом сразу остановка в Чикаго.
– Надо поговорить с Антоном по поводу регрессивного гипноза, – сказал я уже из-за ширмы. – Вдруг какие-то воспоминания у меня все же есть.
Я почти уже начал привычно раздавать указания, вовремя спохватился, что в этом деле я всего лишь объект.
– Иди, проводи свой осмотр, доктор Дэвисон.
Клер:
Я покачала головой: нет, горбатого только могилой. Мне стало даже жаль Линдсей: невозможно же работать с таким объектом! Который процедуры и инструкции знает лучше нас всех вместе взятых. И не может перестать командовать.
Хотя он же не виноват, что он вот так из кейс-менеджера в подопытные угодил. Роллинз тоже не особо с этим справился тогда, а ведь кроме всего прочего еще и при смерти был.
Я зашла за ширму и направила свет так, чтобы было лучше видно. Дойл, кажется, немного нервничал. Да и я тоже. Не то чтобы я не видела его раньше обнаженным или почти обнаженным: я за два года успела изучить его тело вдоль и поперек, знала его лучше, чем свое собственное. Как и он мое. Все родинки, пятнышки, шрамы, большие и маленькие. Но как-то вот до сих пор не доводилось рассматривать его под лампой и изучать с такой целью. Это было странно.
Спереди мне не удалось найти что-либо еще, кроме уже обнаруженных синяков и небольшого шрама. Который, кстати, выглядел довольно странно. За полтора года рубец не мог стать таким незаметным. Похоже, кто-то предпринял попытку его скрыть или "состарить". Но я-то знаю, что в феврале 1997 у Дойла не было этого шрама.
Я обошла Коннора, чтобы изучить кожу на спине и задней поверхности ног. И тут же меня бросило в жар, и я смущенно откашлялась. Кажется, кто-то (не будем показывать пальцем, но это явно была Клер Дэвисон) ночью слегка переусердствовал. Я коснулась кончиками пальцев пары свежих царапин. Коннор вздрогнул.
– Кхм, хорошо, что меня назначили на осмотр. Не хотела бы я, чтобы ты кому-то объяснял, откуда это, – я не удержалась, и за кончиками пальцев последовали мои губы. – Кстати, прости за это, – пробормотала я ему на ухо, пользуясь тем, что уж здесь-то никакие камеры нас не видят.
Коннор:
Собраться стоило немалых усилий. Успокаивало лишь то, что теперь у меня была загадка. Загадка, которую мне необходимо разгадать.
– Доктор Клер Дэвисон, держите себя в руках, – улыбаясь, сказал я, мягко отстраняясь от нее. – Я обещаю, что вечером позволю вам извиниться.
Клер:
– Я и не думала накидываться на вас тут, профессор Дойл, – тоже улыбаясь, соврала я. Я закончила осмотр и сказала: – Можешь одеваться. Пойдем делать УЗИ и МРТ. Хочу посмотреть, что там у тебя внутри.
Чем больше я видела на мониторах, тем меньше мне это нравилось. Похоже, кто бы что ни делал с Коннором последние полтора года, они вывернулись наизнанку, чтобы сохранить ему жизнь.
И внезапно я почувствовала благодарность по отношению к этим неизвестным мне людям. Кем бы они ни были и какими бы причинами ни руководствовались.
Коннор:
Экзекуция продолжалась больше часа. Да уж, вот сейчас я в полной мере ощутил сочувствие к тем, кого раньше самому приходилось исследовать и практически рассматривать под микроскопом.
Наконец доктор Дэвисон (безопаснее пока называть ее так, а то она СЛИШКОМ близко) соизволила вытащить меня из трубы томографа и вошла в кабинет, держа в руках увесистую папку с результатами исследований.
Я никогда не страдал клаустрофобией, но находиться в этом аппарате столько времени было все равно неприятно. Клер выглядела напряженной.
– Ну что там? – спросил я, пытаясь по ее глазам понять хоть что-то.
Клер:
– Я пока не готова дать тебе свое заключение врача, – я потерла рукой лоб: голова раскалывалась. – Думаю, тебе лучше пойти сейчас к Антону. А я сведу все воедино и уже на совещании все расскажу. Уверена, Линдсей не будет против твоего присутствия.
Я старалась не смотреть ему в глаза. Если начну рассказывать сейчас все так, как оно мне видится, еще разревусь от избытка чувств. А это никуда не годится.
Признаюсь, на секунду мне захотелось послать к черту всю эту нашу сдержанность и профессионализм, вцепиться в Дойла мертвой хваткой и больше никогда не отпускать, уткнуться ему в плечо и реветь как девчонка. И чтобы он гладил меня по голове и утешал. Но я давно не была девчонкой. Патологоанатомы не плачут.
Коннор:
– Клер, – я взял ее за плечи и повернул к себе лицом, пытаясь заглянуть в глаза, хотя она упорно отводила взгляд. – Пока ты мне не скажешь, что ты там увидела, я никуда не уйду. Не держи меня за идиота, который не видит, что ты расстроена.
Клер:
"Прицепился как пиявка", – зло подумала я, но на самом деле злиться на него не могла. Только посмотрела на него, стараясь не выглядеть ни плаксивой, ни разбитой, какой себя чувствовала.
– Я там увидела, – начала я, но голос предательски охрип, и мне пришлось откашляться, чтобы продолжить, – что ты действительно умер, Коннор. В каком-то смысле. Рад, что спросил?
Коннор:
Сволочь. Бесчувственная тварь. Все как обычно, называть себя такими эпитетами мне было привычно лет с пятнадцати. Но от этого не менее противно. Неужели сложно было подумать, что она не говорит тебе ничего не потому, что не хочет, а потому, что ей нужно время собраться? Еще сутки назад ты был для нее мертв. Дай ей время привыкнуть к мысли о том, что ты никуда не денешься.
– Прости, – сказал я, понимая, что именно это мог бы и не говорить. Ей от моего "прости" ни холодно, ни жарко. – Антон все еще на старом месте? Или ты меня проводишь? – последняя фраза прозвучала скорее как просьба, а не как вопрос. Очень уж не хотелось расставаться с ней вот так. Даже если это всего на несколько часов.
Клер:
– Пойдем, – я взяла его за руку. Даже если это увидят камеры, ну и что? Что я, пациента за руку не могу отвести к другому врачу? Ну вас всех к черту, все Управление, если не могу. – Я провожу тебя.
Я улыбнулась, давая понять, что все хорошо, что я скоро буду в порядке. Мне надо только немного времени.
Коннор:
До кабинета Хендрикса мы шли молча. Клер о чем-то думала, я не мешал ходу ее мыслей. Уже у дверей я повернулся к ней и тихо сказал:
– Что бы ты там ни увидела, Клер, это все в прошлом.
Она кивнула, хотя мне показалось, что даже не расслышала, что я там говорил. Я вошел в кабинет, снова напоминая себе, что прошло полтора года, а не один день.
Антон:
Я ждал встречи с Коннором с волнением. Линдсей предупредила, что он внезапно вернулся и придет чуть позже, потому что нам нужно как-то попытаться помочь ему вспомнить, что с ним происходило последние полтора года. Все это было очень неожиданно, но радостно. Коннор всегда мне нравился. Он относился к своим подчиненным с дружеским участием. По крайней мере, меня он не раз поддерживал, когда я переживал по поводу неправильно принятых решений. По-моему к другим Коннор относился гораздо мягче, чем к себе.
Мне было очень жаль тогда, полтора года назад, когда Клер вернулась без него. Такой молодой... еще не пожил толком, а тут такое. Мне было очень грустно видеть саму Клер после этого. Что-то подсказывало мне, что в тот день она потеряла несколько больше, чем просто старшего следователя.
Мне было интересно, каким он стал. Изменился ли за это время. Но он вошел в мой кабинет все такой же серьезный, подтянутый и собранный, каким был всегда. Как будто не было этих месяцев. Впрочем, если у него провал в памяти, то для него их и не было.
– Коннор! – я встал ему навстречу и с радостью пожал протянутую руку, подавляя в себе желание по-отечески обнять его. – Как я рад тебя снова видеть!
Коннор:
Если Клер мне показалась очень изменившейся, то Антон был все таким же. Впрочем, полтора года не такой уж срок, чтобы сильно поменяться. Да и не знал я его так хорошо, как Клер.
– Я тоже рад тебя видеть, – сказал я, отмечая про себя, что прозвучало как-то глупо. Я вообще чувствовал себя глупо. – Линдсей ввела тебя в курс дела?
Кажется, снова продолжаю корчить из себя кейс-менеджера. Но что я сделаю, если только это позволяет мне держать мысли в порядке? Если я начну думать о том, что это все произошло со мной, что это я подопытный кролик, ничего хорошего не выйдет. Оставлю эти мысли на потом, когда будет время и место обо всем подумать.
Антон:
Я кивнул и предложил ему сесть не в кресло напротив моего стола, а на диван, стоящий в стороне. Не хотелось создавать ощущение "я по эту сторону – ты по ту". Сам сел рядом. Так лучше.
– Линдсей мне все объяснила. Как ты сам-то? Выглядишь хорошо, держишься – как всегда. Так бы и не сказал, что восстал из мертвых, – я улыбнулся, внимательно следя за реакцией Коннора. Чтобы продолжать, мне нужно было понять его общее психическое состояние. А он был очень непростым человеком, таких сложно читать.
Коннор:
– Сам нормально, – спокойно ответил я, хотя чувствовал себя как на приеме у психиатра. Впрочем, почему как? – Полагаю, мне даже легче, чем вам, я совершенно не помню последних полутора лет, даже не помню, что они вообще были. Для меня все, что произошло в России, было вчера.
Угу, конечно, нормально. Кому ты врешь, Дойл? И вдруг я понял, что именно сейчас можно не держать лицо, не изображать из себя героя, не делать вид, что все в порядке. Потому что все далеко не в порядке!
Я на несколько секунд отвернулся от Антона, чтобы собрать мысли в кучу. Я не руководитель группы, я исследуемый объект. И чем искреннее я буду с ними, тем больше шансов у нас во всем разобраться. А я больше всего на свете хочу знать, что же произошло там, в России? Зачем нас туда послали? Кто вытащил меня оттуда? Где я был все эти месяцы? Почему меня вернули домой таким странным образом? Что вообще происходит?!
– Ни черта я не в порядке! – Я снова повернулся к Антону, уже не скрывая эмоций, если в принципе на такое способен. – Я не понимаю, что произошло! Не понимаю, как мне удалось выбраться оттуда! И больше всего меня бесит, что я ничего не помню.
Антон:
– Такая реакция абсолютно нормальна и справедлива, – я удовлетворенно кивнул. По крайней мере, не пытается закрыться в своей раковине и честно признается себе в том, что чувствует. – Я рад, что она именно такая и что ты можешь признаться в этом себе и окружающим. Это хороший знак, – я ободряюще улыбнулся ему. – И я надеюсь, что ты также понимаешь, что если мы возьмемся за регрессивный гипноз, я смогу увидеть твоими глазами мгновения твоей жизни, которые ты, по всей видимости, считал последними. Я знаю, что ты довольно скрытный человек – даже не пытайся возражать – и тебе это может быть не очень приятно, но я хочу тебя заверить, что все, что не будет касаться нашего расследования, останется между нами. Оно попадает под защиту тайны врача-пациента. Понимаешь?
Коннор:
Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Естественно, я прекрасно понял, на что намекал Антон. Элсингер знает, Антон знает, Линдсей знает. Интересно, а от кого мы с Клер в таком случае скрываем наши отношения? От охранников на входе?
Ладно, как говорится, со своим уставом... Принято не афишировать служебный роман, даже если о нем все в отдельности знают, значит, будем молчать.
– Не скажу, что мне прямо так уж приятно позволить копаться у себя в голове, но я понимаю, что это единственный способ вспомнить хоть что-то, – сказал я Антону, давая понять, что все прекрасно понял.
Антон:
Мне показалось, что Коннор напрягся чуть сильнее, чем я того от него ожидал. Впрочем, я же не знаю, как много у него тайн и сколько он может выложить под гипнозом. Я решил, что буду очень аккуратен: зачем мне лишние чужие тайны.
– Тогда, если ты готов, мы можем начать прямо сейчас, – я вопросительно посмотрел на него.
Коннор:
– Да, готов, – я глубоко вздохнул, надеясь, что в ближайшее время смогу узнать хоть что-то о тех полутора лет, которые официально был мертв.
Антон:
Я ввел Дойла в транс.
– Коннор, вернись во вчерашний день. Где ты?
Коннор:
– Сижу на скамейке. Вокруг ходят люди. Какой-то парень спрашивает у меня, не мой ли автобус. Ничего не понимаю. Какой автобус?
Антон:
– Вернись немного назад. Как ты оказался на этой скамейке?
Коннор:
– Я... не знаю...
Антон:
– Хорошо, – хотя хорошего здесь точно ничего нет, – утро вчерашнего дня. Где ты?
Коннор:
– Очень темно. Кажется, я лежу на узкой кровати. Или на чем-то похожем. Ничего не видно. Слышны голоса, но очень тихо, я не могу расслышать, о чем они говорят.
Антон:
Ответ Коннора озадачил и не прояснил ровным счетом ничего.
– Вернись на неделю назад. Где ты? Что ты видишь?
Коннор:
– Яркий свет бьет в глаза. Рука немеет. Кажется, мне что-то колют. Голова шумит. Очень хочется спать. Ничего не могу разглядеть. Тяжело думать.
Антон:
– Попробуй сосредоточиться на свете, кто находится рядом с тобой?
Коннор:
– Не вижу. Свет слишком бьет по глазам.
Антон:
Плохо. Очень плохо. Получается, что Дойл не помнит последнего периода своей жизни совсем. И судя по обрывкам его воспоминаний, его явно кололи какой-то гадостью. Ладно, попробуем зайти с другой стороны:
– Коннор, вернись в 13 февраля 1997 года. Обед. Где ты?
Коннор:
– Сижу в комнате. Очень больно. Нужно придумать, как выслать команду отсюда, они все в опасности. Нужно придумать, как выбраться самому. Слишком много всего нужно придумать, а времени мало!
Антон:
Я заметил, что физическое состояние Коннора стало меняться: он напрягся, лицо искажено.
– Все в порядке, никому ничего не угрожает. Продвинься вперед. Ты оттащил червя от Купера. Что ты делаешь?
Коннор:
– Даю приказ уходить. Срочно. Сам бегу к распределительному щитку, нужно подать напряжение на ворота. Все должны немедленно уехать.
Антон:
– Ты у щитка. Что происходит?
Коннор:
– Черт, Клер! Она вернулась! Она не хочет уходить без меня. Я должен выгнать ее. Кричу на нее. Вспоминаю про ворота. Она помогает мне повернуть нужный рубильник. Я прошу ее уйти. Она упрямая, говорит, что либо я уйду вместе с ней, либо она останется со мной. Я слишком ее люблю, чтобы позволить ей умереть здесь. Кричу, чтобы она немедленно уходила. Она убегает. Я один.
Антон:
Я не акцентировал внимание на чувствах Коннора к Клер, мне важно было узнать последовательность самих событий, происходящих в тот момент:
– Ты один. Что ты делаешь? Что ты видишь?
Коннор:
– Я один. Шаги Клер удаляются. Больше я их не слышу. Я считаю про себя. На счет "десять" поворачиваю последний рубильник. Яркий свет ослепляет. Я зажмуриваюсь и... все. Больше ничего нет.
Антон:
Лоб Коннора покрылся испариной, на лице гримаса боли, руки сжаты в кулаки. Стараюсь успокоить его:
– Коннор, с тобой ничего не произошло. Ты жив. Все в порядке. Что было после света? Где ты?
Коннор:
*Длительное молчание*
– Не знаю... ничего... Черт, больно! Голова болит, не могу ничего вспомнить...
Антон:
Коннор замолчал на какое-то время, а потом схватился за голову и закричал от боли. Что-то явно было не так. Я поспешил привести Дойла в чувство:
– Коннор! Коннор! Все хорошо! Я считаю до пяти и, когда я скажу «пять» ты откроешь глаза и проснешься, – говоря это, я прижал его руками к креслу, чтобы не дать ему резко вскочить после пробуждения. – Слушай меня! Один! Два! Три! Четыре! Пять!
Коннор:
Я резко открыл глаза. Голова все еще гудела. Антон прижимал меня к креслу, как будто я пытался сбежать. Казалось, он был напуган.
– Что случилось? – спросил я, пытаясь привести в норму дыхание. Было такое ощущение, что только что пробежал стометровку.
Антон:
Я действительно испугался. Испугался, что делаю что-то неправильно. Физическая боль не возникает при проведении рядового сеанса регрессивного гипноза. Что-то здесь не то.
– Ты кричал от боли... Это странно... Не пытайся пока встать, – я пресек попытку Дойла подняться. – Полежи хотя бы пару минут...
Линдсей:
За время пока Коннора обследовали Клер и Антон, я запросила данные камер наблюдения. Результаты были неутешительными – именно вчера камеры не работали. Как мне сказали, произошел системный сбой. Странно. Это заставляло задуматься. Надеюсь, Клер или Антон что-то узнали. Только подумала – и в коридоре практически столкнулась со спешащей куда-то Дэвисон. Узнав у нее, что результаты обследования уже практически готовы, я предложила собраться на обсуждение минут через пятнадцать у меня. Клер пошла за папкой, а я решила захватить по дороге Антона.
Я уже взялась за ручку, чтобы открыть дверь, как услышала крик Коннора. Что, черт побери, происходит?! Когда я зашла внутрь, Антон уже вывел Дойла из гипнотического состояния. Оба выглядели не лучшим образом. Я задушила в себе все эмоции на корню, сделала вид, что ничего не произошло, даже сама удивилась, что мне это удалось.
– У Клер готовы результаты обследования. У меня тоже кое-что есть. Если вы тоже закончили, можем это обсудить, – я посмотрела на Коннора. Да он объект расследования, но отстранять его было бы глупо по двум причинам: во-первых, его это касается непосредственно, а во-вторых, Клер ему все равно расскажет если не все, то большую часть.
– Через 15 минут у меня.
Клер:
Я вернулась в кабинет за папкой с результатам и пошла в кабинет к Линдсей. За одеждой, значит, съезжу позже. Кто бы мог подумать, что я пойду к Линдсей отчитываться по результатам исследования Дойла? В голове не укладывалось.
Когда я вошла в кабинет, там была только Доннер, Антон еще не пришел. Интересно, она Коннора допустит до совещания или упрется в инструкции?
– Можно? – формально поинтересовалась я, останавливаясь на пороге.
Линдсей:
К себе я вернулась быстро. Закрыла дверь. Сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Села за стол. Буквально через минуту вошла Клер.
– Проходи, садись.
Клер:
Едва я села на приглянувшееся мне место, как в кабинет вошли Коннор и Антон. Антон был чем-то озабочен, Коннор болезненно потирал лоб. Кажется, не одна я теперь страдаю от мигрени.
Антон:
– Здравствуй, Клер, – я прошел и сел на диван, все еще раздумывая над тем, что могло вызвать у Коннора столь болезненные ощущения во время гипноза.
Коннор:
Как же странно, совещание, а во главе стола – Линдсей Доннер. Вот уж никогда бы не подумал! Я сел напротив Клер, внимательно ее разглядывая. Вроде бы она немного успокоилась. Или закрылась? Пообещал себе вести себя примерно, не строить руководителя, чтобы Линдсей не решила, что я посягаю на ее права, и не выслала меня за дверь.
Линдсей:
Я никогда не рвалась быть кейс-менеджером, как Пит, поэтому в этой роли чувствовала себя неуютно. И уж совсем не понимала мотивов Элсингера, назначившего меня главной на это дело. Мой конек – сбор и анализ информации. Ну, ничего не попишешь. Надо командовать, значит будем.
– Итак, первоначальной задачей на сегодня было подтверждение личности исследуемого, то есть мистера Дойла и его полное медицинское обследование. Что мы имеем в результате? Клер, что у тебя?
Коннор:
Я тихо фыркнул. Линдсей что, меня копирует? Говорит моими словами. Мы с ней столько лет уже вместе не работали, а она все еще помнит? Сейчас скажет мое коронное "Теории?". Главное, не засмеяться в голос.
Клер:
Я почти съязвила что-то в ответ, но все-таки сдержалась: в конце концов, Линдсей просто выполняет свою работу. И как я поняла, назначить ее здесь кейс-менеджером – это была идея Френка, как и идея привлечь меня. Поэтому я немного откашлялась, чтобы заранее прочистить горло и голос не подвел внезапной хрипотцой.
– Я могу с уверенностью сказать, что человек перед нами – это Коннор Эндрю Дойл, 1960 года рождения, бывший сотрудник Управления, кейс-менеджер, профессор. Тесты ДНК все еще в процессе, но слепок зубов и анализ сетчатки уже говорят об этом довольно красноречиво.
Я замолчала и вопросительно посмотрела на нее. Вопрос пока касался только личности Коннора. О судьбе паразита пока не спрашивали. И мне ужасно не хотелось говорить про это при Конноре.
Линдсей:
– Антон? – я вопросительно посмотрела на Хендрикса
Антон:
– Я также не сомневаюсь в личности Коннора: под гипнозом он довольно точно изложил события последнего дня, который мы провели на расследовании в России.
Линдсей:
– Это значит, что с первой и самой легкой задачей мы разобрались. Я сегодня же представлю свое заключение Элсингеру, и он запустит процедуру восстановления твоего имени и прав, – я обратилась к Коннору. – Теперь переходим к задаче №2. Клер, что выявили результаты медицинского обследования? Каково состояние здоровья мистера Дойла?
Клер:
Я поняла, что меня так раздражает: "мистер Дойл". Кто такой этот мистер Дойл? Коннор никогда не был для меня "мистером". Сколько я его знаю, он был "профессор" или "Коннор".
– Мистер Дойл в настоящее время вполне здоров, хотя его медицинские тесты говорят о том, что еще недавно это было не так. МРТ головного мозга выявило изменения, которые характерны для пациентов, проведших очень долгое время в коме. Кроме того, можно с уверенностью сказать, что у Коннора в эти полтора года была серьезная полостная операция, возможно, не одна. Что интересно, шрам пытались убрать, но то ли хирург был не особо сведущ в пластике, то ли шрам специально не убрали полностью, а лишь состарили, чтобы выглядел как многолетний. Но мы точно знаем, что у Коннора такого шрама не было полтора года назад, до событий в России.
Я перевела дыхание и продолжила:
– Я не нашла каких-либо следов паразитов в крови, но на части внутренних органов заметны рубцы. Возможно, от паразита, возможно – результат той самой полостной операции. Что, в общем-то, взаимосвязано.
Я сверилась с отчетом. Да, вроде все, что хотела, сказала. Осталось немного.
– Я также нашла следы седативных препаратов в крови и следы от игл на локтевых сгибах. Скорее всего, это следы от капельницы и от уколов.
На этом я замолчала.
Коннор:
Вот что так расстроило Клер.
– Длительная кома? – переспросил я. – Насколько длительная?
Клер:
– Сложно сказать, изменения довольно заметны. Не день, не неделя и даже не месяц. Полгода или год, может, даже больше.
Линдсей:
Последние слова Клер меня шокировали.
– То есть ты утверждаешь, что после Архангельска Коннор перенес полостную операцию, около года находился в коме и был под воздействием седативных препаратов? – в голове это не укладывалось. – Тогда кто его спас? Где он был все это время? У вас есть какие-нибудь предположения? Версии?
Клер:
– Во всем этом нет смысла, – я снова потерла лоб: голова начинала болеть, как только я начинала думать об этом. – Отдельно от событий в России все это вполне укладывается в схему: агрессивный паразит внутри, чтобы его извлечь – полостная операция. Операция тяжелая, пациент слаб, пациент впадает в кому. Когда пациент выходит из комы, его зачем-то пичкают успокоительными. Видимо, чтобы он все время спал. Но есть одно большое "но".
Я посмотрела на Коннора. То, что я хотела сказать дальше, я хотела, чтобы он услышал.
– Когда я видела Коннора последний раз, перед тем, как бросить его на том заводе умирать в одиночестве, он уже был почти при смерти. Судя по тому, как болели и умирали другие жертвы, у него не могло быть много времени. Да и завод взлетел на воздух почти сразу, я едва успела выбежать. Там никого кроме нас не было. Просто некому было вытащить его оттуда. И негде провести операцию. Ты бы видела ту дыру, которая гордо именовалась больницей, куда мы везли Купера почти три часа. Но это было самое близкое медучреждение.
Коннор:
Я молчал. С момента моего возвращения прошло слишком мало времени, и было слишком много событий, чтобы я мог подумать о том, КАК Клер жила эти полтора года. Какой груз я повесил на ее плечи тогда, 13 февраля прошлого года. Я не потрудился представить это ни тогда, ни сейчас. Я так хотел, чтобы она ушла, чтобы она жила, что совершенно не думал о том, как она будет с этим жить.
Я поднял на нее взгляд. Она в упор смотрела на меня. Нет, надо работать. Все эмоции вечером, дома. Дома мы со всем разберемся.
– А если предположить, что все это время за нами следили? – я вопросительно смотрел то на Антона, то на Клер. Линдсей там не было, она не может знать. – Ведь мы не так тщательно обследовали завод. А периметр так вообще не рассматривали.
Антон:
– Но мы ведь с Реем обходили всю территории, когда искали паразита. Мы никого не видели. Даже следов чьего-либо присутствия.
Линдсей:
– Присутствие не всегда заметно... – я осеклась. Об этом говорить в стенах Управления не стоит.
Клер:
– Даже если за нами следили, даже если кто-то там был, как и куда тебя так быстро доставили? Где сделали операцию?
Коннор:
– Ну, вы же не хотите сказать, что я волшебным образом исчез из одного места и появился в другом? – возмутился я. – Это как-то больше в духе Эксона. Кстати, Антон, – я повернулся к Хендриксу. – Что все-таки произошло во время гипноза?
Антон:
– Мне толком не удалось провести сеанс: даже под гипнозом ты ничего не помнишь. А воспоминания сразу после взрыва вообще вызывают у тебя болезненную реакцию. В прямом смысле слова болезненную: ты даже кричал от боли.
Коннор:
Я удивленно поднял бровь.
– Такое бывает?
Антон:
– Я не сталкивался, – признался я. – Но я постараюсь выяснить, от чего такое может быть.
Линдсей:
Слишком много всего. Слишком много непонятного.
– Итак, что нам известно, – я решила обобщить информацию, для себя в большей степени. – Паразита в организме... (А к черту официоз!) Коннора нет. Когда вы его видели последний раз – Дойл был инфицирован, находился практически при смерти, и возможности выжить у него не было. Однако через полтора года Коннор внезапно появляется в Чикаго, но при этом не помнит, где он был и кто его спас.
Судя по лицам присутствующих, вроде бы ничего не упустила. Я продолжила:
– Меня еще вот что настораживает: пока шло исследование, я запросила записи камер наблюдения, чтобы узнать, как Коннор появился на остановке...
Коннор:
– И? – я настороженно уставился на Линдсей. Никогда не замечал за ней привычки тянуть кота за хвост.
Линдсей:
– Не поверите: записей нет. Именно вчера произошел системный сбой в системе видеонаблюдения целого квартала Чикаго. Именно того, где и находится злосчастная остановка. Отсюда напрашивается очень нехороший вывод: кто-то очень не хочет, чтобы мы узнали правду.
Клер:
Я, не удержавшись, фыркнула.
– Да, я, в общем-то, заподозрила это, как только узнала, что Коннор ничего не помнит.
Коннор:
Я бросил взгляд на Клер. Ее фраза прозвучала как-то уж слишком язвительно. Они что, до сих пор с Линдсей на ножах? Хотя странно, по-моему, даже тогда, два... три с половиной года назад, Клер все происходящее не слишком-то волновало, а уж сейчас с чего бы? Она сидела, откинувшись на спинку кресла, и раздраженно сверлила взглядом Доннер.
– Линдсей, я думаю, нужно отдать на экспертизу мою вчерашнюю одежду, возможно, там есть какие-нибудь зацепки. – Я снова повернулся к Клер. – Ты ее не привезла?
Клер:
– Угу, слетала на метле и привезла. Когда бы я это сделала, Коннор? – что ж все как сговорились? Несут какую-то чушь. Я подняла папку с отчетом и шмякнула ее обратно на стол. – Я твои данные анализировала.
Коннор:
Я даже не нашелся, что сказать. Невооруженным взглядом было видно, что еще несколько моих слов – и Клер взорвется. И хоть мне крайне редко доводилось видеть ее такой раздраженной, а уж в свой адрес так и вовсе, пожалуй, никогда, я решил не заострять ничьего внимания на ее состоянии. Вечером я все выясню. И что надо – исправлю.
Линдсей:
Давненько я не видела Клер ТАКОЙ раздраженной. Даже во времена нашей с ней негласной "холодной войны". Меня тоже вся эта ситуация напрягает, но сейчас не место и не время для демонстрации своих эмоций. Все-таки три года административной и управленческой работы меня многому научили. Не очень люблю "включать начальника", но видимо сейчас это придется сделать.
– Значит так, сейчас будем делать вот что, – я говорила очень спокойно, – Клер, ты заканчиваешь все тесты и к вечеру представляешь полный отчет. Антон, с тебя, во-первых, заключение о психологическом состоянии Коннора, а во-вторых, выясни, от чего может возникать боль при попытке вызвать воспоминания и как это можно преодолеть, – я перевела взгляд на Дойла. – А ты, Коннор, привезешь одежду и отдашь ее на экспертизу. Куда – скажу позже. Вопросы?
Клер:
– У меня только один: я могу идти? – скорее, к себе в лабораторию. То есть уже не к себе, но там все равно лучше. Зачем я ушла бумажки перебирать?
Линдсей:
– Да.
Клер:
Я встала, ни на кого не глядя, и чуть ли не побежала к выходу. "Только бы не увязался следом", – успела подумать я, захлопывая за собой дверь.
Коннор:
Пробормотав что-то про одежду, я выскочил вслед за Клер, но ее в коридоре уже не было. Растерянно огляделся. Без понятия, где находится ее кабинет. Ладно, сначала загляну в лабораторию.
Что с ней вообще происходит? Что такого случилось во время совещания, чего я не заметил?
Дверь была не заперта.
– Клер, ты здесь?
Клер:
Все-таки увязался.
– Да.
Коннор:
Она стояла ко мне спиной, и я не видел выражения ее лица, но по голосу вполне себе мог представить. Запер за собой дверь, подошел к ней, притронулся к ее плечу.
– Клер, что случилось? – как можно мягче спросил я.
Клер:
Вопрос на миллион долларов. Если бы я сама знала, почему хочется запустить в него чем-то тяжелым. Только что ведь было все в порядке. Что это? Аллергия на Доннер проснулась? Но как бы ревновать сейчас глупо. Значит, не Доннер. Значит, дело в самом Конноре.
Нет, ну а что он вообще о себе думает? Сначала наорал, повесил на меня такое, а потом через полтора года приходит, как ни в чем не бывало? "Я вернулся". Входит, как к себе домой.
– Ничего, – односложные ответы – это когда боишься, что сорвется не то, что хотела сказать. – Ты бы ехал за одеждой. Ключи не потерял?
И не смотреть на него.
Коннор:
Я никогда не мог понять женщин. Я не понимал их истерик, их капризов, их надутых лиц, их фраз "все хорошо" сквозь зубы. И если бы сейчас передо мной стоял кто-то другой, я бы просто решил, что это из разряда "сама придумала – сам обиделась". Но передо мной была Клер. Моя Клер, которую я всегда понимал. Которую я знал лучше, чем самого себя. Которая всегда была прямой, никогда не играла в эмоции, никогда ни на что не намекала, все говорила как есть. От которой я всегда знал, чего ждать. Или мне так казалось?
Холодок пробежал по спине. Я не видел ее полтора года, я ничего о ней не знаю из этих полутора лет. У нас еще не было времени поговорить, не было времени обсудить все это. Я не знаю, как она изменилась, а она должна была измениться. И я не знаю, как себя с ней вести.
– Я не уйду, пока ты мне не скажешь, что случилось, – сказал я, по-прежнему стоя за ее спиной.
Клер:
Ну, понеслась. Ультиматумы. Что дальше? Угрозы? Куда делась политика "не задавай лишних вопросов – тебе все расскажут, когда настанет время"?
– Ну, тогда стой тут хоть до второго пришествия, – я все-таки обернулась через плечо. – Мне некогда сейчас выяснять отношения, Коннор. Кейс-менеджер поставил задачу и дал мне сжатые сроки. Мне надо работать. Можешь сейчас просто уйти? Просто потому, что в этот раз я тебя об этом прошу?
Не дожидаясь его ответа, я прошла глубже в лабораторию, где меня ждали центрифуги, тесты, компьютеры и хоть немного тишины и покоя.
Лишь бы не увязался опять.
Где мой бурбон?
Коннор:
Я несколько секунд стоял посреди лаборатории, глядя ей вслед. Уйти? Оставить ее наедине с собой? Дать ей время подумать? Уж очень она выделила это "потому что в этот раз я тебя об этом прошу". Неужели она не понимает, что я тогда хотел как лучше? Или мне надо было позволить ей сесть рядом, взять ее за руку и вместе рвануть к чертям этот завод?
Да, Дойл. Так и надо было сделать. Она думает именно так.
Я разозлился. Не на нее, не на себя, просто иррационально разозлился. Вышел из кабинета, едва удержавшись от того, чтобы хлопнуть дверью. Там я поступил так, как считал правильным. И если бы пришлось все повторить, снова сделал бы все точно так же.
Линдсей:
Приглушив разгорающийся местный локальный конфликт, озадачив "подчиненных" различного рода заданиями, я тоже не осталась без дела.
Слова Клер о том, что у Дойла уже просто ни на что не было времени на заводе, заставили меня задуматься о том, а каким образом можно быстро переместить человека? Вопросом "А возможно ли это вообще?", я даже не задавалась, так как за годы работы повидала всякое. А уж возглавив аналитический отдел и получив расширенный доступ... Теперь интуиция просто кричала, что искать ниточку надо именно в этом направлении.
Управление не раз занималось исчезновением людей, поэтому следовало в первую очередь просмотреть все подобные дела. Я вошла в базу данных, задала запрос. Теперь оставалось только немного подождать. Пока шел поиск, я занялась составлением отчета по делу для Элсингера.
Компьютер подал сигнал о том, что поиск завершен. Что же, сейчас осталось просмотреть найденное и отобрать наиболее подходящие дела. Это заняло у меня еще около часа.
– Так, а это уже интересно, – мои мысли прервал сигнал телефона.
Коннор:
Машины у меня, понятное дело, не было, пришлось брать такси. Прикинув в уме, сколько у меня еще осталось от тех двухсот долларов, что я нашел вчера в кармане, я подумал, что пора искать работу. Элсингеру намекнуть, что ли? Интересно, а законом Соединенных Штатов Америки воскресшим из мертвых какая-нибудь денежная компенсация полагается?
В общем, пока я ехал домой, я думал о чем угодно, только не о размолвке с Клер. Да и размолвкой это назвать нельзя. Скорее, она просто психанула. И хоть причина мне пока неизвестна, я ее узнаю.
Войдя в квартиру, я огляделся. Куда мы вчера дели мою одежду? Восстановив в памяти все события, я нашел ее под диваном в гостиной. Аккуратно сложил в принесенный пакет, нашел телефонную трубку в коридоре на полу и позвонил Линдсей.
– Лин, куда мне одежду-то нести?
Линдсей:
Звонок Коннора оторвал меня от изучения найденных дел.
– В лабораторию №4, спросишь там Андерсона, он тебя ждет. Черт! – я вспомнила, что пропуска у Дойла нет, как-то я про него не подумала, и даже если закажу его сейчас, то готов он будет только в течение часа. – Через сколько ты подъедешь в Управление?
Коннор:
– Минут за тридцать должен добраться.
Линдсей:
– Хорошо, я тебя встречу у главного входа, а то без пропуска тебе не войти, – я отключилась и начала заполнять форму запроса на пропуск.
Дойл, как и обещал, появился через полчаса. Его я заметила, уже выходя из лифта. Отдав охранникам временное разрешение, я провела Коннора в лабораторию. Андерсон пообещал сделать все в кратчайшие сроки.
Я повернулась к Дойлу:
– Может, пообедаем, – мне стало смешно, от того как Коннор напрягся, услышав мои слова. Я не выдержала и рассмеялась:
– Да я тебя не на свидание зову. Не знаю как ты, а я есть хочу. Я не настаиваю, но если составишь компанию, поделюсь своими соображениями по делу.
Я пошла к лифту, пусть сам решает, что делать.
Коннор:
Услышав предложение об обеде от Линдсей, я по старой привычке тут же начал искать подводные камни. Видимо, на моем лице тут же проступило все, что думаю (хотя раньше я этим не грешил), она расхохоталась.
– Ну ладно, пошли, – нехотя сказал я, не отказывать же кейс-менеджеру. Хотя на самом деле мне хотелось отдать одежду в лабораторию и найти Клер.
Линдсей:
Через минут пятнадцать мы уже сидели в моей любимой кафешке недалеко от управления. Сделав заказ, я внимательно посмотрела на Коннора:
– Прежде, чем делиться своими мыслями, хочу узнать твое мнение по поводу всего произошедшего.
Коннор:
– Мое мнение? – переспросил я. – Какое у меня может быть мнение, Линдсей? Я ни черта не понимаю. Еще вчера я был на этом дурацком заводе и прощался с жизнью, – я старался говорить отстраненно, хотя при каждом воспоминании по телу пробегала мелкая дрожь. – Потом вспышка света – и вот я уже в Чикаго. В какой-то ужасной одежде, с ключами от квартиры в кармане. И между этими событиями я не помню ровным счетом ничего. У меня даже нет ощущения, что прошло полтора года. Я не знаю, кто меня вытащил оттуда, не знаю, кто достал эту тварь из меня.
Я вздохнул. Так, Дойл, тормози. Она тебя не об этом спрашивала.
– В то, что кто-то зашел на завод до взрыва и успел меня вытащить, я не верю. Когда Клер ушла, у меня оставалось около двух минут, они бы просто не успели. Да и я прекрасно все помню в этом промежутке. А потом я повернул рубильник и все взорвалось. И либо это какой-то феномен перемещения в пространстве, либо какие-то неизвестные мне технологии. И я больше склоняюсь к последнему. Но зачем это кому-то понадобилось – я не знаю.
Линдсей:
Я задумчиво вертела в руках чашку. Значит, не мне одной это показалось,
– Ну, думаю, не так уж ты и не прав. Новые технологии были однозначно. Скорее всего, тебя вытащили телепортацией, – видя удивленный взгляд Коннора, поспешила продолжить. – Не смотри так. Я сейчас пересмотрела несколько дел, которые так или иначе касались исчезновения людей и которые расследовались нашим Управлением. Просмотрела правда пока поверхностно, но все в них сводится к сути, что телепортация возможна. Более того, в этом направлении активно проводятся разного рода эксперименты. А что касается того, зачем это сделали... Какова была цель вашего исследования в Архангельске?
Коннор:
У меня было такое ощущение, что я разговариваю с Эксоном. Кстати, а почему его не припахали? Хотя, что это вы о себе, профессор Дойл, возомнили? Не такая уж вы и шишка, чтобы всех лучших работников для вас выдавать.
– Мы искали "новую форму жизни", – я презрительно поморщился, вспомнив лицо Элсингера в тот момент, когда он произносил эти слова. – А потом "новая форма жизни" нашла меня.
Линдсей:
Вот парадокс: когда я раньше работала с Коннором, мне казалось, что его невозможно "прочитать". Сейчас же это практически не составило труда. Я прямо ощущала его удивление и недоумение, когда излагала свои предположения. Видимо от меня это он ожидал услышать в последнюю очередь. Да и взгляд... Так раньше Коннор смотрел на Пита, когда последний выдвигал теории одну безумнее другой.
"Новая форма жизни", так презрительно упомянутая бывшим старшим следователем, вполне могла стать той причиной, по которой его вытащили и спасли. А это уже многое объясняло и укладывалось в определенную схему.
– То, что я сейчас скажу, возможно покажется бредом сумасшедшего, но ты дослушай, – я набрала воздуха побольше. – Элсингер посылает на завод полную команду для простого крипто-зоологического исследования, при этом никак не мотивирует свое решение. При этом не сообщает вам никакой дополнительной информации, не предупреждает об опасности. Держит вас там, требует найти и доставить сюда эту новую форму жизни... Это говорит о том, что им очень нужна была эта тварь...
Коннор:
Догадка, мелькнувшая у меня в мозгу, даже мне показалась бредом сумасшедшего. В ней было слишком много "если", в любой момент что-то могло пойти не так. Но... не поэтому ли туда послали ТАК много людей?
– Лин, то, что скажу я, покажется тебе еще более неправдоподобным, но... – я замялся, не зная, как выразиться точнее. – А что, если нас туда послали как... ну, чтобы кто-то из нас привез эту тварь... в себе? Яйца на воздухе умирали очень быстро, их нельзя было просто привезти, нужен был переносчик...
Линдсей:
Уж не знаю, какой реакции ожидал от меня Коннор, но вполне возможно, что он недалек от истины. Элсингер, может и не законченный монстр, но в своих интересах может пожертвовать чем и кем угодно. Проработав рядом с Френком уже около двух лет, я до сих пор не понимала и четвертой части мотивов его действий.
– Возможно, ты и прав. Просто не повезло именно тебе, – я нахмурилась. – Осталось выяснить, кому это было надо. Боюсь, что этот кто-то очень могущественный и обладает нехилыми ресурсами. Надо внимательно изучить все дела, где упоминалась телепортация...
Коннор:
– Мы вели одно похожее, в Торонто, в 96 году, – вспомнил я. – Только тогда Элсингер быстренько нас прикрыл, когда мы уже начали до чего-то докапываться...
Линдсей:
– Дай угадаю: дело о перемещении людей. Женщина с дочкой, жившая в Калифорнии, непонятно как внезапно оказалась в Торонто, – видя удивленный взгляд Дойла, поспешила пояснить. – Я его последним читала, прежде чем тебя встречать пошла. Я таких дел похожих несколько нашла.
Я глянула на Коннора, в глазах которого зажегся огонек "исследователя". Я вздохнула – не надо было быть провидцем, чтобы угадать то, о чем он попросит. Я оставила деньги за обед, на корню пресекая попытки Коннора рассчитаться:
– Я тебя приглашала – мне платить, так что не напрягайся.
Мы вернулись в Управление. Я пошла к себе, Дойла отправила за пропуском в техотдел. Только присела за стол, как раздался стук, и вошла Клер с папкой.
Клер:
– Мой отчет закончен, – я подошла и положила папку на стол Доннер. – Здесь все результаты, о которых я говорила на совещании, и анализ ДНК. Ничего нового: ДНК тоже подтверждает, что это Коннор. Никаких отклонений ДНК не выявлено. Здесь все подробности. От меня еще что-то нужно сегодня? У меня голова раскалывается, таблетки не помогают. Я хотела бы пораньше уйти домой.
Линдсей:
Клер была какой-то осунувшейся, бледной. Такой я ее давно не видела. Лезть в душу к ней не хотелось. Знаю по опыту, что там, где отношения выясняют двое, третьему лучше не вмешиваться.
– Спасибо за оперативность. Совещаться будем уже завтра, – Клер кивнула, что поняла меня и пошла к двери. Она уже взялась за ручку, как я ее окликнула:
– Клер? Ты ТОЧНО в порядке?
Клер:
– А я разве хоть раз сказала, что я в порядке? – я обернулась и посмотрела на Линдсей... не знаю, наверное, с надеждой. С надеждой, что хоть она меня поймет сейчас.
Линдсей:
"Все будет хорошо" – прозвучит глупо. Да и не нужны тут слова.
Я не стала ничего говорить, а просто встала, подошла к ней и крепко обняла, передавая частичку своей силы.
Клер:
Это было, наверное, самое неожиданное событие за этот день. Да что там! За последние три года с этим событием соперничало только само возвращение Коннора. Может, эта блондинка не такая уж... не знаю, раздражающая?
– Спасибо, Линдсей, – я немного поколебалась, но потом все же попросила: – Сможешь задержать Коннора здесь на пару часов? Мне нужно немного времени побыть одной.
Она же наверняка понимает, что сейчас Коннор живет у меня?
Линдсей:
Я отпустила Клер. Ее просьба не показалась чем-то из ряда вон выходящим:
– Могу. Я ему дам изучать дела по телепортации. Этого должно хватить на пару часов.
Клер:
– Спасибо, – еще раз повторила я и все-таки вышла из кабинета. Чувствовала я себя при этом странно. Кто бы знал, что когда-то буду просить Линдсей Доннер, чтобы она отвлекла Коннора Дойла от меня. Мир сошел с ума. И я, похоже, сошла с ума вместе с ним.
После этого я поехала напрямую домой. Нашла там початую бутылку бурбона и даже не стала заморачиваться стаканом и льдом: отхлебывала прямо из горлышка, сидя в кресле у окна, смотрела на город, пытаясь понять, что такого сегодня произошло, что присутствие Коннора рядом вдруг стало болезненным. Чем больше я пила, тем больше мысли путались. И тем меньше меня это беспокоило. Когда я поняла, что засыпаю, я на автомате, задевая углы мебели и не вписываясь в косяки дверных проемов, переоделась, смыла с лица косметику и легла под одеяло. Сделав еще глоток, я поставила бутылку на прикроватный столик и рухнула на подушку, мгновенно проваливаясь в сон без сновидений.
Коннор:
Пропуск почему-то выписывали очень долго. Наконец, когда мне его протянули, я практически вырвал его и быстрым шагом, едва ли не бегом, отправился к Линдсей. Заметив в ее руках папку со штампом лаборатории, вспомнил про Клер. Молодец, Дойл, додумался вспомнить! А ведь буквально сутки назад говорил себе, что работа не главное, главное – это она.
– Клер заходила? – я постарался спросить это будничным голосом, зачем Линдсей знать о нашей размолвке?
Линдсей:
Ну, надо же! Вспомнил! Ладно бы сам, а то только после взгляда на папку в моих руках. Почему все мужики такие бесчувственные? Хотя ладно, не все, допустим...
– Да, заходила, – я постаралась сказать это как можно спокойнее.
Коннор:
Больше я ничего спрашивать не стал, хотя очень хотелось. Разберусь сам. Во всем. Сегодня же.
– Что там по делам?
Линдсей:
Точно чурбан. Такой же, как и был раньше. И не надо анализы было проводить, чтобы личность подтвердить.
– Смотри сам: система по моему запросу отобрала из архива ряд дел об исчезновении людей. Я их просмотрела, и выбрала те, что близки твоему случаю, – я пододвинула Коннору ноутбук. – Это должно быть тебе знакомо, так как ты его вел. Мы его упоминали сегодня. Будешь пересматривать?
Коннор:
Я быстро пробежал глазами файл.
– Нет, я все помню. И помню главное – нам не дали его закончить.
Линдсей:
– Отлично, раз помнишь. А это дело еще более интересное – немало крови Питеру попортило. Это было чуть больше года назад здесь, в Чикаго. Во время ночной смены в здании "Victorine" группа электромонтажников наткнулась на необычный черный ящик. Пока один из электриков исследовал загадочную находку, в соседней комнате раздался телефонный звонок. Когда Фрэнки, единственная женщина в группе, сняла трубку, властный мужской голос приказал ей и ее товарищам немедленно покинуть здание, и тут неожиданно раздался душераздирающий крик. Фрэнки бросила трубку и кинулась к своим товарищам, но ничто уже не могло им помочь. Яркий свет ослепил ее, а электрический заряд в буквальном смысле поглотил ее друзей. Питер предположил, что люди и часть здания исчезли под действием некоего "загадочного" луча. В вентиляционной шахте были найдены провода необычной конфигурации. Несколько частей здания бесследно исчезли уже во время самого расследования, – я как прилежная ученица рассказывала суть дела, и на середине рассказа поняла, что Дойл меня не слушает. Это меня разозлило. И если бы я не пообещала Клер задержать Коннора здесь, я бы его уже пинками вытолкала из кабинета. Подавив приступ раздражения, я позвала Дойла:
– Коннор?
Реакции – ноль. Так, понятно, состояние "ушел в себя – вернусь не скоро".
– Коннор?! Ты меня слушаешь вообще? – я тряхнула его за плечо.
Коннор:
Я вздрогнул и посмотрел на Линдсей. Черт! Она же мне рассказывала что-то о деле, но уже примерно в том месте, когда в соседней комнате зазвонил телефон, я окончательно переключился на Клер. Почему она так себя вела? Ведь вчера вечером, ночью, еще даже утром все было нормально. Совершенно некстати я вспомнил ее пальцы на своей спине, ее "прости за это". Так когда все изменилось? Что я сделал?
– Извини, Лин, я, кажется, отвлекся. – Я уже хотел попросить ее повторить последнюю фразу, но неожиданно даже для себя спросил: – Лин, как Клер пережила мою смерть? Что с ней было в эти полтора года?
Линдсей:
Я посмотрела на него как на умалишенного. Нашел, у кого спрашивать! Первым делом захотелось послать профессора Дойла куда подальше. Или отделаться какой-нибудь банальной фразой, но что-то в глазах Коннора не дало мне этого сделать. Я вздохнула – вспоминать было неприятно. Мне тоже было плохо тогда. Не так как Клер, но радости эти воспоминания точно не доставляли. Да и Дойлу будет больно это слышать.
– Черт с тобой, Коннор! Слушай, раз хочешь! – я старалась не смотреть ему в глаза. – Из Архангельска она приехала никакая. Наверное, единственное, что не давало ей сорваться – Купер и борьба за его жизнь. После панихиды на кладбище, Клер, Питер и я пошли в какой-то бар. Мы пили много, но Клер пила так, будто хотела упиться в усмерть. Ей это почти удалось. Она попала в больницу с сильнейшим алкогольным отравлением, долго была на больничном. Официальная версия – нервный срыв после командировки. Когда Клер вышла на работу, то попросила у Элсингера перевод на административную должность. Она больше не могла и не хотела видеть смерть. Элсингер согласился очень быстро. Получив должность, Клер с головой ушла в работу. Уходила позже всех и приходила раньше всех. Она была одна, никого к себе не подпускала, дистанцировалась ото всех...
Коннор сидел, сгорбившись, будто ему на плечи легла бетонная плита. Я уже пожалела, что рассказала почти все.
Коннор:
Что, Дойл, если бы все повторилось, ты поступил бы так же? Заставил бы ее уйти? Или нужно было все-таки позволить ей остаться?
– И так все полтора года? – тихо спросил я, не глядя на Линдсей.
Линдсей:
– Не совсем. Сейчас она уже напоминает прежнюю Клер Дэвисон. И еще, Коннор, – я не знала, как сказать, но, наверное, надо чтобы он это знал. – После отравления Клер больше так не напивалась, но…
Коннор:
Внутри все похолодело.
– Но?..
Линдсей:
– Я не видела ее нетрезвой, не видела, чтобы Клер пила... Это и по внешним признакам незаметно, но ее выдают руки. Иногда Клер не может справиться с дрожью в руках...
Коннор:
Вот ответы на все мои предыдущие вопросы. Да, нужно было позволить ей остаться. Да, нужно было взять ее за руку и вместе рвануть этот завод. Это было бы гуманнее. Это был бы ее выбор. И ей не нужно было бы жить с навязанным ТОБОЙ выбором. Кто сказал, что твой выбор был правильным? Убедись, что нет.
Я поднялся.
– Лин, давай отложим все до завтра.
Не дожидаясь ее ответа, я направился к двери, но выйти не успел. Пришел Антон.
Антон:
– О, Коннор! Хорошо, что ты еще здесь, – я был рад увидеть и Линдсей, и Коннора сразу. Я видел Клер уходящей, так что понимал, что совещания сегодня уже не будет больше, но кое-что я смог узнать. – Во-первых, Линдсей, это тебе, – я протянул ей папку, – для официального отчета. Здесь насчет психического состояния Коннора. Кстати, – я повернулся к Дойлу, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу, как будто торопился уйти, – я рекомендую руководству восстановить тебя в должности, если ты захочешь это сделать. Мне кажется, что ты можешь приступать к работе хоть завтра.
Я чувствовал, что что-то не так. Дойл и Доннер обменивались какими-то взглядами, но поскольку никто из них меня не остановил, я продолжил:
– Во-вторых, я пообщался с парой своих коллег по поводу твоих болезненных ощущений во время гипноза. Мне сказали, что существуют техники для установки блока на воспоминания. Как такие своеобразные триггеры: когда другой гипнотизер пытается провести пациента по нужным участкам воспоминаний, они срабатывают как мины-растяжки, имитируя болевые ощущения.
Коннор:
Черт, как не вовремя! Мыслями я был уже дома, а теперь придется задержаться. Я вернулся на свое место, не говоря ни слова.
Линдсей:
Я глянула на Антона, потом на Коннора, Дойлу, по-моему, уже было все равно. Ладно, мадам старший следователь по делу, ваша очередь:
– То ест, ты хочешь сказать, что у Коннора на воспоминаниях о последних полутора годах жизни стоит такой блок? Его можно как-то снять? Обойти?
Антон:
Я вздохнул: вот тут-то начиналось самое печальное.
– Я, конечно, еще покопаю, но никто из моих коллег пока не смог подсказать мне какую-то технику для обхода такого препятствия. Как я понял, универсального способа нет, потому что есть разные способы поставить такой блок. И если мы будем ломать его простым перебором, то мы измучаем Коннора так, что он потом уже вообще ничего не вспомнит. Нужно найти специфический ключ к замку, который был использован.
Линдсей:
– Ключ? Что за ключ? А что может быть ключом?
Антон:
Я беспомощно пожал плечами.
– Все, что угодно: любой аудиоряд или видеоряд, даже запах. То есть любой звук – хлопок, щелчок, песня, мелодия, слово, последовательность цифр. Или вид любого предмета... Практически что угодно, – повторил я. – Поэтому я и говорю, что простым перебором проблему не решить.
Коннор:
Какой-то частью мозга я фиксировал все, что говорят Антон и Линдсей, чтобы потом извлечь это из памяти и обдумать, но пока мне было не до этого. Я до мелочей вспоминал поведение Клер за последние сутки. Ее пощечину я воспринял как своеобразную реакцию на мое возвращение, но теперь был уверен, что это была просто начинавшаяся истерика, которую я задавил на корню. Она копила все в себе полтора года, а я не дал ей выплеснуть это все наружу. Я в очередной раз думал о себе, о том, как я рад ее видеть. Может, нужно было позволить ей поорать, перебить всю посуду, возможно, даже о мою голову, а не признаваться ей в любви? Слова бы подождали.
Понимая, что выгляжу идиотом, я поднялся и молча пошел к выходу. Спохватившись, на пороге обернулся.
– Мне нужно уйти. До завтра.
Антон:
– Что это с ним? – я сначала удивленно посмотрел вслед Коннора, а потом перевел вопросительный взгляд на Линдсей. – Я что-то не так сказал?
Линдсей:
Отлично! И что мне теперь сказать Антону?
– Нет, Антон, ты тут ни причем. Совершенно. Это даже нашего дела не касается, – надеюсь, Хендрикс меня понял. – Я просмотрю материал и составлю отчет для Элсингера. Давай завтра все обсудим.
Антон покинул кабинет. Я написала отчет для Френка о проделанной работе, заключение о подтверждении личности Коннора Дойла. Оставила все это в приемной Элсингера, потому что рабочий день уже давно закончился.
Я быстро собралась и поехала домой.
Коннор:
Я выскочил из Управления и домой пошел пешком. Идти было далеко, но мне нужно было привести мысли в порядок до встречи с Клер. Однако в голове крутились только слова Линдсей. Снова и снова я слышал ее слова "Клер вернулась из Архангельска никакая". Я думал, что спасаю ее. Я хотел, чтобы она жила. Чтобы была счастлива. Разве не так обычно происходит? Время ведь лечит, разве нет?
Я вспомнил все эпитеты, которыми когда-либо награждал себя, возвел их в третью степень и все равно этого было мало.
В квартире было тихо. Туфли Клер лежали посреди коридора, так, как если бы их снимали прямо на ходу. Я тихонько закрыл дверь, прошел в гостиную – никого. На кухне тоже. В ванной все еще горел свет, на полу валялось полотенце.
Клер была в спальне. Лежала под одеялом, свернувшись калачиком, кажется, спала. Одежда комком валялась в углу сдвинутого с места кресла. Шторы наполовину задернуты. И тут мой взгляд наткнулся на почти пустую бутылку бурбона на прикроватном столике. Линдсей была права.
Я подошел к кровати, опустился на пол рядом с Клер, убрал волосы с ее лица. Она даже не пошевелилась.
Я все исправлю, Клер, обещаю.
Стараясь не шуметь, я убрал бурбон, задернул шторы и сел в кресло, чтобы видеть ее. Уснуть мне все равно не удастся, я себя знаю. Когда в голове так много мыслей, я никогда не мог спать.
Проходил час за часом, Клер иногда переворачивалась в кровати, но не просыпалась. Чтобы отвлечься, пытался думать о деле, но мысли упорно возвращались к ней, к Архангельску, к тому, что я, похоже, сломал ей жизнь. Надеюсь, еще не поздно все исправить. От одной только мысли, что с ней было бы, если бы я на самом деле умер и не вернулся, по спине проходил холодок.
За окном начало светать. Клер в очередной раз перевернулась. Я понял, что больше не могу быть от нее даже на расстоянии метра. Прямо так, в одежде, лег рядом, обнял ее сзади, прижал к себе. Она улыбнулась во сне, повернулась ко мне и уткнулась лицом мне в грудь. Я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее, и, кажется, задремал сам.
***
22 августа 1998
Клер:
Просыпаться после обильных порций бурбона я, прямо скажем, не любила. Что в этом хорошего? В голове гудит, глаза еле открываются от отека, во рту как будто цыганский табор всю ночь гулял, желудок обещает в отместку смерть: страшную и мучительную.
Ко всему этому набору более чем неприятных ощущений в этот раз добавился Коннор. То есть я не сразу поняла, что это Коннор. Сначала это просто было что-то большое, теплое, родное, одновременно мягкое и немного колючее (щетина у него всегда была жесткая), а потом я поняла, что Коннор вчера вернулся и лег рядом со мной прямо в одежде.
Я судорожно начала соображать, где вчера бросила бутылку, а потом на меня нахлынула волна стыда. Я и раньше позволяла себе выпить на ночь. Последние полтора года, может быть, чаще, чем раньше, но никто и никогда этого не видел. Большие количества алкоголя я позволяла себе только в ночь с пятницы на субботу, чтобы не светить опухшей мордой в Управлении.
И вот теперь Коннор увидит меня такой. Как же паршиво.
Впрочем, причин чувствовать себя паршиво у меня было и так – хоть ложкой черпай. Я попыталась аккуратно выпутаться из его объятий и при этом не разбудить. Не получилось.
Коннор:
Едва Клер зашевелилась, я тут же проснулся. Рука, на которой она лежала, совершенно затекла, и мне стоило больших усилий убрать ее и хоть немного изменить положение тела.
Клер смотрела на меня настороженно. Видимо, пыталась просчитать, что я видел и что мне известно.
– Доброе утро, – улыбнулся я.
Клер:
Я прикрыла глаза и откинулась снова на подушку.
– Утро добрым не бывает, – голос был хриплым как со сна, так и из-за пересохшего горла. Я попыталась откашляться. Открывать глаза не хотелось. Не хотелось видеть разочарования. И слушать нотацию тоже не хотелось.
Коннор:
Вот именно сейчас захотелось схватить ее за шиворот и как следует встряхнуть. Так, чтобы выбить всю дурь из головы. Но вместо этого я поцеловал ее плечо и вдруг вспомнил то утро, когда мы первый раз проснулись вместе, утро 3 февраля 1995 года. Три с половиной года назад. Точно так же, после жуткой смеси мартини и бурбона. Я сделал ей чаю, а потом отвез в Старбакс за кофе. Она пьет кофе только со сливками.
– Хочешь, я сделаю тебе сладкого чая? – с улыбкой спросил я.
Клер:
От удивления я даже открыла глаза, хоть это и было больно. Посмотрела на него, испытывая одновременно недоверие и робкую надежду: может, я еще не все испортила своим поведением?
– Хочу, – согласилась я. – Только отдай мне ванную на полчаса, чтобы я могла привести себя в порядок?
Коннор:
Кажется, она действительно ждала нотаций. Ну что ж, не всегда мне быть предсказуемым и деревянным Коннором Дойлом.
– Иди, с меня завтрак.
Пока Клер приводила себя в порядок, я успел выпить кофе, потом налил в чашки чая, щедро разбавив его сахаром. Глюкоза в такое утро полезна. Не мешало бы и внутривенно залить пару литров, но это уже ладно.
Клер:
Душ и широкая линейка различных косметических средств позволили мне через полчаса выглядеть не так отвратительно, как я все еще себя чувствовала. Ладно, Коннор, брачных клятв мы не давали, но сейчас заодно и узнаем, как тебе пункты про "в горе" и в "в болезни".
В кухню я вошла уже свежая и благоухающая, даже заставила себя поцеловать Коннора в колючую щеку, хотя если бы он отстранился, я бы его поняла. Но он не отстранился. Он протянул мне чашку с горячим чаем.
Я поблагодарила его и села на высокий табурет за короткой барной стойкой. Смотрела я преимущественно в чашку, на Коннора было как-то стыдно. Потом я все-таки решила начать первая:
– Если тебя интересует вопрос "как давно", то ответ: "нет, не после России". Все началось гораздо раньше, еще до нас.
Коннор:
– Клер, – я отставил чашку в сторону и посмотрел на нее. – Ты взрослая женщина, я не собираюсь учить тебя жизни. Ты ведь сама знаешь, что правильно, и что... неправильно? Ты мне не дочь и я тебе не отец. Воспитывать не буду. Просто каждый из нас делает выводы и решает, может он с чем-то мириться или нет, ведь так?
Клер:
Я закрыла глаза. Ну, вот оно. Вот и все.
– Так.
Коннор:
Я подошел к ней, отнял у нее чашку с чаем, повернул к себе лицом.
– Я сказал тебе позавчера вечером то, что должен был сказать давным-давно. И сегодня я не собираюсь отказываться от своих слов. Я люблю тебя. Пожалуйста, не заставляй меня разочаровываться в тебе, ладно? Не повторяй моих дурацких ошибок.
Я наклонился и легонько поцеловал ее.
Клер:
Кажется, мне все-таки выдали испытательный срок. По крайней мере, не поставили крест на мне сразу.
– Я не алкоголик, Дойл, – уверено сказала я, когда он отстранился. – Пока мы были вместе, мне ничего из этого не было нужно. Потом стало хуже, да, я это осознаю. Алкоголики не осознают. Я просто... – я беспомощно развела руками и горько усмехнулась. – Впрочем, думаю, обычная бытовая пьяница разочарует тебя ничуть не меньше.
Коннор:
Я вздохнул. Дурочка, она ничего не поняла. Все, что она заставила меня чувствовать – это крайняя степень вины. МОЕЙ вины.
– Я постараюсь сделать так, чтобы тебе снова ничего из этого не было нужно. Отставь в сторону этот чай, ты его терпеть не можешь, а там столько сахара, что ложку поставить можно. Кофе со сливками? Или ты предпочитаешь другой способ лечения? – я улыбнулся ей.
Клер:
У меня появилось чувство нереальности происходящего. Меня бросают или нет? Или мне дают еще один шанс? Или у меня этих шансов еще куча в запасе? Впрочем, к черту. Я, может быть, отвратительный человек, но Коннор-то еще об этом не знает. Пока он здесь, надо ловить момент.
– Ты прав, – я соскользнула с табурета, чтобы плотнее прижаться к нему, – я ненавижу сладкий чай.
И поцеловала его уже серьезнее.
Коннор:
Как же я всегда любил утро субботы, когда мы оба в Чикаго. Оно почти всегда начиналось и заканчивалось одинаково. Поцеловать Клер, запустить руку ей под футболку, прижать к этой странной, непонятной деревянной балке посередине кухни. Слышать ее шумное дыхание, ощущать ее руки на своих плечах. Дальше варианты разнились лишь местом. Заканчивалось все сбором одежды по всем углам и распитием кофе со сливками. Я не помнил прошедших восемнадцати месяцев, но все равно понял, что соскучился по ней, именно по этому субботнему утру.
– Теперь кофе? – спросил я, когда она уже пыталась попасть головой в горловину, а не в рукав футболки, все еще немного дезориентированная.
Клер:
Я рассеяно посмотрела в сторону кофеварки, потом на Дойла, пытаясь решить, так ли мне нужен кофе.
– Знаешь что? – сказала я Коннору, взяв его за руку и потянув в сторону спальни. – У меня все равно кончились сливки.
Линдсей:
Я проснулась довольно рано, несмотря на то, что сегодня была суббота. Вот в чем еще одна прелесть административной работы – два законных выходных дня в неделю. Позволив себе немного поваляться, я все же встала, привела себя в порядок, прошла на кухню. Есть не хотелось, поэтому я заварила себе травяной чай, взяла чашку и вышла в импровизированный сад на крыше, в очередной раз почувствовав себя на вершине мира. Где-то там внизу шла вечная суета и толчея…
Я отпила чай, мои мысли плавно переключились на Алека. Удивительный человек – он добивался моего внимания долгих два года, завоевывал постепенно, проявляя чудеса изобретательности и неуемную фантазию. Не отступал и не сдавался, пока год назад все-таки не сломил мое сопротивление. Ему удалось привязать меня к себе – и вот сейчас, сидя здесь в одиночестве, я понимала, что скучаю без него. Отчаянно скучаю…
– Так, мисс Доннер, что-то вы в последнее время стали уж очень сентиментальной. Алек вернется уже завтра, так что хватит хандрить! – скомандовала я сама себе. – Нечем больше заняться – подумайте о работе.
Этот способ переключения всегда срабатывал на сто процентов. Я допила чай, вернулась в гостиную, где я вчера оставила ноутбук. Пока загружался компьютер, я мысленно перенеслась во вчерашний день.
И если честно, то такого «богатого» на сюрпризы дня у меня не было уже давно: одно «воскрешение» Коннора Дойла чего стоит! Мои мысли тут же поменяли направление: раньше Дойл мне очень нравился, даже больше – я была влюблена в Коннора. А он меня не замечал, сторонился. Я злилась, старалась привлечь его внимание любой ценой, делала глупости. А уж когда мы втроем попали в петлю, да и сразу после нее… Теперь воспоминания об этом вызывали улыбку.
Я изменилась, сильно изменилась с тех пор. Стала гораздо сдержанней, спокойней, научилась управлять своими эмоциями и чувствами. Наверное, как сказала бы мама, будь она жива: «Ты просто выросла, дочка». Я тряхнула головой, отгоняя очередной приступ грусти.
А вот еще одна странность дня вчерашнего – мое назначение старшим следователем по делу Коннора. Я не кейс-менеджер, и никогда им не была, и это далеко не мой профиль. Так зачем Элсингер назначил меня? Хотел досадить Дойлу? Выставить на посмешище меня? Или им двигали какие-то скрытые мотивы? Слишком много вопросов…
Я ввела пароль, открыла файл и стала изучать материалы заинтересовавших меня дел. У меня было стойкое ощущение, что вчера я пропустила что-то важное, не обратила внимания на какую-то деталь… Я внимательно перечитывала все по второму кругу, когда меня осенило: вот оно – во всех делах так или иначе упоминается некая компьютерная компания «Диджинайт».
Коннор:
Клер снова уснула. Я полежал немного рядом, разглядывая ее лицо и ни о чем не думая. Это было странно – в голове ни одной мысли. Пусто как в барабане. Потом все-таки решил подняться. Суббота субботой, но у нас много дел, нужно вечером встретиться с Линдсей. Мы вчера так толком ничего и не обсудили. Вернее, они с Антоном что-то обсуждали, но я почти не слушал.
Я аккуратно убрал с себя руку Клер и вышел из спальни. Конечно, я не тешил себя надеждой, что отныне все будет хорошо. Все хорошо не будет, пока мы не поговорим. Конфликт еще не исчерпан. Он просто задвинут на задний план. Когда она будет готова, мы обязательно все обсудим.
Я машинально наводил порядок в доме. Развешивал полотенца, убирал разбросанную одежду и обувь, мыл посуду, выбрасывал из холодильника испорченные продукты, мысленно удивляясь, как Клер все запустила. Нет, она никогда не была супер аккуратной, во всяком случае, чашки ручками в одну сторону не ставила, как некоторые, но и такого бардака у нее раньше не было. Сам же в это время тщательно копался в памяти, извлекая оттуда все, что произошло вчера.
Итак, Антон сказал, что на моей памяти стоит какой-то блок. Из чего можно сделать вывод, что те, кто вытащили меня с завода, достали из меня эту тварь, потом вывели из комы и вернули домой, крайне не хотели, чтобы я это вспомнил. Почему? Если им был нужен лишь тот червь, взяли бы его, меня зачем спасать? Я прекрасно отдавал себе отчет, что человеческая жизнь в этом мире не ценится. Не проще ли было меня убить, а не стирать память? Ведь формально я и так был мертв, никто бы меня искать не стал. Но меня вернули домой, зная, что я буду копать, что произошло. В этом нет смысла. Вернее, смысл, конечно же, есть, но я его пока не понимаю. Оставим этот вопрос открытым.
Теперь Элсингер. Тогда, полтора года назад, он послал нас в Россию, ничего не сказав об опасности. Когда Клер попросилась на административную должность, он быстро перевел ее туда. Слишком быстро. Почему? И когда я вчера пришел к нему в кабинет, он не удивился. То есть, удивился, конечно, но не так, как можно было ожидать. Как должен удивиться человек, увидев другого, которого он считал мертвым? Уж точно не "рад тебя видеть, Коннор". Я не на курорт уезжал.
Я разложил по местам последние вещи, выключил пылесос и огляделся. Наконец-то квартира стала напоминать ту, которую я знал полтора года назад. Сварил кофе, щедро сдобрив их принесенными из магазина сливками, и вошел в спальню.
– Клер, как ты смотришь на то, чтобы позвать Линдсей и Антона? Обсудим все, что узнали. Линдсей вчера ясно дала понять, что в Управлении совсем уж откровенно говорить не стоит, и у стен есть уши.
Клер зарылась в одеяло с головой и лишь махнула рукой, что, на мой взгляд, означало "делай что хочешь, только дай мне поваляться еще". Я поставил ей кофе на столик и пошел звонить Линдсей.
Она подняла трубку не сразу, видимо, была занята.
– Лин, мы тут подумали, что если нам всем собраться дома у Клер? Я вчера был... немного не в состоянии воспринимать информацию.
Линдсей:
Сигнал телефона я услышала далеко не сразу, так как пребывала в состоянии глубокой задумчивости. Определился домашний номер Клер, но трубка голосом Дойла предлагала встретиться, чтобы обсудить некоторые моменты дела. Что же, это наверное и к лучшему.
– Хорошо, давай. Я сегодня не занята. Звони Антону. Через сколько мне к вам подъехать?
Коннор:
Я посмотрел в сторону спальни. Нужно поднять Клер.
– Часа через два нормально будет?
Линдсей:
– Да, вполне. Я как раз успею кое-что сделать.
Коннор:
– Отлично!
Я позвонил Антону. Он тоже согласился приехать. Положил трубку, вернулся в спальню, сдернул с Клер одеяло.
– Эй, спящая красавица, скоро кейс-менеджер приедет, вставай! Кофе остынет. Клер села на кровати, растерянно посмотрела на меня и потянулась к чашке.
Клер:
Я с трудом соображала, кто и куда должен приехать и почему это я должна срочно встать. Похоже, стресс и секс действовали на организм как своеобразный вирус, лишая сил и воли. Но, по крайней мере, этот святой человек сразу налил мне кофе, как я люблю.
– Линдсей приедет прямо сюда? Что-то случилось?
Коннор:
Все ясно, тот взмах рукой означал нечто другое.
– Линдсей и Антон приедут сюда, устроим совещание, – повторил я.
Клер:
А, да, кажется, он уже что-то такое говорил мне сегодня. Вот всегда надо обломать весь кайф выходных наедине, занявшись делом. Одно слово – Дойл.
– Хорошо, я сейчас снова займусь собой. Спасибо за кофе.
Я допила, вылезла из кровати и снова пошла в душ, второй раз за день, по дороге сунув пустую чашку Коннору в руки. Ну а что? Как я поняла, мы теперь живем одним домом, и формально он пока не работает. Вот пусть и занимается хозяйством. Чем он, судя по всему, и занимался, пока я дрыхла. Святой человек, я это уже говорила?
Линдсей:
Я глянула на часы – что ж времени у меня достаточно. На ум пришли слова Коннора о том, что в деле исчезновения Анжелы и Сабин Корбайт точку поставил Френк, просто закрыв расследование, хотя до конца выяснить так ничего и не удалось. После этого я еще раз пролистала все отобранные дела, чтобы убедиться в собственной правоте: так и есть, если расследование заходило слишком далеко – Элсингер своей властью просто прикрывал дело. Вероятно потому, что дальнейшее «копание» могло затронуть интересы кого-то могущественного или самого Френка. А если этот кто-то и есть «Диджинайт»? И наш оперативный директор связан с ними? Хотя тогда непонятно, зачем он вообще дал добро на это расследование? Уверен, что ничего не найдем? Или думает, что все держит под контролем? Опять одни вопросы… Нужно искать ответы... Постараться выяснить все, что только можно о «Диджинайт»…
Тут мне в голову пришла мысль о том, у кого я реально могу попросить помощи, минуя Управление. Да, это будет стоить мне потерянного вечера, нескольких бутылок недешевой выпивки и головной боли от разгадывания загадок, но это все же лучше, чем ничего. Письмо мистеру Келли было отправлено, и я решила пойти позавтракать, хотя нет, судя по времени уже пообедать. Это не заняло много времени, учитывая мои очень интересные отношения с едой в последние две недели.
Я быстро собралась, прихватила ноутбук, ключи от машины и спустилась на парковку. Через час я уже звонила в квартиру Дэвисон.
Коннор:
Клер ушла в душ, а я нашел первый попавшийся блокнот и быстро набросал там все, о чем думал во время уборки. Список всегда помогал мне привести мысли в порядок и ничего не забыть. Эта привычка осталась еще с тех времен, когда я был кейс-менеджером. То есть для меня с позавчерашнего дня. Кстати, кажется, вчера Линдсей или Антон что-то там говорили по поводу того, что я мог бы вернуться к работе. Это было бы ценно.
Пока я дописывал, приехала Линдсей. Я провел ее в гостиную, прислушиваясь к звукам в ванной. Клер там уснула что ли?
– Лин...
Я не успел ничего сказать, как вдруг увидел прямо перед собой небольшую комнату с закрытыми жалюзи. Пахло странно, кажется, лекарствами. Было тяжело дышать. Где-то совсем рядом послышался очень знакомый голос. "Как он? Мне обещали, что все будет нормально". Второй голос был незнаком. "Это сложно прогнозировать". Видение тут же исчезло. Черт, это была всего лишь моя почти привычная вспышка. Я перевел взгляд на Линдсей. Кажется, она была испугана.
Линдсей:
Дверь мне открыл Коннор, Клер видно не было. Не успела я войти и сказать слова приветствия, как Коннор вдруг замер на месте, уставившись в одну точку.
– Коннор? Ты меня слышишь? Коннор?! – реакции на мои слова ноль. Мне стало страшно. Где же Клер?
Коннор:
– Все в порядке, – я ободряюще улыбнулся. – Хочешь чаю?
Я скрылся на кухне. Что-то в этой вспышке было не так, как всегда. Что это за комната? Что за голоса? И вдруг я понял, что было не так. Раньше вспышки всегда показывали будущее, или возможное будущее. Мимолетно, почти никогда не понятно, но будущее. А сейчас, я был уверен, это прошлое. Это то прошлое, которое я не помню. И еще вспышки никогда не сопровождались звуковым эффектом. Всегда только картинка. Но в этот раз я слышал голоса, один из которых был... голосом Френка Элсингера.
Я мгновенно забыл про чай. Нужно рассказать Линдсей. Но как я ей объясню, на чем основывается моя уверенность? Про вспышки не знает никто, даже Клер. Я всегда считал их слишком малозначимыми, чтобы кому-то рассказывать. Просто плод воображения. Да и бывали они не часто. Вот только в Архангельске по нескольку раз в день. Но даже тогда я не придавал им значения.
Все-таки налив в чашку чай, я вернулся в гостиную.
– Есть какая-нибудь новая информация? – как ни в чем не бывало, поинтересовался я.
Линдсей:
Я видела, что с Коннором далеко не все в порядке, как он хотел то показать. Вернее сказать, он просто "закрылся". Ну не хочешь рассказывать – не надо. В душу я к тебе не полезу. Расскажешь сам, когда посчитаешь нужным.
– Информация... Есть, но, может, дождемся остальных, чтобы не повторять сто раз? – я замолчала. – Правда, у меня пока вопросов куда как больше, чем ответов на них.
– Мне не дает покое ощущение, что наш "любимый" оперативный директор имеет ко всему происходящему непосредственное отношение... – я пригубила чай.
Коннор:
– Я в этом уверен, – подтвердил я. – Не спрашивай, откуда я знаю, сначала я хочу обсудить это с Антоном. Но я практически уверен.
Клер:
Когда я вернулась в гостиную, Линдсей уже приехала. Кажется, они уже успели начать обсуждать дело. Я поздоровалась и села в кресло, стараясь им не мешать. Кажется, Коннор был озабочен моим длительным отсутствием. Я улыбнулась ему, давая понять, что все в порядке. Хотя это и было ложью.
Коннор:
Клер тихонько села в углу. Я вопросительно посмотрел на нее, она улыбнулась. Значит, все хорошо. Я улыбнулся ей в ответ. Тут же раздался звонок в дверь. Наверное, приехал Антон.
Антон:
Предложение Коннора встретиться сегодня по делу не было для меня чем-то из ряда вон выходящим. Более того, я даже ожидал от него чего-то подобного. Поэтому и подъехал на место встречи к обозначенному времени. У дома Клер на парковке я заметил красный феррари, значит Линдсей уже приехала, и ждут только меня. Я поднялся на нужный этаж, позвонил в дверь. Меня встретил Коннор, провел в гостиную, где уже были Линдсей и Клер.
Коннор:
Отлично, все в сборе, можно начинать. Я уже открыл было рот, но вовремя вспомнил, что руководитель у нас вроде как Доннер, поэтому тут же сел на место, открыл свой блокнот и молча уставился на Линдсей.
Линдсей:
Наконец-то все на месте. Я маленькими глотками пила чай и исподтишка наблюдала за Коннором. Да, похоже, старшинство у него заложено в генах – вон как встрепенулся в привычной для себя манере. Я не пересекалась с ним по работе уже больше трех лет, поэтому было забавно за ним наблюдать. Я не претендовала на лидерство вообще, и уж, тем более, сейчас, когда у нас скажем так "неофициальное заседание", на которое Дойл сам нас и собрал. И даже если бы сейчас Коннор начал вести себя как кейс-менеджер, я бы его не останавливала. Он остановился сам: сел на место и посмотрел на меня. Я чуть чаем не подавилась от смеха. Интересно, это только я нахожу забавным? Кажется, что и чувство юмора у меня в последнее время какое-то своеобразное. Ладно, раз ждут моего вступления – начнем:
– Итак, для начала я предлагаю сформулировать основные вопросы, которые мы будем обсуждать. Коннор?
Коннор:
– Я предлагаю сначала соединить то, что мы уже знаем, – поправил ее я. – Ни у Клер, ни у Антона нет полной информации. Итак, вчера мы пришли к выводу, что наиболее вероятный способ, с помощью которого меня достали с завода за секунду до взрыва, – это телепортация. Наше Управление расследовало как минимум два похожих дела. Одно вел еще я, второе – Прейгер. – Интересно, кстати, кто это вообще такой? При мне его еще не было. – Оба раза до сути докопаться не удалось. Дела были закрыты по приказу Френка Элсингера.
Я поймал на себе удивленный взгляд Клер. Она не присутствовала ни на одном из этих дел.
– Дальше. Антон склоняется к версии, что мою память о последних полутора годах заблокировали. И теперь любая попытка другого гипнотизера заставить что-то вспомнить причиняет боль. Чтобы снять блокировку, нужен ключ. Теперь сами вопросы. Первый: нужно подтвердить или опровергнуть телепортацию. Тут нам бы не помешал Эксон, но я так понимаю, он в командировке? – Я посмотрел на Линдсей. Она кивнула. – Значит, будем стараться сами. Второе: узнать, как связан со всем этим Элсингер. Тут надо быть крайне осторожными. – Я особенно подчеркнул последние слова. Они не знают о моей вспышке, но я уверен, что Элсингер имеет прямое отношение и к тому, что происходило после Архангельска. – И третье: лично для меня, конечно, приоритетное, как узнать ключ для разблокировки памяти.
Я замолчал и оглядел присутствующих. Черт, а ведь уже почти поверил, что сижу в мобильной лаборатории, возле уха передатчик, на поясе диктофон. Остается только нажать кнопку и сказать: "Положение дел...". Кажется, я скучаю по работе, даже работая.
Линдсей:
– Что-то меняется, а что-то остается неизменным, – на меня смотрело три пары удивленных глаз. – Не обращайте внимания, просто мысли вслух. Думаю, Коннор, ты прав. А еще я думаю, что все взаимосвязано... Кстати, я еще раз пересмотрела все дела, которые показывала тебе, и нашла еще один общий фрагмент... Вам о чем-нибудь говорит название "Диджинайт"?
Коннор:
– Диджинайт? – повторил я. – Что-то очень знакомое... Кажется, именно так называлась компьютерная фирма в Монтане, где мы расследовали странные звуки, которые слышали некоторые жители, помнишь, Клер? – Я повернулся Клер. Она рассеяно смотрела на меня, но кивнула. Не знаю, действительно вспомнила или просто кивнула. – Эта фирма установила в подземных туннелях генераторы высокочастотных помех, чтобы отпугивать крыс... – По взгляду Линдсей я понял, что опять увлекся. – В общем, компания весьма странная.
Линдсей:
– Странная – не то слово. А еще более странным кажется то, что она упоминается во всех делах с телепортацией. И еще, но это только мое предположение: Френк Элсингер как-то связан с этой компанией. Не знаю пока как, но попробую выяснить это...
Коннор:
– Будь осторожна, если Элсингер действительно с этим связан, уши могут быть везде, не только в стенах. Антон, – я повернулся к Хендриксу, – что с кодом?
Антон:
Значит, Коннор вчера меня не слушал. Интересно, что у них с Клер произошло? Я заметил, что обычно собранная доктор Дэвион, выглядит да и ведет себя уж очень отстраненно. Ну ладно, это меня не касается – ко мне за помощью пока не обращались. Вот обратятся, тогда и буду копаться в мотивах их поступков. А пока повторим вчерашнее, для лучшей усваиваемости:
– Как я уже говорил, кодом в твоем случае может быть все, что угодно: любой звук – хлопок, щелчок, песня, мелодия, слово, последовательность цифр. Или вид любого предмета... Или определенный запах... Сам понимаешь, что подбирать мы будем долго и не факт, что вообще подберем.
Коннор:
Самый волнующий меня вопрос оказался самым безрезультатным.
– То есть я могу никогда ничего и не вспомнить?
Антон:
Мне по-человечески было жаль Коннора, но против правды не пойдешь:
– Боюсь без знания кода – нет. Регрессивный гипноз не принесет тебе ничего, кроме мучений. Мне жаль, Коннор...
Коннор:
Наверное, если бы не сегодняшняя вспышка, слова Антона произвели бы на меня большее впечатление, но я был уверен, что если не благодаря памяти, что хотя бы этим... гм... явлениям, я смогу хоть отдаленно восстановить всю картинку. Знать бы только, что вызывает вспышки. Но обсуждать это ни с кем, даже с Антоном, я пока не готов.
– Антон, а может быть так, что даже через блок какие-то воспоминания все равно остаются? – черт, как же тяжело подбирать слова, чтобы ничем себя не выдать.
Антон:
Я задумался. Возможно все, потому что человеческая психика, наверное, самый малоизученный предмет, несмотря на огромное количество научных работ.
– Знаешь, Коннор, возможно все. Человеческая память – слишком гибкая структура. За разные виды памяти отвечают разные участки головного мозга... Какие-то определенные ассоциации вполне могут вызывать воспоминания... Да и кодировка со временем по идее должна ослабнуть...
Коннор:
Ну, вот так бы сразу, а то "боюсь, что нет".
– Значит, надежда есть. Линдсей, тебе когда к шефу на ковер?
Линдсей:
– Предварительный отчет я ему оставила вчера, так что в понедельник можно ждать приглашения. А что?
Коннор:
– Да думаю я, как бы разговор построить, чтобы и информацию добыть, и себя не выдать.
Я снова спохватился, что все это придется делать Линдсей, а не мне. Она всегда была девочкой не глупой, а сейчас, когда так повзрослела, думаю, с этой задачей справится получше меня.
Линдсей:
Я посмотрела на всех по очереди:
– Раз мне все равно с Элсингером встречаться в понедельник, то беру его на себя. Антон, ты будешь усиленно делать вид, что пытаешься помочь Коннору вспомнить последние полтора года жизни и писать мне отчеты о том, что тебе это не удается, – мне вдруг стало весело от этих шпионских игр. – Коннор, займись телепортацией: все, что сможешь найти по ней, нам очень пригодится. Клер, откроешь ему свой доступ к базе Управления – этого должно хватить. И еще знайте, что у стен в Управлении есть не только уши, но и глаза...
Клер:
– А чего вы, собственно, хотите добиться? – по-моему, это была первая моя осмысленная реплика за все совещание. Чем больше я слушала своих коллег, тем меньше мне нравилось это дело.
Коннор:
Я удивленно повернулся к Клер. Она что, серьезно?
– Ну, я думал, мы все тут стараемся понять, что произошло после Архангельска, нет?
Клер:
– А разве мы этого еще не поняли? – с вызовом спросила я. – Кто-то телепортировал тебя с завода, вытащил паразита, поддерживал в тебе жизнь, пока ты был в коме, а когда ты очнулся, вернул тебе твою прежнюю жизнь. Что еще ты хочешь знать?
Коннор:
– Я хочу знать, КТО это сделал, и ЗАЧЕМ? – Черт, кажется, это прозвучало слишком грубо.
Клер:
– И эти знания тебе для чего? – кажется, я начала заводиться. И меня даже не трогало, что я вроде как начинаю выяснять с ним отношения прямо на глазах у Линдсей и Антона. Это было нарушением всех наших прошлых правил. А остались ли они еще? Я не знала. – Ты жив. Ты здесь. Какая, нахрен, разница, кто и зачем это сделал? Скажи спасибо и живи. Или опять синдром выжившего взыграл? Почему тебя спасли, а других, кто погиб на этой станции, нет? Если бы они хотели, чтобы ты знал правду, они бы не заблокировали твои воспоминания. Что будет, если ты к этой правде приблизишься? Ты уверен, что ты настолько им нужен?
Коннор:
– Клер! – я тут же прикусил язык и глубоко вздохнул. Спокойно, Коннор. Выяснять отношения при коллегах не лучший вариант. – Клер, давай мы с тобой обсудим это после. Пожалуйста.
Клер:
– Как скажешь, – я устало откинулась на спинку кресла, понимая, что эту битву я уже проиграла. Коннор такой, какой он есть. Он будет лезть на рожон, что бы я ни сказала.
К собственному ужасу я поняла, что мне хочется выпить хотя бы одну порцию бурбона. Может, тогда мне перестанет быть так страшно. Я прикрыла глаза. Да, Клер Дэвисон, похоже, у тебя реально проблема.
Линдсей:
Не люблю такие моменты. Не люблю выяснять отношения и тем более наблюдать, как выясняют отношения другие. Противно. Клер, кажется, уже конкретно понесло. Хотя, если честно, то толика здравого смысла в ее словах все же есть.
– В общем, так, – я поднялась с дивана, – примерный план действий мы с вами обсудили. Пусть он и не всех присутствующих тут устраивает. У нас есть время подумать до понедельника. Утром в понедельник сообщите мне свои окончательные решения.
Для себя я уже решила: я попробую разобраться во всем сама. Аккуратно и тихо, не привлекая к себе особого внимания. Наверное, желание докопаться до правды все же заразно.
Коннор:
Я проводил Линдсей и Антона до двери, попрощался с ними до понедельника и вернулся в гостиную. Клер все еще сидела в кресле с закрытыми глазами.
Коннор, не надо. Ей тяжело. Она боится потерять тебя еще раз. Ты не знаешь, как это сложно, ты никогда подобного не переживал. Просто успокой ее, объясни, что слишком далеко, в случае реальной опасности для жизни, ты не полезешь.
– Что это, к черту, было?!
Твою мать, Дойл!
Клер:
Я открыла глаза и посмотрела на него. Наверное, все-таки влюбленность в кого-то пагубно сказывается на интеллектуальных способностях и на умении контролировать себя. Отвратительно. Столько лет своей жизни я не позволяла себе влипать в такое, всегда оставаясь собой. Как только отношения начинали напрягать, я их разрывала. Как только начинались расставления точек над "и", определения статуса, ведение счета, кто кому сколько кармически должен... Как только начинались такие вот претензии друг к другу.
Я не имела права ничего требовать от Коннора. Кто я ему? Жена? Нет. Вот именно. Он мне ничего не обещал, я ему тоже. Он сказал один раз, что любит. В эйфории от того, что не сыграл в ящик. Какова цена этих слов? Он мне ничего не должен. Он взрослый мужчина, у него свои правила и принципы. Свои приоритеты. Если он хочет знать правду любой ценой, то кто я такая, чтобы ему мешать? Любовница? Любовниц заводят не для того, чтобы они указывали, как жить. У них другая функция.
Почему-то захотелось плакать. Не потому, что я любовница – меня это устраивает. Но я не хотела, чтобы он расшиб себе лоб, гоняясь за своей правдой. И плакать хотелось мне от бессилия. От того, что я не имею права ему запретить. И что самое ужасное – понимаю это. Я сама далеко не идеальна. Но он же все еще со мной. Несмотря на то, что я впадаю в истеричные состояния. Несмотря на то, что у меня явно обнаружились проблемы с алкоголем. Несмотря на то, что я... Нет, еще хоть раз признаться себе в этом я не могу уже. Я не хотела быть обузой. И меньше всего я хотела сейчас рассориться с ним, чтобы он ушел и воевал на своей войне один. В худшем случае, мне и так, и так его хоронить. Снова. Так надо хоть взять себя в руки и наслаждаться тем, что он пока здесь.
– Просто сорвалась. Прости, больше не повторится.
Кажется, получилось немного неискренне и бесцветно, но зато спокойно. Он ведь такой меня любил: легкой и спокойной. Не надо вешать на него новую себя.
Коннор:
Идиот. Полный.
Я подошел к ней, сел рядом, взял ее руку.
– Клер, давай поговорим? У нас совершенно не было времени это сделать. Мне это нужно. Надеюсь, что тебе тоже.
Клер:
– Я не умею этого делать, Коннор, – я виновато улыбнулась. – То есть о таком говорить – не знаю как. Вдруг я скажу, а ты не поймешь. Или поймешь не так. Что если ты... не простишь?
Коннор:
– Пока ты не скажешь, мы оба не узнаем, пойму я или нет, – честно ответил я. – Помнишь, ты мне когда-то сказала, что не знаешь, что я должен сделать, чтобы потерять твою поддержку? Так вот, Клер, я не знаю, что ты должна сделать, чтобы я тебя не простил.
Коннор:
– Прямо, все простишь? Даже то, что я тебя бросила умирать? Ушла, потому что жить мне хотелось больше, чем быть с тобой. Даже то, что я смогла жить потом? И то, что уже убедила себя, что я ни в чем не виновата? Что начала приходить в себя? Начала забывать? Я убедила себя в том, что ничего не могла для тебя сделать. Что для тебя ничего нельзя было сделать. Я ведь почти начала забывать. Даже пила скорее по инерции, а не от горя. Вернулся бы ты еще через полгода, я бы, наверное, уже выбросила твои вещи. Вернулся бы через полтора – и со мной мог быть уже кто-то другой, я бы могла уже любить его.
Я перевела дыхание. Не была уверена, что для него все это имело какой-то смысл. Как объяснить человеку, что своим возвращением из небытия, он уничтожил единственное оправдание, которым я удерживала себя от полного коллапса эти месяцы. И как объяснить ему то, что осознав это, я сначала разозлилась на него, а потом саму себя за это возненавидела.
Коннор:
– Клер...
Я обнял ее, прижал к себе, почему-то чувствуя себя сейчас именно так, как обещал не чувствовать утром – отцом маленькой девочки.
– Тебе не в чем себя винить. Тогда ты ничего не могла сделать, потому что в принципе ничего нельзя было сделать. Что ты могла? Остаться со мной? Мы погибли бы вместе. Да, теперь я думаю, что это было бы, наверное, легче. Легче, но неправильно. Я хотел, чтобы ты ушла. Я хотел, чтобы ты ушла, – последнюю фразу я повторил едва ли не по слогам. – И я надеялся, что ты выбросишь мои вещи гораздо раньше. И забудешь раньше. И когда я позавчера шел к тебе, я думал, что у тебя уже кто-то есть. Потому что так правильно. Так должно было быть, понимаешь?
Клер:
– А если бы это было так? – зачем-то спросила я. Тугой узел в груди начал развязываться. Мне даже перестало хотеться выпить. Но я упрямо растравливала рану. Как человек не может остановиться, и все время трогает и трогает больной зуб. – Что бы ты сделал?
Коннор:
– Я? – Я задумался, хотя прекрасно помнил свои мысли в тот момент. – Я бы попробовал завоевать уже эту, новую Клер.
Клер:
У меня было чувство, что внутри что-то взорвалось. Теплое и сладкое, разлилось в груди, прогоняя отвратительный холод и чувство стыда. Он действительно считал, что я все сделала правильно. Он бы простил меня, даже если бы я вернулась к жизни быстрее. Даже если бы я действительно смогла жить дальше и быть счастливой.
Не было вины. Я ее себе придумала. А придумав – попыталась оправдать. Но оправдав – создала себе ложную опору. И когда меня ее лишили – запуталась окончательно. А все было проще. С самого начала. С ним всегда все было просто. Это за полтора года без него я забыла об этом. Дура.
– Дойл, – кажется, я не сдержала улыбки от уха до уха. – Ну почему ты такой хороший, а? Как ты вообще мне в таком возрасте достался одиноким? Куда смотрели женщины до меня?
Коннор:
Я незаметно выдохнул. Кажется, перевал пройден. Я видел ее напряжение весь день, я видел, как тщательно она подбирает слова, чтобы сказать то, что, она думала, я не пойму. У меня было такое ощущение, что я наедине с бомбой, и некому мне подсказать, какой провод резать. И мало того, что нужно сделать правильный выбор, нужно еще сделать это так, чтобы все поверили, что ты в нем даже не сомневался, и изначально знал, какой провод правильный.
А сейчас провод перерезан. И он оказался правильным. Клер обмякла в моих руках. Не было больше напряжение. Не было больше пропасти между нами, которая неожиданно возникла вчера утром и с тех пор продолжала нарастать, угрожая своими размерами.
– Наверное, это потому, что только тебе в голову приходит считать меня хорошим. Обычно я слышу в свой адрес несколько другие эпитеты, – улыбнулся я.
Клер:
– Можно попросить тебя тогда о паре вещей, раз уж ты такой хороший только со мной? – я улыбнулась. Даже странно, что мне так полегчало. Собственно, угроза-то новая никуда не делась. Но почему-то мне сейчас казалось, что в нужный момент я смогу взять Коннора за руку и сказать: оставь это. И, может быть, он даже оставит. И тут я вспомнила, что на самом деле он кое-что обещал мне: что больше никогда так не сделает.
Коннор:
– Ну, попробуй, – не стирая с лица улыбки, предложил я.
Клер:
– Давай забудем о всей этой ерунде на один вечер? О России. О всех этих месяцах. Амнезии. Элсингере. Диджинайте. Паразите. Хотя бы сделаем вид, что ничего не случилось и не случится. Приготовим ужин. Наверное, придется сначала съездить в магазин, потому что у меня в холодильнике, кажется, шаром покати. Посмотрим комедию какую-нибудь. Ну, ты знаешь, мы так иногда делали, когда лень было куда-то идти в субботу?
Коннор:
Интересно, Дойл, почему тебе раньше не пришло в голову, что Клер просто хочет насладиться твоим возвращением? Что ей не нужны твои расследования, ей не важно, помнишь ты что-то или нет, ей неинтересно, кто и зачем тебя вытащил. Все, что ей нужно знать – ты есть, ты рядом, ты никуда не денешься. Хотя бы один вечер. А потом можешь продолжать, играть в своих шпионов, искать свою вечную правду.
– Конечно, мы так и сделаем. Но что-то мне подсказывает, что это еще не все...
Клер:
– О, – я отмахнулась, – второе – сущая ерунда. Ты мне уже обещал это, я хотела бы закрепить, – я нарочно говорила это подчеркнуто легким тоном. Чтобы в голове отложилось лучше. – Ты обещал мне больше так не делать – не умирать. Так что будь добр, сдержи слово.
Я вылезла из кресла, хотя лишаться его объятий очень не хотелось. Но в магазин же кто-то должен поехать?
– Потому что в этот раз я не уйду.
Я не стала оборачиваться, чтобы посмотреть ему в глаза или на выражение его лица. Пусть сам это осмыслит.
Я вышла в прихожую, достала из сумки ключи от машины, потом вернулась и бросила ключи Коннору. Он их поймал – отличная реакция.
– Подождешь меня в машине? Я буду через пять минут.
Коннор:
Клер не дала мне даже возможности возразить. Впрочем, мне и не хотелось. Я поймал ключи, спустился вниз, к машине, сел за руль, права-то мне добрые люди, спасшие жизнь и вытянувшие с того света, оставили.
Клер:
Когда за Коннором закрылась дверь, я открыла дверцу бара. Так, что у нас тут? Полбутылки коньяка, одна целая бутылка бурбона. Предыдущую я, видимо, вчера уговорила. Неужели всю? Странно, но ладно. И даже Мартини – оно-то как тут оказалось?
Я взяла бутылки и пошла с ними на кухню. Я никогда не занималась лечением алкоголизма и все еще не готова была признать, что уже дошла до него, но проверять мне не хотелось. Как и иметь соблазн под боком.
Когда все три бутылки опустели, я выбросила их в мусорный мешок, завязала его и избавилась от него по дороге на подземную стоянку, зайдя в помещение с мусорными баками.
С глаз долой – из сердца вон. Иногда срабатывает.
***
24 августа 1998 года
Линдсей:
Утро понедельника наступило уж как-то слишком быстро и пока совсем не радовало меня превосходным самочувствием. Рабочий день начался как обычно с чашки травяного чая, чтобы успокоить бунтующий организм, совещания с сотрудниками своего отдела и подписей на отчетах. Элсингер пока меня к себе не вызывал, но это было и к лучшему. У меня было время переварить и обдумать полученную вчера вечером от Келли информацию.
Как и следовало ожидать, пока подтверждались наши худшие предположения. Майкл очень прозрачно дал понять, что проект с телепортацией вполне по силам "Диджинайт", и что к исследованию в Архангельске компания проявляла определенный интерес. На мой вопрос о возможности связи нашего доблестного оперативного директора с этой самой компанией, ответом послужила только загадочная улыбка Келли. Короче, снова одни вопросы...
Кроме того, я пока не видела ни Дойла, ни Дэвисон, ни Хендрикса. Я не знаю, что они себе там решили, но лично у меня желание докопаться до истины за последние сутки не угасло ни на йоту. В десять тридцать секретарша Элсингера сообщила, что меня ждет оперативный директор. Я взяла подготовленную папку с документами по делу Коннора, нацепила на лицо маску уверенной и деловой женщины и пошла отчитываться.
С вопросом по подтверждению личности Коннора мы разобрались очень быстро. Я еще раз обратила внимание Френка, на заключение доктора Хендрикса, в котором тот рекомендовал восстановить профессора Дойла в прежней должности сотрудника Управления. В ответ на мое предложение Элсингер обещал подумать и принять окончательно решение по окончанию расследования.
Когда я докладывала о судьбе паразита, чуть не убившего в свое время Дойла, у меня появилось стойкое ощущение, что Элсингеру известно об этом гораздо больше, чем мне – уж слишком самодовольно он выглядел...
– Теперь, что касается последних полутора лет жизни Коннора Дойла: регрессивный гипноз, проведенный доктором Хендриксом, не дал нам ровным счетом ничего. Только вызвал сильный приступ боли у объекта, – я внимательно смотрела на Френка. Мне показалось, или его самодовольная улыбка стала еще шире? А в глазах мелькнул огонек превосходства?
– Доктор Хендрикс считает, что на воспоминаниях Дойла стоит какой-то блок...
Френк:
Я внимательно слушал Доннер, хотя знал наперед все, что она может мне сказать, и даже то, что она может не сказать. Вопрос оставался в том, что она не скажет, потому что не знает, а что потому, что посчитает не нужным.
– Что за блок? Как его обойти Хендрикс знает?
Линдсей:
Ну откуда у меня эта чертова уверенность, что Френк все знает?
– Мы не знаем, что это за блок. Доктор Хендрикс предполагает, что блоком может быть все, что угодно. И что простым подбором тут не обойдешься, – я внимательно следила за реакцией Элсингера.
Френк:
Я кивнул. Ну, вот и славно.
– Ну что ж, отличная работа, Линдсей. Из тебя получился бы прекрасный кейс-менеджер. Думаю, на этом можешь закрывать дело. Оформи все, как полагается. А пока позови мне Дойла.
Линдсей:
Вот так поворот. Нет, конечно, я ожидала чего-то подобного, но не так же скоро! Значит мы точно на верном пути.. Прежняя я, наверное, стала бы что-то тут же доказывать Элсингеру, приводить какие-то аргументы... Но я теперешняя принимала правила игры:
– Хорошо, мистер Элсингер. Я подготовлю заключительный отчет в течение часа и скажу Коннору Дойлу, чтобы он зашел.
Френк:
Я посмотрел ей вслед, удовлетворенно улыбнувшись. Умная девочка, не зря я дал дело ей. Надо же, при таком теле – такие мозги. Редкость. При других обстоятельствах я бы, наверное... Впрочем, обстоятельства были такие, какие они были. Поэтому я молча проводил ее взглядом.
Теперь только Дойл. С ним может быть сложнее, но и на него управу найдем, если нужно будет.
Коннор:
Все воскресенье я провел за компьютером, изучая материалы нескольких дел, о которых упоминала Линдсей. Доступа Клер было вполне достаточно. Сделал несколько звонков старым знакомым, забавно, некоторые из них даже не знали, что я вроде как умер, другие почти не удивились моему возвращению. Бен Фоули, приятель по Академии, восхищенно заявил, что всегда знал, что такие, как я, даже смерть обмануть могут. В общем, по крохам собирал информацию из всех возможных источников. Кто-то что-то слышал, кто-то что-то видел, кто-то даже сам участвовал в каких-то разработках.
За день я исписал три блокнота, но вывел несколько теорий возможной телепортации. Все они были пока на стадии разработки, даже эксперименты почти не проводились, но всегда есть вариант, что кто-то чего-то добился, но пока еще информация засекречена. Несколько раз я вспоминал Эксона. Как бы он пригодился.
В понедельник с утра, попрощавшись с Клер возле ее кабинета, я сразу пошел к Линдсей. Она показалась мне несколько бледноватой, неужели разговор с Элсингером прошел не так, как планировалось?
– Доброе утро. Как отчет у главного? – Я многозначительно кивнул в сторону двери.
Линдсей:
Внезапно я разозлилась. Достаточно сильно. Я думала, у нас еще есть время. Хотелось швырнуть что-нибудь в стену или на пол. А лучше в голову Элсингеру. Я немного испугалась такого не свойственного мне порыва. Приложив неимоверные усилия, чтобы сдержаться, я просто кивнула Френку и ушла к себе.
Специально пошла по лестнице, чтобы хоть немного успокоиться. Получалось не очень. Вдобавок вернулась утренняя дурнота. Отлично! Только этого мне сейчас не хватало! Уже у себя в кабинете заварила чай и долго смотрела в окно. Злость испарилась сама по себе. Это к лучшему, потому что злость очень плохой советчик. Вспомнила о том, что Элсингеру нужен Коннор для беседы. Я еще не успела додумать эту мысль, как сам Дойл материализовался на моем пороге.
– Не такое уж доброе. Элсингер закрыл дело. Причин мне не объяснили, – я старалась говорить спокойно, чувствуя, как волной поднимается раздражение. Да что со мной такое? – Он ждет тебя у себя для разговора.
Коннор:
Ну что, чего-то подобного я и ожидал. Линдсей злится, она не привыкла к тому, что расследование могут просто так взять и закрыть. Для меня это привычное дело.
– Хорошо, сейчас пойду к нему. На когда назначено следующее совещание, шеф? – я улыбнулся ей, всем своим видом показывая, что сдаваться не собираюсь.
Линдсей:
Значит, Коннор решил продолжать. Один союзник у меня есть.
– Встретимся в обед. И не здесь, – я постаралась улыбнуться. – Что с остальными?
Коннор:
– Клер все это не нравится, но она с нами.
Она больше не уйдет, добавил я про себя.
Линдсей:
– Хорошо, с Антоном я поговорю сама.
Коннор:
– Отлично, – я поднялся, но у двери все-таки обернулся. – Лин, с тобой все нормально? Ты какая-то бледная и измученная. Это из-за Элсингера?
Линдсей:
– Все в порядке. Не беспокойся.
Коннор:
Я молча пожал плечами и вышел. В порядке так в порядке.
Элсингер меня ждал. Поздоровавшись и получив разрешение сесть, я уставился на него в ожидании.
Френк:
Итак, Дойл. Тут главное не передавить. В прошлый раз я уже передавил – и получил бунт на корабле. Пришлось долго и нудно исправлять.
– Рад тебя видеть, Коннор. Насколько я понимаю, ты окончательно пришел в себя. Хендрикс написал в отчете, что ты абсолютно стабилен, но я в этом и не сомневался. Он рекомендовал восстановить тебя в должности. Насколько я понимаю, вы пока не смогли вернуть твои воспоминания, но я думаю, вы сможете работать над этим в свободное время.
Я изучающе смотрел на него. Спокоен, собран, слушает внимательно, даже не пытается перебивать. Похож на Дойла, каким он был еще пару лет назад.
– Я консультировался с нашим отделом кадров. Формально, Коннор, тебя даже не увольняли. Едва твое воскрешение станет официальным, наши взаимные обязательства снова обретут силу. Ты будешь, как и раньше, кейс-менеджером. Тем более мы сейчас испытываем нехватку опытных специалистов. Все формальности мы уладим уже сегодня, так что ты можешь приступать к работе хоть завтра, – я сделал небольшую паузу. – Если только, как я уже говорил, не захочешь взять отпуск. И если ты вообще планируешь возвращаться на работу.
Я вопросительно посмотрел на него.
Коннор:
– Планирую, если это возможно, – кивнул я.
Вообще я об этом еще не думал, но куда я денусь? Если восстановится память... когда восстановится память, нужно же продолжать как-то жить дальше, а свою жизнь без Управления я не представлял.
Френк:
Я удовлетворенно кивнул. Я рассчитывал на такой ответ.
– Хорошо, тогда подумай до вечера, готов ли ты вернуться на работу сразу или хочешь взять неделю отпуска. Если готов, то у меня как раз есть дело в Бермудском треугольнике. Я хотел послать команду уже завтра, но если ты готов взять его, то я дам тебе один день на то, чтобы уладить все необходимые формальности, собрать команду, и тогда отправитесь в среду. Ты наш лучший эксперт по феномену треугольника, поэтому тебя расследование может один день и подождать. Там, возможно, вообще пустышка, как это часто бывает, но мы ведь здесь именно для того, чтобы среди моря пустышек находить реальные факты, да?
Давай, Дойл, соображай. Сделка вполне понятна и очевидна: я верну тебе работу, дам искать ответы на любые интересующие тебя вопросы, кроме одного. Бери, что дают, и беги, пока не бьют. Впрочем, может, ты нуждаешься в еще одном напоминании: что именно я тебе вернул?
– Кстати, все забываю спросить: тебе помощь с жильем не нужна? С машиной там? Я так понимаю, что все твои счета давно ушли наследникам. Ты сможешь их вернуть, если захочешь, но на все нужно время. Пока мы можем обеспечить тебя служебным жильем и транспортом, предоставить займ на неотложные нужды... Если только запасной аэродром не готов обеспечивать тебя всем необходимым сам.
Коннор:
Элсингер знает, чем купить. Помощь мне нужна. Во всем, что он перечислил.
– Спасибо, сэр, – сказал я, стараясь по-быстрому сообразить, нужна мне неделя или нет. Раньше за возможность рвануть в треугольник я отдал бы что угодно, но теперь у меня была задача поважнее. – Если это возможно, я бы хотел неделю отпуска. Мне нужно разобраться с делами, тяжело возвращаться к жизни спустя полтора года.
Я посмотрел на него. Он сам предложил мне неделю, глупо ею не воспользоваться. У нас пока есть дела поважнее треугольника.
Френк:
Что ж, можно и так, Дойл, подумалось мне. Возьми неделю на раздумья.
– Хорошо, – я кивнул. – Тогда зайди к Доновану в кадровый, я его предупрежу, напиши заявление на все, что тебе нужно: квартиру, машину, деньги, отпуск. Он сегодня же все уладит. Договорись с Антоном о сессиях: вам же еще нужно поработать с твоей памятью. Дело твое закрыто, так что можешь спокойно заниматься бытовыми вопросами, наводить порядок в своей жизни. А пока свободен.
Еще вопросы, Дойл?
Коннор:
Все, понятно. Вот тебе, Дойл, вся твоя прежняя жизнь, только не суй свой нос, куда не просят.
– Сэр, можно вопрос? Что вам известно о компании Диджинайт? – У меня было такое чувство, что я лезу в пасть ко льву, но ведь она упоминалась в нескольких наших делах, он может съехать на этом. Мне главное увидеть реакцию.
Френк:
– Очень большая и очень могущественная корпорация, как я слышал, – не моргнув глазом, ответил я. Возможно, этому парню нужно чуть менее прозрачные намеки. – Почему ты спрашиваешь?
Коннор:
– Я встречал упоминание о них в нескольких наших делах. Управление каким-то образом сотрудничает с ними? – Все, Дойл, тормози, а то как бы чего не вышло.
Френк:
– У Диджинайт и у Управления есть общие... сферы интересов, скажем так. Но нет, мы не работаем на Диджинайт, а они не работают на нас. Они что, предлагают тебе работу, Дойл? – я решил сделать вид, что не понимаю, о чем он на самом деле спрашивает. – Если так, подумай. У них отличный соцпакет. Но они и требуют очень много.
Последняя фраза явно была лишней. Дойл все равно не поймет.
Коннор:
– Нет, сэр, я просто спросил. – Я поднялся, практически силой заставляя себя отвести от него взгляд. Ну и реакция у тебя, Френк. Разозлился как черт, но даже бровью не повел. И если бы я тебя не знал, даже не заметил бы. – Я могу идти?
Элсингер кивнул. Я вышел из кабинета и прямиком направился к Клер, но, видимо, не судьба. Мы столкнулись на пороге, она на ходу пробормотала что-то о срочной командировке в соседний город до позднего вечера, поцеловала меня в щеку и вскочила в лифт, не дав мне даже слово вставить. М-да, узнаю работу в Управлении. И, кажется, даже скучаю. Похоже, через неделю я вернусь с огромным удовольствием. Ну ладно, раз Клер уехала, пойдем к Линдсей, нужно обсудить полученную информацию.
Линдсей:
Я как раз заканчивала разбор полетов одному из своих подчиненных, накосячивших на выезде, когда вернулся Дойл. Махнув ему рукой, чтобы проходил, я закончила разговор:
– Мистер Лоренс, жду ваших объяснений у себя на столе в письменном виде через полчаса. Можете идти.
Лоренс вышел, а я обратилась к Коннору:
– И как пообщались?
Коннор:
Я удивленно проводил взглядом этого Лоренса, потом повернулся к Линдсей. Уж больно она мне кого-то напоминала в этот момент.
– А ты настоящий руководитель, – улыбнулся я. – И узнаю знакомые черты в манере отчитывать подчиненных. Самый действенный способ, не так ли?
Линдсей:
Я улыбнулась в ответ:
– Спасибо, я училась у лучших, – видя его удивление, добавила. – Ты нас с Эксоном отчитывал точно так же. Это не то слово, как действенно. Я думаю, Лоренсу было бы куда проще, если бы я на него просто наорала. Ладно, что Элсингер тебе сказал? Причины закрытия дела пояснил?
Коннор:
– А когда он мне объяснял причины закрытия дел? Обычно меня просто ставят в известность. Предложил мне вернуться в Управление. Предлагал помощь с квартирой, машиной и прочими благами жизни, – я усмехнулся, – в общем, всячески подчеркивал, что я потеряю, если не сделаю так, как он говорит. Дал понять, что ему все известно про Клер. Пытался подсунуть командировку в Бермудский треугольник. В общем, делал все, чтобы у меня не возникло желания продолжать это расследование.
Линдсей:
Я задумалась.
– Значит, мы на правильном пути и подобрались слишком близко... к Элсингеру или кому-то более могущественному, – я смотрела Дойлу в глаза, пытаясь понять, будет он моим союзником или нет. – И что ты решил? Чего ты хочешь?
Коннор:
– Я не знаю, Линдсей, – честно ответил я. – То есть, я, конечно, хочу узнать, как и почему меня спасли, но... – Я посмотрел ей в глаза. – Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что мы ничего не сможем противопоставить настолько могущественной организации как "Диджинайт". Элсингер ясно дал мне это понять. Да и потом, что вообще мы сможем им предъявить? Клер права, я должен испытывать к ним исключительно благодарность, хоть и понимаю, что они сделали это уж точно не ради меня. Им нужен был тот паразит, а я был его переносчиком. Только и всего. Но мне не дает покоя одна вещь. Почему они оставили меня в живых? Более того, почему они приложили столько усилий, чтобы спасти меня? Достали бы червя и все, прощайте, профессор. К тому же меня бы даже искать не стали, официально я погиб при взрыве. И меня мучает вопрос, а не предъявят ли мне в скором будущем счет? И что это будет за счет? И это я хочу узнать больше всего, понимаешь?
Линдсей:
"Похоже, у Дойла начинается паранойя. Хорошо, хоть не истерика", – тут я усмехнулась.
– Коннор, мы все в этой жизни рано или поздно платим по счетам. По всем, – я давно это уже поняла и приняла, наверное, поэтому и говорила так спокойно. – Конечно, гораздо проще, если знаешь, что именно тебе предъявят... А мне просто нравится тешить свое профессиональное самолюбие, разгадывая разного рода загадки...
Надеюсь, Коннор меня понял.
Коннор:
Потому что это не твоя жизнь, неожиданно зло подумал я.
– Вот на этом и сойдемся, – я постарался сказать это спокойно. – Ты тешишь свое самолюбие, а я пытаюсь найти свои полтора года жизни.
Кажется, получилось все-таки раздраженно...
Линдсей:
"Какой же ты дурак, Дойл! Я действительно всего лишь тебе помочь хочу".
– Коннор, ты дурак! – фраза сорвалась с языка, но, по-моему, я просто констатировала факт. – Странно, что тебе раньше про это не говорили.
Коннор:
– Ну почему же, регулярно, – уже с улыбкой заметил я. – Я предлагаю за обедом обсудить кое-какую информацию. Я же должен тебе обед?
Я поднялся из-за стола, надеясь, что Линдсей не требуется дополнительных объяснений, сама же говорила про глаза и уши.
Линдсей:
Понял все-таки. Молодец. Правда, предложение про обед не очень порадовало. Ладно, постараемся пережить это как-нибудь.
– Должен. Встретимся за обедом. Сообщишь куда явиться?
Коннор:
– Давай там, где вчера, через два часа, пойдет?
За два часа я успел переделать кучу дел по восстановлению своей жизни и в назначенное время уже ждал Линдсей в кафе.
Линдсей:
Коннор ушел, до повторного явления моим очам Лоренса с объяснительной времени еще оставалось порядком. Я вернулась к своим мыслям после разговора с Элсингером. Понятно, что у Френка есть куча полезной и жизненно необходимой нам информации, вопрос лишь в том, как ее обнаружить и достать. Идти и собственноручно рыться в компьютере Главного было бы верхом глупости – как минимум работы лишишься, а как максимум... Даже думать не хотелось. Значит, надо придумать, как достать информацию, не приближаясь.
Тут я вспомнила дело месячной давности, которое вел Питер. Кое-что из этого дела не попало в официальные отчеты Управления. И чего скрывать, что без моей помощи там не обошлось. В результате у Эксона теперь на руках был неплохой бонус в качестве самопальной программы-шпиона для компьютера. Уже апробированной на некоторых сотрудниках управления. Кстати, очень даже успешно.
Я не была уверена, что смогу сделать все, как надо, но ведь для этого и существуют друзья? Звонок Питеру, красивая легенда о том, зачем мне это понадобилось, и программа-шпион начала свою работу. Переброс данных был настроен на мой компьютер. Осталось дождаться результатов.
Разобравшись с текущими делами, находясь в относительно неплохом настроении и приемлемом самочувствии, я вошла в кафе. Коннор обнаружился за столиком у окна.
– Привет еще раз. Давно ждешь?
Коннор:
Я вздрогнул. Надо же, так погрузился в свои мысли, листая блокнот со вчерашними записями, что даже не заметил, как она пришла.
– Нет, не очень. Я тут систематизирую полученные вчера сведения, и как-то они меня не радуют...
Линдсей:
Я присела за столик. Буквально через секунду рядом с нами материализовался официант. Вот засада! Есть мне совсем не хотелось, а привлекать внимание Дойла к этому факту и нарываться на ненужные вопросы – тем более. Ладно, попробуем обойтись малой кровью. Заказав травяной чай и салат, я переключилась на Коннора:
– Что конкретно тебя настораживает?
Коннор:
– Меня не совсем настораживает... скорее, пугает такая возможность, – я открыл блокнот на нужном месте. – Вчера я почитал кое-что, позвонил своим знакомым, которые могли бы что-то знать о телепортации. В общем, кроме того транспортного луча, о котором ты мне рассказывала в деле о "Викторине", существует еще два возможных варианта. Так называемая "ноль-транспортировка" и квантовая телепортация. Ни то, ни другое пока официально не доказано, опыты если и проводились, то с элементарными частицами, но никак не с людьми. Официально, – я подчеркнул это слово, давая понять, что про "неофициально" мне поведали многое. – При ноль-транспортировке тело перемещают через ноль-пространственные дыры, которые вроде как должны существовать в некоторых местах вселенной, либо создаваться искусственно, если такое в принципе возможно. А вот при квантовой телепортации тело не перемещают... просто в другом месте создается его точная копия.
Я оторвался от блокнота и посмотрел на нее, чтобы убедиться, что она понимает, что я имею в виду.
Линдсей:
– Понимаю я тебя, Коннор, понимаю, можешь даже не переживать по этому поводу, – я поспешила пояснить. – С таким другом, как Питер Эксон, ты будешь разбираться и в телепортации, и примерно представлять теорию квантовой механики, и даже знать устройство поискового зонда. Я легко могу выдвинуть как минимум три теории взрыва этого самого зонда... Но не это главное. Тебя волнует, что возможно ты не Коннор Дойл, а его точная копия? – я дождалась утвердительного кивка. – Даже не заморачивайся по этому поводу. Я со 100% уверенностью утверждаю, что ты – профессор Коннор Эндрю Дойл. И могу это доказать...
Коннор:
Я внимательно смотрел ей в глаза, какой-то задней частью мозга понимая, что сейчас готов выслушать и поверить во что угодно, лишь бы мне сказали, что это была не квантовая телепортация.
Линдсей:
– Помнишь дело о клонировании? – видя, что Дойл не понимает, пояснила. – Мальчика клонировали его друзья-инопланетяне? Создали точную копию? Так вот, копия и оригинал все же отличались друг от друга. Незначительно, но отличались. Клер провела полное и масштабное исследование, сравнив теперешнего тебя с тобой прошлым. Вы идентичны полностью. Так что ты по-прежнему Коннор Дойл. И апартировали тебя другим способом, скорее всего.
Коннор:
– Тогда это была, вероятнее всего, ноль-транспортировка. Но тут возникают следующие вопросы. При этой телепортации происходит выброс энергии, то есть взрыв. Конечно, наши могли не заметить его, так как в этот момент взрывался завод. Но даже если допустить, что такую технологию уже придумали, они не смогли бы телепортировать меня на большое расстояние. Скорее всего, вынесли где-то рядом с заводом. Поверь мне, времени у меня почти не оставалось, они бы попросту не успели отвезти меня в приличную больницу. То есть либо операцию делали прямо там, что нереально, дыра там была та еще, либо... либо я не знаю.
Линдсей:
– Предположим, что это все-таки была ноль-транспортировка, следа которой во взрыве не было видно, и что тебя вытянули недалеко от завода. Ты говоришь, не было времени ни на что? А если предположить, что при их возможностях существует возможность замедления реакций организма. Тогда они могли доставить тебя вместе с паразитом куда угодно, хоть в Штаты...
Коннор:
– Замедления организма? – переспросил я. – Что ты имеешь в виду?
Линдсей:
– Меньше года назад, один из наших следователей. Мэтт Прейгер, расследовал дело о застывших людях. Если не вдаваться в подробности, то суть дела была в следующем: в организмы людей попал кишечный вирус, чем-то родственный с ботулизмом. Этот вирус настолько замедлял все обычные человеческие реакции, что людей поначалу приняли за мертвых. Противоядие наши нашли, деревню "разморозили". Из интересного еще то, что этот же вирус спас самому Прейгеру жизнь: он попал там в какую-то переделку, потерял много крови. Довезти его живым до ближайшей больницы возможности не было. Благодаря тому, что Мэтту с помощью вируса замедлили реакции, он остался жив. Так что, Коннор, все возможно.
Коннор:
Я задумался. Да уж, в этой жизни действительно возможно все.
– Ну что, шеф, каковы будут в таком случае наши дальнейшие действия?
Линдсей:
Я фыркнула на такое обращение:
– Эй, полегче. Дело закрыто, так что я уже не шеф, – я легонько ударила Коннора по руке. – Мы теперь, как бы это сказать, напарники, – но тут мне на ум пришло другое определение, – а нет, не напарники. Скорее подельники, планирующие теорию локального заговора.
– А что касается действий, то я считаю, что ключ ко всем вопросам, наш любимый директор. Поэтому надо копать в этом направлении, – так, похоже, мое везение закончилось: нам наконец-то принесли заказ. Если мой салат еще никакого запаха не издавал, то от стейка Коннора шли такие ароматы, что мне враз стало не по себе. Я постаралась скрыть свое состояние, поднеся чашку с чаем ко рту, параллельно переключая все мысли на дело.
– Я тут кое-что предприняла после твоего ухода, так что надеюсь, информация у нас появится, – я старалась не смотреть, как Дойл разрезает мясо.
Коннор:
– Имеет смысл спрашивать, что ты предприняла, или такими тайнами не делятся? – поинтересовался я, отмечая про себя, что Линдсей как-то странно реагирует на стейк. В вегетарианцы записалась, что ли?
Линдсей:
– Почему же не делятся? – надеюсь, я еще не сильно побелела. – Я по локальной сети протащила на компьютер Френка программу-шпиона. Она фиксирует все действия Элсингера с компьютером, сохраняет скрины открытых окон и отправляет все на мой рабочий компьютер.
Я стала ковыряться в салате, имитируя прием пищи.
Коннор:
Да уж, это даже не пасть льва, это черная дыра – то место, куда мы пытаемся засунуть свои головы. Но теперь, когда правда стала еще ближе, остановиться уже нереально.
Дальнейший обед прошел в молчании. Я обдумывал полученную информацию, Линдсей мучила салат. Расплатившись, мы вернулись в Управление.
Линдсей:
На улице мне полегчало уже хотя бы от того, что я дышать могла полной грудью, а не через раз. Мы дошли пешком до Управления и сразу поднялись ко мне в кабинет. Компьютер приветливо моргнул, я запросила отчет о поиске.
Вероятно, что фортуна сегодня нам улыбнулась. Шпион скачал мне целый архив под названием "Memento".
– Коннор, похоже, что-то есть. Иди сюда.
Коннор:
Я подошел к ней, наклонился над столом, заглядывая в монитор.
– Memento? Что это такое?
Линдсей:
Ну не идиот ли?
– Дойл, заткнись! – сама от себя не ожидала, что так рявкну. И уже спокойней добавила. – Пожалуйста.
Коннор:
Черт, дурак, совсем, что ли, мозг отключился? Я вдруг подумал, что если бы так сделал кто-то из моих подчиненных, я бы рявкнул не так, как Линдсей. Пожалуй, у нее хладнокровия еще побольше моего.
– Пиши на диск, и поехали домой.
Линдсей:
Я посмотрела на Дойла как на придурка.
– Какое домой? Я, знаешь ли, на работе. И быть мне тут еще часа три не меньше, – пока я это говорила, мой мозг уже сам по себе обрабатывал информацию, ища выход. Выход нашелся, причем такой, что я невольно почувствовала себя крутой шпионкой.
– Сделаем так: ты выходишь из Управления прямо сейчас и ждешь меня возле супермаркета в квартале отсюда. Я тебя подхвачу через полчаса.
Коннор:
Мне казалось, что за полтора года моего отсутствия мир перевернулся с ног на голову. Или Линдсей так нравится играть в шпионов, или после моего исчезновения тут произошли массовые изменения.
Я спустился вниз, прошел квартал и остановился у магазина, раздумывая, не купить ли себе кепку и черные очки для завершения образа. Мысли прервал звонок Клер.
Клер:
Когда Коннор ответил на звонок, я как раз спускалась по лестнице в лаборатории, на проверку которой меня так внезапно отправили, прижимая телефон плечом к уху и пытаясь засунуть бумаги в кейс.
– Привет, – сказала я, почему-то чувствуя себя глупо и счастливо: полдня не слышала его голос, так уже соскучилась. Как только полтора года прожила? И как раньше справлялась? – Как вы там? Я уже освободилась и сейчас выезжаю в Чикаго. Буду часа через два-три. В принципе, могу в Управление уже не возвращаться, но если ты будешь там, то я за тобой заеду.
Коннор:
– Нет, езжай сразу домой. Мы с Линдсей будем ждать тебя там, – ответил я, почему-то нервно оглядываясь. Кажется, паранойя заразна.
Клер:
– У нас дома что – оперативный штаб? – я улыбнулась, даже не сразу заметив, что сказала "у нас". Раньше не было никакого "нашего" дома. Это был мой дом, то есть моя квартира. И хотя вещи Коннора к концу девяносто шестого года занимали в ней добрую половину места, это все равно всегда была моя квартира. Оставалось надеяться, что он не заметил этой оговорки. А если заметил – не придал значения.
Коннор:
Я только сейчас подумал, что, наверное, стоило бы спросить у Клер, прежде чем действительно устраивать в ее квартире совещания шпионов.
– Ты же не против?
Клер:
– Конечно, нет, с чего мне быть против? – отмахнулась я, уже подходя к своей машине. – Не разгадайте все тайны без меня, я скоро буду. И купите еды какой-нибудь по дороге, кажется, в холодильнике опять ничего, кроме сливок. Я бы предпочла что-то из вьетнамского ресторана на углу, знаешь?
Коннор:
Из вьетнамского ресторана? Не помню такого, кажется, его раньше не было.
– Найду, – пообещал я. – Обещаю самую страшную тайну без тебя не разгадывать. – Я вдруг услышал себя со стороны, как подросток, честное слово. Но странно, это не напрягало.
Клер:
– Хорошо, тогда скоро увидимся, – я почти добавила что-то вроде "люблю" или "целую", но вовремя прикусила язык. Между нами это было как-то не принято: говорить такие вещи всуе. Хотя именно сейчас почему-то хотелось, но я себя сдержала. – Передавай привет Линдсей.
Я отключилась, бросила телефон на пассажирское кресло, где уже лежал кейс с бумагами. Включила зажигание и медленно вырулила с парковки.
Коннор:
Я спрятал телефон в карман, почему-то улыбаясь и чувствуя себя полным дураком в самом лучшем смысле этого слова. Клер звонит мне по телефону, просит заехать в магазин за продуктами и говорит "у нас дома". Это было неожиданно, странно и... приятно. И даже жалко, что к концу недели у меня уже будет другая квартира и у нас снова будет "мой дом" и "ее дом". Может, стоит съехаться? Нет, наверное, лучше не заводить этот разговор, мы два года жили именно так, и нам было хорошо. Не нужно все портить.
Линдсей:
Так, программа-минимум на сейчас выполнена: архив записан на диск, Элсингер меня отпустил с миром – мой бледный вид мне все-таки сегодня на руку, поэтому через полчаса я, раздав последние указания, уже садилась в машину на подземной стоянке. Теперь оставалось прихватить Дойла у супермаркета.
Уж не знаю, что там подумал Коннор про игры в шпионов, но наверняка могу сказать только одно – за полтора года его отсутствия в Управлении многое изменилось. И далеко не в лучшую сторону. Именно по этой причине Питер Эксон предпочитает постоянно работать на выезде, чтобы находиться в главном офисе как можно меньше.
Коннор обнаружился там, где я просила его быть. Я посигналила, чтобы он меня заметил.
Коннор:
Линдсей приехала даже раньше, чем обещала. Я сел в машину, кажется, все еще улыбаясь своим мыслям.
– Все в порядке? – Она кивнула. – Отлично, Клер подъедет часа через два. Кстати, она просила заехать в какой-то вьетнамский ресторан, ты как?
Линдсей:
Замечательно, только этого не хватало! Нет, я совсем не против вьетнамской кухни, а даже "за". Но попробуй это теперь объясни моему организму. Вслух я естественно сказала другое:
– Скажешь, где остановиться. Подожду.
Коннор:
Возле ресторана я вышел и, уже почти закрыв дверь, сообразил, что предпочтения Клер я знаю, а вот Линдсей – нет.
– Тебе что взять-то?
Линдсей:
– Спасибо, ничего, – я ответила даже слишком быстро. – Я не очень люблю восточную кухню.
"Мне бы ее вид и запах теперь пережить без потерь", – добавила про себя. Похоже, сегодняшний день будет очень долгим.
Коннор:
– Давай для тебя заедем в другое место, – предложил я. – Лин, у нас дома реально пусто, один кофе.
Я поймал себя на мысли, что только что тоже сказал "у нас".
Линдсей:
– Нет, спасибо. Мне ничего не надо.
Коннор:
– Ну как хочешь.
Я быстро сходил в ресторан, вернулся с нагруженными пакетами и буквально через полчаса мы были уже дома. У Клер дома, помни это, Дойл.
Линдсей загрузила диск в компьютер, и мы принялись изучать честно украденные файлы. Это был целый медицинский архив на одного пациента. На меня...
Линдсей:
Программа-шпион нам здорово помогла: теперь в наших руках была вся жизнь Коннора в течение этих полутора лет. Вернее, ее подробное описание, подтвержденное фотофактами.
– Выходит, мы были правы: твой организм "замедлили" каким-то лекарством, чтобы перевезти и провести операцию по изъятию паразита. Тут, я так понимаю, описан полный ход этой операции... А здесь снимки "процесса" так сказать. На фотографии я старалась не смотреть – меня и так уже прилично мутило.
Коннор:
Я даже не знаю, как описать свои ощущения, когда я читал этот архив. Это то, что со мной происходило за последние полтора года, это моя жизнь, которую я не помню. Пожалуй, ужас, смешанный с восхищением, – вот самое точное определение. Ужас от того, что это было со мной, и восхищение теми технологиями, которые меня спасли. Не людьми, технологиями. Всех подробностей я не понял, но, в общем, выходило, что после телепортации меня пять дней продержали под действием этого замедляющего лекарства, потом изъяли паразита, а дальше начиналось что-то невероятное.
– Я не могу понять этот файл, – сказал я Линдсей, открывая нужный документ. – Зачем мне в течение полугода делали все эти операции?
Линдсей:
Я отошла от окна, в которое бездумно смотрела несколько минут, борясь с тошнотой.
– Не знаю, давай Клер подождем. Может, она пояснит,.. – я опять вернулась к окну.
Коннор:
Я снова углубился в чтение. Не знаю, сколько прошло времени, как раздался звонок в дверь. У Клер ключей нет, что ли? Нехотя поднялся, вышел в коридор и открыл дверь. Это была не Клер. На пороге стоял Френк Элсингер собственной персоной.
Френк:
Лицо у Дойла было вполне обалдевшее, когда он увидел меня. Если бы я не был так зол их выходкой, то даже насладился бы, а так приходилось слишком много внимания уделять выражению собственного лица.
– Не ожидал, Коннор? – едко поинтересовался я. – Не возражаешь, если войду?
И не дожидаясь ответа, я прошел мимо него напрямую в гостиную. Доннер, естественно тоже была там, торопливо что-то делала на ноутбуке. Прекрасно, не придется два раза повторять одно и то же.
– И вы здесь, мисс Доннер, – елейным тоном сказал я. – Очень кстати, просто очень.
Коннор:
Этого я ожидал меньше всего. Только сейчас подумал, что было глупо полагать, будто два человека смогут незаметно украсть файлы у могущественной организации. А то, что Элсингер связан с Диджинайтом, у меня сомнений не вызывало.
Я закрыл дверь и вернулся в гостиную. И без того бледная, Линдсей была совершенно белой.
– Что-то случилось, сэр? – странно, даже не ожидал от себя настолько спокойного голоса.
Коннор:
Пока Коннор пошел открывать, я вернулась к ноутбуку. А вот дальше произошло то, чего мы никак не ожидали. Голос Френка я узнала сразу, попыталась ликвидировать все следы нашей шпионской деятельности. Я надеялась, что Коннор его немного задержит у входа. Размечталась. Наивная.
Короче, здравствуй, Смертушка!
Френк:
– "Случилось", – передразнил я Дойла, думая, сразу наорать на них или все-таки попытаться вести себя спокойно? – Случилось то, что вы оба оказались не так умны, как я надеялся. Мне казалось, что сегодня утром мы все поняли друг друга. И поняли правильно. Даже ты, Дойл, – я посмотрел на Коннора, – на этот раз уяснил все верно. Но видимо, я слишком хорошего мнения о людях.
Я замолчал и подошел ближе к Коннору. К его чести, он не отступил назад и даже не отвел взгляда, как бывало раньше.
– Ну что, почитал файлы? – тихо и угрожающе спросил я. – Полегчало, м? Лучше стало? Оно того стоило?! – кажется, я все-таки сорвался на крик. Как же он меня бесил.
Я повернулся к Доннер, посмотрел на нее, потом снова повернулся к Дойлу.
– Если уж сливаете у оперативного директора суперсекретную информацию с личного компьютера, то могли бы или следы заметать лучше, – снова взгляд на Доннер, – или хотя бы не орать об этом! – теперь я уже снова смотрел на Дойла. – Шпионы хреновы.
Они молчали. То ли думали, что лучше соврать, то ли ждали, что я еще скажу. А я сейчас все скажу.
– Видит бог, Дойл, я пытался не допустить лишних жертв. Когда тебя хотели пустить в расход, я сделал все, чтобы спасти твою задницу. Я спасал ее с того момента, как ты отказался выполнить приказ тогда, полтора года назад. Я убедил их, что лучше телепортировать тебя вместе с личинкой, а не просто взрослую особь. Я убедил их, что на тебе заодно можно испытать пару других полезных штук и посмотреть, выживешь ты или нет, а когда ты выжил и очухался, я даже смог убедить их, чтобы они тебя отпустили. И чем ты мне за это отплатил? Теперь нас всех ждут огромные проблемы.
Коннор:
– Сэр, я хотел знать правду, – жестко сказал я, глядя ему в глаза, хотя это стоило мне огромных усилий. Кажется, я даже замер по стойке смирно по старой памяти.
Френк:
– Правду? – переспросил я обманчиво мягко. – Ты хотел знать правду? Хорошо, я скажу, чтобы так и выбили на твоем надгробии: "Он хотел знать правду". Правда, Дойл, очень опасная вещь. Тебя этому так и не научили?
Коннор:
Я молчал. Больше мне сказать было, пожалуй, нечего. Хотелось только одного – чтобы Клер где-нибудь задержалась, потому что по моим расчетам, она должна была уже подъезжать к дому.
Френк:
– Молчишь, – я усмехнулся. – Правильно делаешь. Это единственное, что может помочь тебе, ей, – я кивнул на Доннер, – и мне с вами за компанию. Я сегодня утром пытался намекнуть тебе, Дойл, но ты, видимо, не понял. Диджинайт – очень могущественная корпорация. Они таких, как вы, пачками утилизируют. Даже таких, как я, – десятками. Они ни перед чем не остановятся.
Я посмотрел на часы: без двух минут семь. Ну что ж. Самое время. Я замолчал, медленно подошел к телефону и взял трубку в руки. Подкидывая ее на ладони, я снова начал приближаться к Дойлу, поглядывая на часы.
– Ты, наверное, думаешь, что ты неуязвим? Один раз смерть обманул – так теперь крут? Или ты считаешь, что ты некий мессия и твое призвание – нести людям правду. Правду любой ценой?
Я остановился на расстоянии вытянутой руки от него и протянул телефонную трубку.
– Хочу видеть твое лицо, когда тебе предъявят счет.
Кажется, он взял трубку машинально, не совсем соображая, что происходит. Боится? Правильно делает. Я тоже боюсь.
Едва трубка оказалась у него в руках, раздался сигнал входящего вызова. Я мысленно поаплодировал себе: отличное чувство времени, красиво получилось.
Коннор:
Я машинально взял трубку, нажал на кнопку ответа и поднес к уху. Вот, пожалуй, сейчас мне было страшно так, как было там, в Архангельске. Только тогда мне было страшно за себя. Сейчас – за нее. И это, кажется, еще страшнее.
– Да, – каким-то чужим, не своим голосом, сказал я.
Трубка:
– Мистер Коннор Дойл? Окружная больница. Скажите, кем вам приходится Клер Дэвисон? Вы указаны в качестве ее основного контакта в экстренных случаях.
Коннор:
Кем мне приходится Клер? Всем. Всем, что у меня есть. Господи, как же мне страшно. Кажется, это уже даже не я, это кто-то чужой. Я же сижу в кресле и обещаю Клер никогда так не делать.
– Клер Дэвисон? – Голос совершенно спокоен. – Моя невеста. – Это прозвучало так естественно, как будто, так и было. И вдруг я понял, что так и будет. Только бы она была жива!
Трубка:
– Мне очень жаль, мистер Дойл, но вашу невесту доставили к нам несколько минут назад после автомобильной аварии. Она жива, но вам лучше приехать, пообщаться с врачом. Запишете адрес?
Коннор:
Я записал адрес на первой попавшейся бумаге, сказал трубке, что сейчас же приеду и молча направился к выходу. Разговаривать ни с кем не хотелось, даже видеть никого не хотелось, но Элсингер не мог мне позволить просто так уйти.
Френк:
– Это пока предупреждение, Дойл, – мне стало его жалко, поэтому я поторопился его успокоить. – И это последнее, что я смог для тебя сделать, понял? Дальше ты сам по себе. Вы оба, – я снова обернулся на Доннер, – сами по себе. Тебе, Линдсей, насколько я понимаю, тоже есть, что терять. Так что сделайте одолжение: начинайте играть по правилам. Иначе ты, Дойл, можешь начинать придумывать, что ты выбьешь на надгробии своего любимого патологоанатома, а ты... А, к черту вас обоих.
Я махнул рукой, понимая, что Дойлу хватит. Наверное, с самого начала было достаточно просто открытым текстом ему сказать, что по его счетам сначала будут платить близкие люди. Именно поэтому у меня их нет.
– Езжайте уже, – тихо сказал я, выходя из квартиры.
Линдсей:
Все время, пока Элсингер находился в квартире, я молчала. Сначала потому, что не знала, что сказать, а уже потом потому, что в моих словах не было необходимости. Мне было страшно. Панически.
"Клер? Где она? Она уже должна быть тут?.. Черт! Она изначально была против этого расследования... Дура! Ты полная дура, Лин! Неужели ты до сих пор не уяснила, что от твоих действий пострадать можешь не только ты сама, но и близкие тебе люди. Пора было уже научиться... хотя бы на своих ошибках", – мысли метались как безумные.
Для меня все действие происходило как в замедленной пленке, но информацию мозг воспринимал четко и адекватно. Элсингер ушел. По-прежнему было страшно. Очень. Но паники не было.
Коннор, казалось, впал в ступор. А у меня откуда-то появилась уверенность, что все обойдется. В этот раз, по крайней мере. Дальше я просто действовала: молча забрала листок с адресом, взяла Коннора за руку, вывела из квартиры, захлопнула дверь. Мы молча сели в машину. Я аккуратно двинулась в сторону больницы.
Коннор:
"Ты жив. Ты здесь. Какая, нахрен, разница, кто и зачем это сделал? Скажи спасибо и живи".
Эти слова Клер не выходили у меня из головы всю дорогу до больницы. Какая мне была разница, кто и зачем это сделал? Что я хотел узнать? Что мне дали эти знания? Я едва не потерял ту, что гораздо важнее этих знаний. Разве эти знания того стоили? Разве это настолько важно?
С самого начала расследования мне не было страшно. Я уже заглядывал в глаза смерти и выжил. И, видимо, решил, что теперь мне все нипочем. Они решили так же. И зашли с другой стороны.
Дурак, какой же дурак! Идиот. Она ведь предупреждала. Сразу. Нет, тебе было важно узнать, кто, как и зачем.
Я закрыл глаза, чувствуя, что голова начинает раскалываться.
Машина замедлила ход и остановилась. Наверное, приехали. Открыл глаза. Линдсей сочувственно смотрела на меня. Я кивнул ей, показывая, что в порядке.
В палату нас пропустили сразу же, стоило только назвать имя пациентки.
Клер:
Мне хватило одного взгляда на лицо Дойла, чтобы понять: его уже накрутили. То ли врачи постарались, то ли он сам. Поэтому я сразу начала с главного:
– Только без паники, Дойл. Жива, почти здорова, почти не пострадала. Даже, кажется, без сотрясения обошлось. Подушки безопасности – очень удачное изобретение человечества.
Если бы я могла встать, я бы встала, но с этим какое-то время будут проблемы. Даже в том положении, что я была сейчас – полулежа, было больно дышать. О резких вскакиваниях с места не приходилось и мечтать.
Коннор:
Как обычно, меня начинает трясти, когда все уже позади. Я просто физически чувствовал, как уходит из мыслей и тела напряжение. Судорожно сжатые пальцы наконец-то разжались, челюсти перестало сводить судорогой, морской узел в животе развязался сам по себе. Руки начали мелко трястись, ноги стали ватными, как после алкоголя.
Я не помню, как я подошел к ней. Очнулся уже стоя у ее кровати и держа ее за руку.
– Клер... – ну вот, теперь еще и голос дрожит, этого не хватало! Соберись, Дойл, она жива, все хорошо. Все позади. – Я... я обещаю тебе, вот сейчас точно обещаю больше никогда так не делать. Пожалуйста, прости меня.
Клер:
Честно говоря, когда я поняла, что у меня отказали тормоза, я испугалась. Когда мне пришлось затормозить в столб, чтобы не выехать на красный свет на перекресток, я мысленно простилась с жизнью. Когда я поняла, что не умерла, а только слегка покалечилась, я разозлилась. И пока меня вытаскивали из машины, везли в больницу, осматривали и кололи обезболивающим, я злилась. Я мысленно сочиняла длинную, прочувствованную речь Коннору, в которой бы в красках расписала все, что я думаю про его геройства. Я сочиняла ее вплоть до того момента, пока не открылась дверь и они с Линдсей не вошли, один белее другого. В этот момент мне расхотелось что-либо говорить.
– Все в порядке, Коннор, – я даже улыбнулась ему, сжимая его руку. Она дрожала. Это было так странно. – Ты ни в чем не виноват.
Говорить тоже было больно, как и дышать. Подушки – изобретение хорошее, но вся грудная клетка у меня теперь была одним сплошным синяком, два ребра и ключица треснули. Это будет заживать долго и мучительно.
Линдсей:
До больницы мы добрались быстро и без приключений. Я всю дорогу поражалась собственному спокойствию и хладнокровию, какой-то отстраненности от происходящего, куда-то в небытие ушла дурнота, мучившая меня весь день. Я уже и не помню, когда в последний раз так сосредотачивалась на дороге. Это здорово отвлекало от всего остального, что произошло за сегодня.
Все это продолжалось ровно до момента, когда мы вошли в палату Клер. Слава Богу, она была практически в порядке. Коннор сразу бросился к ней, а я осталась стоять у двери. Стояла и просто смотрела. На них.
В голове почему-то появилась мысль, что на месте Клер могла оказаться я сама или Алек. Вот теперь я в полной мере почувствовала ужас. Я сделала шаг назад и прислонилась к дверному косяку. А еще меня начало отпускать. Адреналин, благодаря которому я до сих пор держалась на ногах, схлынул. Стоять стало невыносимо. На меня навалилась какая-то невероятная слабость, вернулась многократно усилившаяся дурнота.
А к черту все! Я тихонько "сплыла" по стенке на пол. Это был не обморок, а упадок сил или что-то вроде. А еще я очень сильно хотела домой. В надежное кольцо любимых рук. И к черту все тайны!!!
Клер:
Коннор не видел, что происходило с Доннер, потому что стоял спиной к двери и был слишком сосредоточен на мне. Зато я видела, как та сползла вниз по стенке.
– Линдсей! – я дернулась, пытаясь встать, но тут же не то со стоном, не то с рычанием снова упала на подушки. – Коннор, помоги ей, – прошептала я, стараясь не потерять сознание сама: в глазах потемнело от боли.
Коннор:
Я сделал то, что хотел меньше всего на свете – отпустил руку Клер – и бросился к Линдсей. Что ж за день то такой сегодня, а?
– Лин, ты как? Порядок? Врача позвать?
Линдсей:
Я подняла голову и постаралась улыбнуться. Надеюсь, вышло не очень жалко.
– Не надо... Это от стресса... Это пройдет... Я тут посижу немного... и сейчас встану...
Коннор:
Я помог ей сесть в кресло, подал стакан с водой. Если честно, я не ожидал от Линдсей такой реакции. Она мне всегда казалась девушкой хладнокровной.
– Линдсей, точно все нормально? Давай я позвоню твоему бойфренду, чтоб приехал?
Линдсей:
Руки дрожали, когда я пыталась донести стакан с водой до рта. Да уж в таком состоянии я не то что номер набрать, я и говорить вряд ли смогу, поэтому я просто отдала Дойлу мобильник.
– Найди... в контактах... Алека...
Коннор:
Я позвонил этому неизвестному мне Алеку, первым делом успокоив, что все в порядке, прекрасно помня, в каком состоянии ехал сюда я. Вернул телефон Линдсей.
– Сказал, что скоро приедет. А вообще ты бы собой занялась, работа работой, но ты то бледная, то не ешь ни черта, то вообще падаешь. Возьми отпуск, отдохни.
Я совершенно некстати снова почувствовал себя руководителем.
Линдсей:
Вот блин, начальник проснулся! Отчитывает. Хотя нет, заботится. Ладно, чего уж скрываться.
– Да возьму я отпуск скоро. Месяцев через пять. Длительный.
Клер:
Я фыркнула и тут же снова застонала, видя, что Коннор ничего не понял.
– Господи, Дойл, не смеши меня, мне смеяться больно. Оставь ее в покое, с ней все в порядке. От этого не умирают, это очень естественное для женщин состояние.
Коннор:
Наконец-то все части паззла сложились, и картинка получилась впечатляющая. Линдсей Доннер?! Хотя, чему я удивляюсь, она давно уже не та девчонка, которой важнее всего было узнать всю правду, получить ответы на все вопросы. Она выросла, она молодая привлекательная женщина, у нее есть вот какой-то Алек. Так почему нет? Или... она все еще та? Я в упор посмотрел на нее.
– Доннер, у меня к тебе только один вопрос: у тебя мозг есть? Какого черта ты, зная обо всем, лезла в это заведомо опасное дело? У тебя инстинкт самосохранения на генном уровне отсутствует?
Клер:
– Нет, вы его только послушайте, – пробормотала я тихо, но так, чтобы они слышали. – Как других учить, так он первый, а как сам... – я не стала договаривать.
Линдсей:
Мама дорогая, лучше бы я промолчала! Можно подумать, что сам лучше. Воспитатель фигов. Первым ответом, пришедшим на ум, было: "Я больше так не буду". Глупо, конечно. От необходимости отвечать Коннору меня избавило появление Алека.
Меня бережно обняли и прижали к себе. Я подняла голову. По глазам Алека я ясно видела, что он хочет наорать на меня и одновременно защитить от всего мира. Прорвемся, это не самое страшное. Хорошо, что он вообще всего не знает, а то привязал бы к себе наверное. И в Управлении бы я больше уже не работала. Хотя я еще подумаю над этим на досуге.
Мужчины обменялись приветствиями, рукопожатиями. Мы с Алеком пожелали Клер скорейшего выздоровления и отбыли восвояси.
Коннор:
Алек увел Линдсей, и я наконец-то смог вернуться к Клер. Сел рядом с ее кроватью, снова взял за руку. Она смотрела, как мне казалось, укоризненно. Еще бы! Обещал ей, а сам... Да ладно бы сам, ее ведь подставил.
– Клер, я идиот...
Клер:
– Очень самокритично, Дойл, – я улыбнулась, – но что уж теперь? После драки кулаками не машут. – Я помолчала, но потом все-таки сказала: – Меня не хотели убить. Не в этот раз, только напугать. И, честно говоря, им удалось. Было очень страшно. Но я от своих слов не отказываюсь: что бы ты ни решил, мы в этом будем с тобой вместе. Если решишь продолжить, я пойму.
Коннор:
Я задумался. Когда Элсингер передал мне трубку, когда чужой голос спросил, кем мне приходится Клер Дэвисон, когда я ехал в больницу, ожидая услышать самое плохое, я был уверен, что мне больше не нужны никакие тайны. Что мне все равно, каким образом меня спасли и зачем. Я хотел только, чтобы Клер была жива. А сейчас, когда она рядом, когда ей больше ничего не угрожает, когда она уже в привычной манере несколько раз назвала меня по фамилии, я понял, что желание узнать все возвращается. Нет, еще одного такого раза я не переживу. Да мне его могут больше и не предоставить.
Ей было страшно. Но она все равно собирается тебя поддержать, если ты продолжишь копаться в этом осином гнезде. Ты будешь полным мудаком, Дойл, если решишь продолжить.
– Нет, Клер, – сказал я, глядя ей в глаза и радуясь тому, что еще могу это делать. – Мне объяснили все очень доходчиво. Я уж как-нибудь переживу без знаний, что со мной было в эти полтора года. Ничего важного там не произошло, все то, что имеет значение, происходит сейчас. И я не хочу все испортить.
Клер:
Я даже не стала сдерживать вздох облегчения. Мне и так было тяжело дышать, а уж что-либо сдерживать тем более.
– Спасибо, – тихо сказала я. – Обняла бы тебя, если бы могла сейчас, но не могу, поэтому просто спасибо.
Я высвободила руку, чтобы погладить его по щеке. Мне кажется или он выглядит так, будто с утра, когда я видела его последний раз, прожил уже миллион лет?
– Ты устал, тебе надо отдохнуть. Езжай домой. Сегодня меня все равно не отпустят, в лучшем случае завтра. Меня ждет долгий и болезненный больничный, так что тебе придется за мной ухаживать.
Коннор:
Предложение уехать домой показалось мне самым глупым из всего, что когда-либо говорила мне эта женщина. Неужели она думает, что я реально сейчас способен отойти от нее дальше дверей палаты?
– Я останусь, – твердо сказал я, чтобы она даже не смела возражать. Подкатил к ее кровати довольно удобное на первый взгляд кресло и устроился в нем, всем своим видом давая понять, что спорить бесполезно.
Клер:
И опять я не стала прятать довольную улыбку. Честно говоря, лежать в одиночестве и отсчитывать минуты до новой порции обезболивающего не очень хотелось. Гораздо лучше было, когда Коннор сидел рядом и изображал из себя заботливого... кого-то.
– Отговаривать не буду. Мне нравится, когда ты рядом. Не так сильно болит.
Коннор:
– Ну, тебе меня рядом придется терпеть еще как минимум неделю, пока Управление ищет мне квартиру. А там уже как захочешь. Как только надоем, скажи, и я съеду, – улыбнулся я.
Клер:
Я непонимающе моргнула. Управление ищет ему квартиру? Зачем?
А потом мне вдруг перестало быть так хорошо, стало грустно. Похоже, Коннор планировал вернуться к нашей прежней схеме, когда у нас было две квартиры. А, собственно, почему он не должен был этого хотеть? Его это устраивало тогда, меня вроде как тоже. То, что я за последние три дня начала думать про свою квартиру, как про нашу, – моя личная проблема, а не его.
– А сам ты когда хотел съехать? – как можно спокойнее спросила я, хотя улыбаться уже не получалось.
Коннор:
Улыбка Клер почему-то померкла. Я искренне считал, что она хочет вернуться к нашим прежним отношениям, когда мы друг другу были ничего не должны, когда нас не напрягало присутствие друг друга, когда в любой момент каждый мог отдохнуть от другого. Но сейчас мне вдруг показалось... а может, она этого больше не хочет? Или это я больше не хочу и проецирую свои желания на нее? Но ведь сам же ей недавно говорил, что пока она не скажет, мы не узнаем. Кажется, Клер была права, я только других носом в ошибки тыкаю, а за собой не замечаю. Если я не скажу, то не узнаю.
– Сам я бы не хотел, – все-таки признался я. – Но если ты хочешь вернуться к тем отношениям, которые у нас были... до, я возражать не стану, честно.
Клер:
Я поняла, что меня этот человек когда-нибудь сведет с ума. Или мы оба сведем друг друга с ума. Или уже свели. Я прикрыла глаза и покачала головой.
– Знала я, Дойл, что ты дурак, но чтоб настолько? – я усмехнулась. – Ты вообще как себе представляешь наше возвращение к прежним отношениям? Уже ничто не будет как раньше, никогда. Я уже не та, что была раньше. Ты уже не тот, даже если для тебя и прошло всего ничего по твоим ощущениям. Но ты пришел ко мне в четверг уже другим. Ты уже забыл это?
Я вопросительно посмотрела на него: он вообще понял, на что я намекаю?
Коннор:
Кажется, впервые за последние лет... двадцать минимум, я смутился. И, что самое странное, смутился от того, что мы думаем одинаково. Ни одна женщина никогда не думала со мной одинаково. Кроме нее. Странно, вроде бы это у нее прошло полтора года, а не у меня, а я уже забыл про это. Забыл, что ей можно выкладывать все, как есть. Не намекать, не выбирать слова, просто говорить то, что думаешь.
– Я не хочу уезжать от тебя. Я вообще больше не хочу с тобой расставаться. Никогда. – И тут у меня в голове родилась совершенно невероятная идея, но она показалась настолько правильной, что было даже странно, как я не додумался раньше. – Возможно, ты подумаешь, что я рехнулся, но я вообще хочу, чтобы ты, наконец, уже вышла за меня замуж.
Клер:
По-моему меня еще никогда так не заставали врасплох. Вот так лежишь вся переломанная после аварии (хорошо, утрирую, но действие обезболивающего уже закончилось и я чувствую себя примерно так), а мужчина, который еще неделю назад для тебя был мертв, делает тебе предложение. Ни кольца, ни цветов, ни ресторана, ни какой-нибудь идиотской музыки на заказ "специально для нас". Одно слово – Дойл. Знает, как оно мне больше понравится.
И хочется ведь поймать его на слове и прямо сейчас потащить в больничную часовню. Вдруг он завтра очнется от стресса и передумает. Я никогда не хотела замуж. Вот примерно до сего момента. А с этой секунды очень хочу. За него – хочу.
– Коннор, это у тебя реакция на стресс такая? – осторожно уточнила я. – Сначала ты чуть не умираешь сам и потом признаешься мне в любви, а теперь чуть не умерла я, и ты зовешь меня замуж. Я ведь и на слове могу поймать.
Я давала ему лазейку. Давала возможность свести все к шутке. Если он ляпнул, не подумав, пусть исправляет сейчас. Потом больше не дам такого шанса.
Коннор:
– Это у меня реакция на жизнь такая, – с улыбкой поправил я. – Ну, ты отвечать то будешь? Вроде как полагается.
Клер:
– Да почему бы и нет? – я попыталась сделать вид, что для меня это ничего особенного не значит, хотя чувствовала, что глаза как-то предательски защипало. "Это от боли", – убеждала я себя. Я же не из этих слюнявых идиоток, которые ревут, когда им делают предложения. – Мне даже подпись менять не придется, я использую только инициалы.
Я улыбнулась ему и вдруг резко запереживала, поймет ли он такой ответ? Вроде, мы всегда понимали друг друга, но последнее время этот процесс шел как-то тяжело.
– Ты бы хоть раз поцеловал меня, изверг, – попеняла я. – Обнимашки временно отменяются, пока трещины не срастутся, и наша интимная жизнь ближайшее время грозит стать очень унылой, но поцеловать-то ты меня можешь?
Коннор:
Целовать ее и стараться не сделать ей больно было сложно, но я старался, честно. И к черту все тайны, к черту Элсингера, Диджинайт. Спасибо им, что вытащили меня оттуда, спасибо, что оставили в живых Клер. Мне больше ничего не нужно. Вообще. Все, что мне нужно, лежит сейчас на этой кровати и морщится от моих неосторожных движений.
– А подписи у нас и без того одинаковые, – сказал я, но она, кажется, даже не поняла, о чем я.
31 августа 1998 года
Линдсей:
После всего произошедшего я со следующего дня ушла на больничный. Нервы успокоить и в общем здоровье поправить на тот момент мне явно не помешало бы. Элсингер это известие принял очень спокойно, как будто ожидал чего-то подобного. Или вид сделал. А мне все равно, пусть думает, что хочет.
Алеку пришлось рассказать обо всем, хотя бы в общих чертах, не называя конкретных имен и особо не сгущая краски. Потом пообещать раз десять, что больше ни во что подобное я лично ввязываться никогда не буду. Теперь уже точно не буду – слишком многое стоит на карте. Меня весь вечер отпаивали горячим шоколадом и жалели. Хорошо-то как.
Новостью о своей беременности я решила любимого сразу не шокировать. Сказала только на следующий день. Вечером. Алек радовался, сбегал за шикарным букетом и моими любимыми пирожными. Потом вспомнил о том, что было вчера... А потом мы разговаривали – долго и очень серьезно. В общем-то, все же мы расставили все точки над "И".
Предложения руки и сердца в этот раз (кстати, восьмой или девятый по счету уже) не было: меня просто поставили перед фактом, что свадьба через три недели, и от меня там требуется только мое присутствие. Я не сопротивлялась даже для проформы. И да, я Линдсей-пока-еще– Доннер по-прежнему независимая и самостоятельная женщина. Именно поэтому я приняла абсолютно добровольное решение уступить любимому человеку.
У меня было время подумать и о работе, и о том, что сказал нам Элсингер. Я легко могу позволить себе не работать, Алек был бы только рад. Но проблема в том, что мне нравится моя работа несмотря ни на что. И долго я без нее не могу. Поэтому сегодня в понедельник, с новыми силами, я возвращаюсь в Управление после больничного. Насколько мне известно, Коннор тоже выходит сегодня, а Клер, хоть и пошла на поправку, еще какое-то время будет дома.
Клер:
Неделя пролетела как-то до обидного быстро. Наверное, я сама в этом виновата: я постоянно торопила время, понимая, что мои трещины в костях вылечит только оно. Хотя ночи были утомительно длинными: памятуя о своих не до конца проясненных отношениях с алкоголем, я боялась принимать сильные обезболивающие. Не хватало еще подсесть на какой-нибудь викодин, Дойл точно с ума сойдет. Поэтому я пила довольно простые анальгетики, которые делали боль лишь немного терпимой. Днем еще можно было отвлечься от нее, а вот ночью я ужасно мучилась: никак не могла удобно лечь, подолгу не могла заснуть, все время ерзала, то стонала, то рычала. Не спала сама и Коннору не давала, злилась и периодически огрызалась. Он стоически терпел мою возню до четырех утра, мои жалобы и страдания, которые были то громче, то тише. Поправлял мне одеяло, осторожно целовал плечо, поскольку это было самым безопасным местом, переплетал наши пальца – в общем, вел себя как вполне себе влюбленный мужчина, испытывающий чувство вины.
Днем мы изображали из себя нормальную пару: ездили по магазинам, заново открывали ему счет в банке. Даже один раз доехали до его семьи, которая жила в соседнем штате. Родители Коннора давно умерли, но у отца был брат – его дядя, у которого в свою очередь была жена и несколько детей, у которых тоже были свои семьи, – все они и стали наследниками Коннора. Они были рады узнать, что он жив, даже сразу сами сказали, что вернут ему все, что унаследовали. Коннор, кажется, сделал попытку отказаться, но его дядя знал лучше. В общем, мы подружились. Теперь мне, по всей видимости, надо было познакомить его со своей мамой. Но думать пока об этом не хотелось.
Утром в понедельник, когда он собирался на работу, пребывая в крайней степени задумчивости и очередной раз не выспавшись из-за моих ночных мучений, я наблюдала за ним поверх своей чашки кофе: он еще не успел завершить превращение в кейс-менеджера – не надел галстук и не зачесал волосы. Я улыбнулась своим мыслям, а потом решила их все-таки озвучить:
– Дойл, а почему бы тебе не ходить так? – я неопределенно указала на его слегка растрепанные волосы. – Мне нравится.
Коннор:
Я удивленно повернулся к ней.
– Вот так? – указал на прическу. – Чучелом?
Клер сидела за столом неестественно прямо, потому что только такое положение причиняло ей меньше боли. Я недовольно нахмурился. Опять таблетки не пила. Ее паранойя превратиться в зависимого от обезболивающих не давала мне спать всю неделю. В прямо смысле слова. Конечно, в ее понимании она крутилась в постели аккуратно, стараясь не разбудить меня, но на деле она стонала, рычала, иногда даже ругалась, пытаясь перевернуться так, чтобы не причинять себе боль. Пару раз, каюсь, с вечера добавлял ей в кофе одну дополнительную таблетку, но всего пару раз. Потом понял, что она врач, ей виднее.
Самое удивительное, что меня это все не раздражало. Каждый день я поражался себе все больше. И даже когда мы поехали к моим родственникам, я впервые в жизни не злился на них, не бесился от их бесцеремонности и, кажется, даже получил удовольствие от совместного обеда.
Сегодня первый рабочий день. Врать не буду, представать перед ясные очи Элсингера после того было немного страшно. Впрочем, я решил избрать тактику "ничего не помню, здравствуйте, оперативный директор".
Клер я так и не рассказал про те файлы, что мы нашли с Линдсей. Пускай сначала полностью поправится, незачем ей лишний стресс.
Еще раз взглянул на себя в зеркало. А, к черту, пусть будет так. Ей же нравится. Но галстук все же завязал.
– Ты как, сама справишься без меня целый день?
Клер:
– Я как-то справлялась без тебя целых тридцать лет, Дойл, – усмехнулась я, подавляя в себе желание вцепиться в его рукав и запричитать: "Ну, не уходи, возьми еще неделю отпуска по уходу за больной невестой". Нет, я легко могла обходиться без Коннора, просто его присутствие отвлекало от мыслей о боли. Я боялась, что как только он выйдет из квартиры, я потянусь или к бутылке, или к аптечке. Впрочем, я предусмотрительно все еще не держала в доме бутылок и опасных таблеток. Может, я была чрезмерно мнительной, но один раз проснувшись в объятиях Коннора после попойки, я достаточно устыдилась своих действий. И да, панически боялась, что это случится снова. – Но если ты не будешь задерживаться, я буду тебе благодарна, – тихо добавила я. – И да, мне нравится, когда ты ходишь чучелом, – я улыбнулась, как мне самой показалось, несколько плотоядно. Чертовы ребра, срастайтесь уже скорее, никакой личной жизни с вами.
Коннор:
Клер не хотела оставаться одна дома, это было ясно как день. Она и раньше не особенно любила безделье, а уж за последние полтора года совершенно от него отвыкла. Линдсей говорила, что она с утра до ночи была на работе, да и дома она... а, впрочем, ладно, этот этап мы уже прошли. Она в этом еще не уверена, хоть и не говорит мне о своих страхах, но я уверен, я знаю.
И тогда я все-таки решился.
– Клер, у тебя в компьютере есть папка под названием "Memento". Это файлы, которые мы с Линдсей скопировали с компьютера Элсингера. Мы не все успели прочитать, но даже то, что успели, почти не поняли. Там все медицинское. Ты можешь их изучить... или удалить. Решай сама.
Клер:
Я чуть не подавилась остатками кофе. Дойл, зараза, молчал все это время.
– Я правильно понимаю, – уточнила я, откашлявшись, – что эта папка – это то самое, что так их разозлило? – я коснулась своей болезненной грудной клетки, давая понять, что имею в виду. Впрочем, уточнять не было никакого смысла, и так все было понятно. – И ты говоришь мне это только сейчас?
Коннор:
– Я не хотел тебя волновать. Поверь, там не совсем те вещи, которые можно показывать любимому человеку, к тому же еще не до конца оправившемуся после аварии.
Клер:
Если мне и хотелось секунду назад дать ему по голове чем-нибудь тяжелым, то желание мгновенно улетучилось после этих слов.
– Там все так плохо? – мрачно поинтересовалась я, уже зная, что сейчас пойду разбирать эти файлы, что бы там ни было.
Коннор:
– Ну, раз я все еще стою перед тобой, то не смертельно, – я постарался ободряюще улыбнуться, уже сомневаясь, что сказать ей про файлы было правильной идеей. Может, стоило ее все-таки поберечь? А впрочем, Клер не впечатлительная барышня, если бы потом сама узнала, было бы хуже.
Клер:
– Ну, логично, – признала я. Действительно, Дэвисон, возьми уже себя в руки. Что ты ноешь по поводу и без? Это же в любом случае уже в прошлом.
"Угу, до следующего раза", – мерзко заметил внутренний голос.
– Хорошо, я посмотрю, что там и вечером тебе подготовлю краткий пересказ сути без утомляющих медицинских подробностей. Как всегда, – я улыбнулась.
Коннор:
Возможно, решение сделать ей предложение было не самым обдуманным моим решением, но зато самым правильным, в этом я уверен. Я обошел стол, отставил в сторону ее чашку с кофе, поцеловал.
– Доктор Дэвисон, когда пациентка полностью поправится? Ожидание становится невыносимым, – улыбаясь, спросил я.
Клер:
Когда он был так близко, мне хотелось плюнуть на все, наглотаться викодина, чтобы не чувствовать боль, а там уже хоть не рассветай, даже если придется потом осколки костей выковыривать из внутренних органов. Нет, я, конечно, утрирую, но всего лишь чуть-чуть. Не иметь возможности прижаться к нему как следует, чтобы он крепко обнял в ответ, уже само по себе вызывало сильные фрустрации. Отсутствие всего остального так вообще сводило с ума. Я прикусила губу, сдерживая многозначительную улыбку.
– А вы знаете, профессор, – прошептала я, наклонившись к нему, повернув немного голову и поцеловав его в шею в том самом месте, прикосновение к которому всегда вызывало у него волну мурашек, – что воздержание до свадьбы, – продолжала я так же тихо, сместившись губами ближе к уху, – превращает первую брачную ночь, – я чуть прикусила зубами мочку уха, – в незабываемое событие? – едва слышно прошептала я в самое ухо.
"Главное теперь, чтобы он держал себя в руках, – запоздало подумалось мне, – а то ребра все-таки придется сращивать заново".
Коннор:
Когда она делает так, мне хочется наплевать и на работу, и на Элсингера, к которому я запросто рискую опоздать, и вообще на все остальное, подхватить ее на руки и отнести в спальню, стараясь причинять поменьше боли.
– Неужели вы думаете, доктор Дэвисон, – в тон ей ответил я, – что у меня не найдется пары-тройки знакомых священников, согласившихся поженить нас прямо сейчас, возможно, даже по телефону?
Клер:
Опа, похоже, я попала в собственную ловушку.
– А пары-тройки знакомых целителей у тебя не найдется? – прошептала я, пальцы уже сами собою потянулись к расстегнутому вороту рубашки, скользнули по ямке под горлом, проворно расстегнули вторую пуговицу.
"Что ты творишь, Дэвисон?" – спросил внутренний голос.
"Целую его ключицу", – невозмутимо ответил мозг, схлопываясь.
Коннор:
Если делать все осторожно, возможно, ей не будет больно, если пару светофоров проехать на красный свет, возможно, ты успеешь к Элсингеру, услужливо подсказывал мозг. Слишком много "если". Но она уже расстегнула рубашку, поэтому "если" стало ничтожно мало.
– Клер... – это стоило огромного усилия, но кто-то же должен. – Все твое лечение пойдет коту под хвост.
Клер:
– Коннор, заткнись, – попросила я. – Подольше побуду на больничном, а то и наоборот, все само сразу заживет.
Коннор:
Спорить с врачами я не привык, если доктор дал добро, я, пожалуй, буду последним человеком, кто станет возражать. И потом, энное количество эндорфинов в крови еще никому не мешало.
Где-то на окраине сознания мелькнула мысль, что если уж Элсингер не убил меня за украденные файлы, то за опоздание точно этого делать не станет.
Я старался быть аккуратным, но, кажется, все равно сделал ей больно. Впрочем, чего я хотел? У нее куча костей в трещинах. Однако она все равно улыбалась, глядя, как я пытаюсь одновременно натянуть на себя уже изрядно мятую рубашку и завязать галстук. Да уж, чучелом я сегодня буду тем еще.
Быстро поцеловав ее на прощание, я вылетел из дома. Все равно к Элсингеру уже опоздал, поэтому сначала решил зайти к Линдсей. Сегодня она выглядела гораздо лучше, и снова была похожа на деловую-женщину-Линдсей-Доннер.
Линдсей:
Отдых мне явно пошел на пользу. Я снова уверенная в себе деловая женщина. Первым, кого я встретила на парковке, был Элсингер. Стандартный обмен приветствиями и очень долгий обмен взглядами. Оперативный директор явно горел желанием убедиться, что в этот раз мы поняли друг друга абсолютно верно.
Понедельник есть понедельник, и начался он как обычно с планерки. К бумажной работе, коей накопилось просто немерено, приступать пока не хотелось, однако тут ничего не попишешь. Я достала из сумки свой ежедневник, чтобы лучше спланировать рабочий день. Открыла. Первой вещью, попавшейся мне на глаза, оказался тот самый злосчастный диск, принесший столько неприятностей. Во всей суматохе последних дней я успела забыть, что когда мы скопировали всю информацию на ноутбук Клер, я забрала диск себе и положила в ежедневник. Все время, пока я была дома, я сознательно гнала от себя мысли о том, что мы узнали.
Первым побуждением было сломать диск к чертовой матери. Я уже взяла его в руки с твердым намерением это сделать, но не смогла. Слишком высокую цену мы заплатили за эту информацию, чтобы теперь просто так от нее избавиться.
Видимо все-таки прав Коннор – инстинкт самосохранения у меня отсутствует напрочь: потому что мои руки уже независимо от моего желания вставляли диск в дисковод ноутбука. несколько секунд и на экране появляется треклятый архив Memento. Дальше я ничего не делаю, просто смотрю в монитор. Где-то на краю сознания появляется мысль, что я до сих пор упускала что-то очень важное...
На пороге появился Коннор. Я поднимаю на него глаза. Все. Мозаика сложилась!
Коннор:
Взгляд у Линдсей был такой, как будто это она только что доказала теорему Ферма. Однако спрашивать я ничего не стал, если это что-то важное, она сама скажет. Не здесь.
– Привет! Смотрю, выходные пошли тебе на пользу?
Линдсей:
– Привет. А то! Отдыхать – не работать! Как Клер?
Коннор:
– Выздоравливает.
При мысли о Клер мозг снова попытался отключиться, однако теперь он нужен мне в нормальном состоянии. Мне еще к Элсингеру идти. С опозданием как минимум в двадцать минут.
– Я вообще к Элсингеру шел, но все равно уже опоздал, поэтому решил сначала зайти к тебе. Ты его еще не видела?
Линдсей:
– Пересекались мельком с самого утра, – стараясь говорить как можно беззаботней и жизнерадостней, я взяла листок и начала писать. – Я к нему после обеда пойду, когда разгребу всю эту кучу.
Я сложила лист пополам и пододвинула Дойлу, указывая на него глазами и параллельно жалуясь:
– Я вот на нее смотрю и уже жалею, что меня на работе не было. А ты как? Готов к трудовым подвигам?
Коннор:
– А у меня есть выбор? – Я взял протянутый мне лист, открыл – "Memento – ключ". Удивленно посмотрел на Линдсей. – _Ты уверена_, что тебе не нужен дополнительный отпуск?
Надеюсь, она поняла, что я хотел сказать.
Линдсей:
– Уверена, что нет, – я улыбнулась, достала из ноута диск, разломала его и выбросила в мусорную корзину. – Правда, через две недели, наверное придется взять пару дней.
Коннор:
Я разорвал листок на мелкие кусочки и отправил вслед за диском.
– Ладно, пойду к главному, и так уже неприлично опоздал.
Даже улыбнуться у меня не получилось. Дорога до кабинета Элсингера была слишком короткой, чтобы я успел подумать над тем, что мне написала Линдсей. Чувствуя себя Скарлетт О'Хара, я решил, что подумаю об этом после. Не завтра, конечно, но чуть позже.
Зашел в приемную, секретарша тут же провела меня к Элсингеру, весьма многозначительно подняв брови.
Линдсей:
Просто промолчать о своей догадке было бы глупо, поэтому я передала информацию Коннору, он ее принял. А что с ней делать – решать теперь ему. В конце концов, это его жизнь.
– Ну что, Лин. Пора работать! – скомандовала я себе, подвигая первую стопку бумаг.
Френк:
Коннор пришел ко мне с получасовым опозданием, весь какой-то взъерошенный и помятый. Я только удивленно приподнял бровь. Похоже, Диджинайт немного перестарались со своим запугиванием. Впрочем, он не выглядит испуганным. Просто растрепанным.
– Доброе утро, Коннор, – поприветствовал я его как ни в чем не бывало. Как будто не было нашего разговора неделю назад. – Проходи, садись. Как отдохнул? Как чувствует себя невеста?
Коннор:
Элсингер старательно делал вид, что ничего не произошло. Что он там говорил по поводу правил? Соблюдать? Что ж, будем соблюдать.
– Доброе утро, – как ни в чем не бывало, ответил я. – Клер выздоравливает. Спасибо.
Френк:
Кажется, он все-таки понял. Что ж, сложно передать, как меня это радует. Меня, конечно, можно считать монстром, но я действительно не люблю лишние жертвы. А уж идти на дно со всей этой честной компанией мне тем более не хочется.
– Готов вернуться к работе?
Коннор:
Не был бы готов, не пришел бы.
– Да.
Френк:
– Прекрасно, – это было вполне искренне: я действительно был рад. Дойл был хорошим агентом, хорошим кейс-менеджером. Если он еще и играть будет по правилам – цены ему не будет. – Тогда вот, – я протянул ему папку. – Семья заявляет, что в доме слышны шумы и голоса, которые некому издавать. Имеют в виду то ли призрак, то ли полтергейст. Собери команду и поезжай. Это рядом с Сиэтлом. Завтра должен быть там, не позднее.
Коннор:
Я кивнул. Уезжать от Клер не хотелось, но не такая у нас работа, чтобы все время сидеть в Чикаго. Я знал это еще до того, как соглашаться.
– Я могу идти, сэр? – соблюдая все правила, спросил я.
Френк:
– Да, свободен, жду твоих отчетов. – Он встал и направился к двери, но я остановил его, повинуясь минутному порыву: – И Коннор, – он вопросительно обернулся, – удачи тебе.
Коннор:
Я уже почти вышел, когда Элсингер произнес ту самую фразу, которую я буду помнить всегда. Хотя нет, не совсем ту. И то хорошо.
– Спасибо, – снова поворачиваясь к двери, ответил я.
Весь день прошел в такой привычной, такой любимой беготне. Ознакомиться с материалами дела, подготовить предварительные вопросы, собрать команду, выписать оборудование, отправить на место мобильную лабораторию, оформить командировку. К вечеру я чувствовал довольно сильную, но приятную усталость.
Еще приятнее было то, что дома меня ждала Клер. Нет, она и раньше меня ждала, но сейчас было какое-то особенное чувство. Мне вдруг показалось, что мы не виделись очень, очень давно. Полтора года. Я чувствовал все эти полтора года без нее, каждый день, каждый час.
Я подумал, что не хочу помнить. Не хочу помнить это время. К черту. И даже сейчас, когда я почти уже докопался до правды, когда остался последний шанс, я не хочу. Потому что я знаю, что буду помнить.
Клер была дома. Конечно, где же ей быть.
– Клер... – я обнял ее, стараясь не сильно прижимать к себе, не так, как хотелось. – Как же я скучал...
Клер:
Утром после ухода Коннора я какое-то время позволила себе просто полежать, приходя в себя... после всего. У Коннора, конечно, потрясающие способности контролировать себя в любой ситуации, но трещины в костях – это трещины в костях. Впрочем, за неделю я к ним уже привыкла.
Потом я все-таки встала, сварила себе еще кофе (сливок побольше и немного корицы), притащила на кухню ноутбук, нашла эту папку, о которой говорил Коннор, и начала ее просматривать. Через несколько минут ее содержимое так меня захватило, что я забыла и про свои страдающие ребра, и вообще про все.
С одной стороны это было страшно. Когда задумывалась о том, что все это происходило с Коннором, холодок бежал по коже и начинало мутить, но я напоминала себе, что это все в прошлом.
С другой стороны это было завораживающе. Подобные технологии обгоняли текущее развитие медицины лет... даже не знаю, насколько. Часов через пять, когда я поняла, что болят уже не только ребра, но вообще все тело из-за долгого сидения на высоком табурете, я отвлеклась. Слезла с табурета, сварила себе еще кофе. Кажется, я сегодня еще не ела, но сейчас я бы и не смогла.
Делая большой глоток, я с удивление поняла, что искренне считаю: этот файл стоил моего страха, моих сломанных ребер (хотя не стоил бы моей жизни, в этом я была уверена) и страха Коннора. По-моему впервые с того дня, в России, я была уверена: то, что я оставила Коннора, было самым правильным решением в моей жизни. Это не просто можно было простить, это было правильно. Если бы я убедила его уйти со мной, он бы умер у меня на руках в страшной агонии еще до больницы. Если бы я осталась с ним, его бы спасли, а я бы погибла там. Получается, что мы все сделали правильно: он, что остался, я, что ушла.
– Воистину, неисповедимы пути господни, – пробормотала я сама себе.
Коннор вернулся из Управления даже раньше, чем я ожидала. Его внезапная нежность прямо с порога меня немного насторожила. Что теперь-то случилось? Мы не виделись всего несколько часов.
– Коннор, что это с тобой? – со смешком спросила я, тщательно скрывая беспокойство. – Если ты после дня в офисе так соскучился, что с тобой будет после первой командировки?
Коннор:
Я не знал, что ей сказать. Как ей сказать, не выдавая всего остального. А впрочем, почему не выдавая? Почему не сказать ей уже наконец?
– Я соскучился по тебе не за день, а за полтора года, – и, поймав ее непонимающй взгляд, продолжил: – Я никогда тебе не говорил, и вообще никому не говорил, потому что считал это игрой своего воображения. Иногда у меня бывают, как бы это сказать... я называю это вспышками. Такое короткое видение, почти всегда непонятное, изредка что-то осмысленное. Как предупреждение, короткая зарисовка о будущем. – Посмотрел на нее, понятно ли объясняю? Она слушала внимательно и, кажется, даже понимала, о чем я. – Раньше они всегда были о будущем. Но после России что-то изменилось. В первый раз я слышал голоса, один из которых был голосом Элсингера. Тогда-то я и понял, что он со всем этим связан. А сегодня... сегодня я вдруг почувствовал все прошедшие полтора года. До этого для меня их не было, а сейчас есть. Я наконец-то знаю, что они были. Не помню ничего, но ощущение есть.
Ну вот, теперь я напоминаю себе шизофреника в стадии обострения.
Клер:
Я осторожно высвободилась из объятий Коннора. Какая-то часть меня говорила: хватит. Ну, хватит уже, сколько можно? Сколько один среднестатистический мозг может выдержать подобной информации? Телепортации, возвращения из мертых, выращивание внутренних органов, яды, замедляющие все функции, блокировка воспоминаний, а теперь вот еще мой парень – экстрасенс. Да я за полгода работы в Управлении столько феноменов не встречаю, как за последние полторы недели. Хватит.
– Угу, хорошо, поняла. Ты кофе будешь? Я там пытаюсь готовить спагетти с болоньезе. Ты голоден?
И я пошла на кухню, чувствуя себя как во сне. Разбудите меня, кто-нибудь?
Коннор:
Кажется, я сказал ей зря. Это я за столько лет уже свыкся с этими вспышками, а у Клер и так в последнее время что ни день, то ломка стереотипов.
– Кофе буду, спагетти тоже, – сказал я, скрываясь в ванной.
Нужно дать ей время. Слишком много всего произошло. Пожалуй, про то, что Линдсей разгадала код, пока ей говорить не буду. Это подождет. Я и сам еще не уверен, воспользуюсь я им или нет.
Клер:
Повариха из меня всегда была никакая, но простейшие блюда мне обычно удаются. Не знаю, что было не так сегодня, может, я просто была не голодна, хоть и не ела весь день. Коннор вроде ел спокойно, а я только ковыряла спагетти, пока они окончательно не остыли.
Мы молчали. Но это было не то уютное молчание, которое никогда меня не напрягает, это было другое молчание. Тяжелое и ядовитое.
– Так, – начала я, чтобы как-то прервать его, – что еще мне нужно знать? Давай уже в один день со всем разберемся, а? А то я только решу, что все, и сразу вылезает что-то еще.
Коннор:
– Ничего, – быстро ответил я. Слишком быстро. Она все поняла. Я вздохнул и добавил: – Кажется, Линдсей нашла ключ от блокировки.
В этот момент мне почему-то не хотелось смотреть на нее. Я уткнулся в уже пустую тарелку и не поднимал глаз. Пожалуй, если уж признаваться себе честно, мне просто неловко от того, что я до сих пор не решил, хочу я пользоваться этим ключом или нет.
Что же это такое? Неужели Диджинайт меня так напугали, что я готов смириться с потерянными полутора годами жизни? Нет, дело не в этом. Дело в чем-то другом.
Клер:
– Ну и когда придет Антон, чтобы попробовать этот ключ? – спокойно поинтересовалась я. Как только я решила, что готова воспринимать любую информацию, мне стало сразу как-то легко, спокойно и все понятно.
Коннор:
– Я ему еще не говорил. Клер, – я все-таки посмотрел на нее, – я не знаю, хочу ли я восстанавливать память. Понимаешь, я и так знаю почти все, что там было, и я не уверен, что хочу это помнить. Возможно, это элементарная трусость.
Клер:
– Коннор, ты кто угодно, но только не трус, – я улыбнулась ему и накрыла его руку своей. – Тебе решать, нужны ли тебе эти воспоминания. Или тебе достаточно просто знать. Но я скажу тебе одно: когда я сегодня прочитала файлы из этой папки Memento, это было не очень приятно. Но зато я, как мне кажется, наконец, освободилась от Архангельска, от того, что произошло там. Я не знаю, что будет лучше для тебя. Но ты уже зашел так далеко, что по-моему останавливаться просто глупо.
Коннор:
Ну ты, Дойл, и мудак. Просто удивительно, на работе весь такой организованный, весь из себя начальник, всегда знаешь, как лучше поступить, выгораживаешь подчиненных, принимаешь решения, а как дело касается тебя самого – так резко начинаешь всего бояться. Даже странно, что это ты сделал предложение Клер, а не наоборот.
Она права, останавливаться на полпути глупо. Ты же все равно не сможешь спокойно жить, не помня, что с тобой было. Изведешься сам, достанешь ее, но в итоге все равно согласишься на гипноз, так сделай это сейчас. В конце концов, это твоя жизнь, это твои воспоминания. Они никуда не денутся.
– Клер, я тебя обожаю, – улыбнулся я, – надо позвонить Антону. И Линдсей, наверное, она тоже захочет узнать. У нее же профессиональное любопытство.
Клер:
– Да, – совершенно серьезно сказала я, – тебе со мной чертовски повезло, Дойл. Кстати, если тебя это успокоит: ты вряд ли вспомнишь очень много. Из всего, что я узнала из твоих файлов, следует, что почти все это время ты был либо в коме, либо просто в бессознательном состоянии, либо под действием седативов. Так что... – я развела руками. – Бояться особо нечего. Звони Антону, звони Линдсей... С тех пор как ты вернулся, моя квартира все равно – филиал штаб-квартиры, – я задумалась, усмехнулась и добавила: – А с тех пор как я выяснила, что Линдсей беременна, ее присутствие рядом с тобой даже перестало меня раздражать.
Я забрала у него пустую тарелку и заодно свою – так и не тронутую.
Коннор:
– Тебя до сих пор раздражало ее присутствие? – удивился я. И почему я этого никогда не замечал?
Клер:
– Был такой момент, когда ты вернулся, глупо отрицать, – призналась я, не поворачиваясь к нему и делая вид, что очень занята загрузкой посудомоечной машины. – Думаю, это больше по привычке. Не знаю, всегда чувствовала себя в ее присутствии странно. Правда, теперь я поняла, что это была полностью моя вина, а не ее.
Коннор:
– Подробнее про момент, – попросил я, отбирая у нее тарелки и чуть ли не силой заставляя сесть. Я не хочу опять не спать до утра, потому что у нее что-то болит.
Клер:
Я вздохнула, садясь обратно на табурет. Ну, вот кто за язык тянул?
– Коннор, во-первых, она всегда была красивее меня. Высокая блондинка с ногами от ушей – это просто нечестно, когда одному человеку достается и такая внешность, и такие мозги. Это кармически неправильно. Во-вторых, когда ты вернулся, у меня просто крыша поехала на следующий же день, – кажется, Остапа понесло. Сейчас опять начнется. Что ж такое-то? Надеюсь, просто пмс, а не то же самое, что у Линдсей. – Начались эти истерики, перепады настроения, угрызения совести и прочая ерунда, а я знаю, что ты этого не любишь. Мне кажется, ты вообще меня выбрал тогда только потому, что я была спокойной, невозмутимой и потому что пьяная домогалась тебя в морге, когда вы были в петле, – сама я этого не помнила, но Коннор рассказывал, и у меня не было причин ему не верить. – И тут ты возвращаешься, я начинаю разваливаться на части, в эмоциональном плане, хотя никогда не была эмоциональной, а Лин вся такая спокойная, хладнокровная, собранная – ну точно как я три года назад. И все еще блондинка с ногами от ушей. И уже не влюблена в тебя по уши, а мужчинам же только подавай вызов... – я замолчала, смущенно запустив руку в волосы. Вот, да, забыла: у нее всегда волосок к волоску, а у меня какой-то ужас на голове. Но этого я уже не стала говорить. И так чувствовала себя глупо. – Я дура, да? – уточнила я у него с глупой улыбкой на губах. По крайней мере, я была уверена, что она глупая.
Коннор:
Черт, мне никогда не приходилось говорить о чувствах. Никогда за всю жизнь. Даже будучи подростком в процессе полового созревания. Как-то все эти разговоры о любви и прочем проходили мимо. А у Клер теперь, оказывается, комплексы. Никогда бы не подумал, что она ревнует меня к Линдсей. Мне всегда казалось, ее это вообще ни капли не волновало. Ну что, Дойл, собери волю в кулак, мысли в кучу и хоть раз в жизни сформулируй то, что чувствуешь. Хоть раз.
– Клер, – я подошел к ней, заглянул ей в глаза. Она посмотрела на меня, и я вдруг снова растерялся. Нет, отступать уже некуда. – Я выбрал тебя не потому, что ты была спокойной, невозмутимой и домогалась меня пьяная, – я улыбнулся, вспоминая. – Это даже звучит странно – выбрал. Выбирают из нескольких вариантов, а Линдсей я никогда вариантом не считал. С тобой мне хорошо. Просто и спокойно. И даже когда ты психуешь, с тобой все равно просто. Я, наверное, моральный урод, но мне сложно формулировать такие вещи. Поверь мне, я никогда бы не променял тебя на блондинку с ногами от ушей. Эксон тоже лучше меня, и ухаживать умеет, и разговоры умные вести, и на бабочек приглашать, однако ты почему-то со мной.
М-да, получилось как-то сухо и, по-моему, совершенно не то, что она хотела услышать. Но по-другому я не умею.
Клер:
– Возможно потому, что я абсолютно не помню, как Эксон за мной ухаживал, – я сказала это, просто чтобы его подразнить. – Бабочек он мне обещал, это да... Кстати, мы так и не сходили на пауков, – вспомнила я. – Ладно, звони уже Антону и Лин. А то поздно будет.
Коннор:
Я позвонил Антону и Линдсей, ничего не объясняя, попросил приехать. Линдсей наверняка все поняла, поэтому приехала первой. Открыв ей дверь, я зачем-то посмотрел на ее ноги. Действительно, от ушей. Странно, раньше не замечал.
– Проходи, – я посторонился, пропуская ее в квартиру, – специально для тебя запаслись травяным чаем.
Линдсей:
Бумажная работа меня сегодня достала донельзя. Никогда не думала, что за несколько дней может накопиться такая гора. Вечером отчиталась Элсингеру о состоянии дел в своем подразделении, получила пару ценных указаний, приняла их к сведению и была отпущена с миром. Никаких намеков, упреков или чего-то еще по поводу событий недельной давности я не услышала.
Распрощавшись с Элсингером, я отправилась домой с конкретным намерением посвятить весь вечер безделью. Только я удобно расположилась на диване, как позвонил Коннор и попросил приехать к ним с Клер. Я даже не спрашивала зачем – и так ясно, что он решился проверить "ключ". Благо, дома я сегодня была одна – Алек уехал на два дня в Вашингтон по делам. Это было мне на руку – не пришлось объяснять, почему мне вдруг срочно понадобилось куда-то ехать на ночь глядя.
Через сорок минут я уже входила в квартиру своих подельников. Коннор что-то упомянул о чае. Очень захотелось его стукнуть чем-нибудь тяжелым. Но я внимательно на него посмотрела – вроде не прикалывается, а заботу проявляет. Ладно, пусть живет пока. Когда-нибудь будет и на моей улице праздник.
Я прошла в гостиную.
– Привет, Клер. Ты как?
Клер:
– Сегодня утром резко пошла на поправку, спасибо, – я бросила взгляд на Коннора, улыбаясь ему уголками губ. Судя по его реакции, намек мой он понял. Судя по болезненному спазму, ребра – тоже. И почему Линдсей раньше казалось мне такой высокомерной и неприятной? Даже не думала, что так к ней ревновала все это время.
Пока я думала об это, приехал Антон. Он всех поприветствовал, тоже справился о моем здоровье, после чего поинтересовался, что случилось.
Антон:
Я знал, что дело Коннора закрыли. Подозревал, что авария, в которой пострадала Клер, была с этим как-то связана, но не знал подробностей: со мной ими никто не делился. Коннор ушел в отпуск и ко мне больше не заходил, из чего я сделал вывод, что он смирился с потерянными воспоминаниями. Похоже, что зря.
– Так что случилось? Коннор, зачем ты нас собрал? Я думал, дело закрыто.
Коннор:
Теперь, когда все собрались, я был уверен, что поступаю правильно. Я должен все выяснить. Хотя бы для себя. Раз Элсингер не потребовал у нас вернуть файлы, значит, Диджинайт считает это неопасным. Пока только мы это знаем.
– Дело закрыто, – подтвердил я. – И поэтому я надеюсь, что все, что здесь произойдет, останется между нами. Антон, – я посмотрел на Хендрикса, – Линдсей, кажется, нашла ключ к блокировке. И мы хотим его проверить.
Антон:
Я надеялся на что-то такое: на то, что они нашли ключ. Не то чтобы мне было так важно, чтобы Коннор помнил. Это было важно для него. Человек его склада не мог успокоиться, пока не завершит дело. А мне хотелось, чтобы он успокоился.
– И ты хочешь проверить его, – я не спросил, я констатировал факт. – Хорошо, что является ключом?
Коннор:
– Ключом является одно слово – memento. Только, пожалуйста, Антон, не спрашивай, откуда мы знаем. Поверь, так лучше для тебя, – я выразительно посмотрел на него. Думаю, он понял, в его возрасте лишние неприятности не нужны, хватит того, что мы втроем уже вляпались. Он не должен знать про архив.
Антон:
– Коннор, я разве когда-нибудь задавал лишние вопросы? Садись в кресло.
Когда Коннор занял свое место, я попросил Линдсей и Клер отойти подальше, чтобы не сбивать его. Погрузив Коннора в транс, я велел ему вернуться в день, в который он должен был погибнуть. Иногда я ненавижу свою работу.
– Клер только что ушла, ты остался один. Что ты делаешь?
Коннор:
– Сижу на полу. Жду, чтобы она успела выбежать. Мне нужно повернуть еще один рубильник. Последний. И тогда все взлетит на воздух. Мне страшно. Я изо всех сил оттягиваю момент. Я считаю в уме до десяти. Как только скажу "десять", обещаю себе все закончить... повернуть рубильник...
Антон:
Я слышал судорожный вздох Клер. Да, тяжело такое слышать, даже когда точно знаешь, что все обошлось.
– Коннор, теперь ты досчитал до десяти и повернул рубильник. Что происходит?
Коннор:
– Вспышка света. Очень яркая. Ослепляет.
Антон:
Лицо Коннора исказила гримаса боли: мы вошли в зону блока. Я поторопился его вернуть:
– Коннор, сосредоточься на свете, останься в этом мгновении. Тебе еще не больно. Ты на границе этой боли. Замри на ней.
Когда его лицо разгладилось, я властным тоном велел ему:
– А теперь, Коннор, memento!
Он резко вдохнул, схватился за голову, согнулся пополам, а потом, выпрямляясь, так же резко выдохнул, как человек, вынырнувший из-под воды. Его взгляд стал осмысленным: он вернулся. Коннор тяжело дышал и озирался по сторонам, он был дезориентирован. Я сжал его плечо.
– Коннор, ты в порядке?
Коннор:
Воспоминания накрыли огромной волной. Только что был только свет, затем взрыв, мгновенная тишина – и целый шквал звуков, запахов, ощущений. Больно так, что хочется умереть. Чувствую чьи-то руки, что-то втыкают мне в вену.
– У него пара минут, вводи замедлитель...
– Есть...
Отключаюсь. Прихожу в себя в абсолютно белом помещении. Открывать глаза больно. Просто слушаю. Голоса. Не понимаю, что они говорят. Снова отключаюсь.
– Паразит изъят... Элсингер просил... слушать Элсингера?... давай попробуем, мы ничем не рискуем... давно было пора...
– Осталось немного... третий этап провалился, нужно растить заново... почему произошло отторжение?..
– Держите на седативах... делать дальше?.. есть специалист по блокировке памяти... слишком много власти... Элсингер...
Сижу на чем-то холодном. Вижу перед собой голубые глаза.
– Ну что, парень, удачи тебе.
Снова чувствую иглу в руке. Мир начинает кружиться. Отключаюсь.
...Я открыл глаза, огляделся. Передо мной Антон, чуть дальше Линдсей и Клер. Почему-то ощущение, что пробежал стометровку как минимум на личный рекорд. Антон, кажется, что-то спросил.
– Порядок, – ответил я, наконец, понимая, что произошло.
Антон:
– Помогло? – зачем-то спросил я, хотя и так понимал, что помогло.
Коннор:
Я молча кивнул. Говорить не хотелось. Сначала мне нужно во всем разобраться. Сейчас воспоминаний было так много, что я просто не успевал за ними.
Клер:
Видя, что Коннору нужно немного времени и пространства, я хлопнула в ладоши, отвлекая внимание на себя.
– Ну что ж, я считаю, что все это, наконец, надо отметить, – сказала и сразу вспомнила, что Линдсей беременна, Антон уже пару лет не пьет, потому что принимает постоянно какие-то лекарства, а я сама без пяти минут алкоголик. Коннору, конечно, выпить не помешало бы, но ничего предложить ему не могла. – Кто будет чай, кто кофе?
Линдсей:
Когда Антон начал сеанс регрессивного гипноза, я отошла к окну и простояла там, вцепившись в подоконник, до тех пор, пока все не закончилось. Был момент, когда хотелось закрыть руками уши, чтобы не слышать. Клер, наверное, сейчас тяжелее всех. Знать, что близкий тебе человек умер – это одно, а знать как он умирал – совсем другое.
Когда Коннор вышел из транса, стало понятно, что ключ был определен правильно. Надеюсь, что теперь уже все точно закончится. Клер предложила отметить завершение дела. Если честно, я бы сейчас однозначно выпила чего-нибудь гораздо крепче чая, но увы.
– Коннор говорил, что вы основательно запаслись травяным чаем. Давай помогу приготовить. Я уже в этом деле поднаторела в последнее время.
Через минут пятнадцать мы уже вчетвером сидели на уютной кухне и пили чай. Клер и Коннор – черный с мятой, я свой "любимый" травяной, Антон его же со мной за компанию.
– О, подождите, я сейчас, – я сходила в гостиную, взяла в сумке две элегантные открытки. – В общем, мы с Алеком будем очень рады видеть вас всех на нашем небольшом торжестве, которое состоится уже менее чем, через две недели.
Я вручила приглашения Антону и Коннору с Клер.
Клер:
– Мои поздравления, – искренне сказала я Линдсей и даже попыталась ее обнять. Получилось не очень хорошо: обниматься с людьми мне все еще было больно. Но я думаю, Линдсей поняла меня. Я взяла чашку и скосила глаза на Коннора. Ну, у нас будет ответ Чемберлену или как?
Коннор:
Я почувствовал на себе взгляд Клер и выплыл из воспоминаний. Позже подумаю обо всем. Сейчас здесь коллеги, нужно создавать видимость присутствия. Клер в руках держала открытку и многозначительно смотрела на меня. Кажется, нас только что пригласили на свадьбу.
– Линдсей, поздравляю, – вполне искренне сказал я, тем не менее, едва удерживаясь от желания уйти в комнату, запереть дверь и никого не видеть ближайшие несколько часов, пока не вспомню каждую мелочь.
Судя по взгляду Клер, это было еще не все, что она от меня ждала. Вспомнились ее недавние слова о том, что еще совсем недавно она ревновала меня к Линдсей. Никогда не понимал этих женских игр, но, как сказал Элсингер, нужно играть по правилам.
Я глубоко вздохнул, нацепил на лицо маску, приобнял Клер за талию и сказал:
– Мы вот к вам, пожалуй, тоже скоро присоединимся. – Получилось даже улыбнуться.
Линдсей:
– Здорово! Рада за вас! – я обняла Коннора, потом Клер.
Антон:
Я поздравил сначала Линдсей, потом Коннора с Клер, а потом счастливо вздохнул, глядя на них всех. Такие молодые, такие красивые и такие счастливые. Наблюдать за ними было одно удовольствие. Линдсей вся словно светилась изнутри, как это бывает с влюбленными женщинами, которые готовятся стать матерью. Коннор и Клер просто не вылезали из личного пространства друг друга. Они почти не смотрели друг на друга, не держались за руки, не целовались, но они все время сидели плечом к плечу, соприкасаясь локтями и ногами. Надеюсь, у них у всех все будет хорошо. Для полной гармонии не хватало Питера, но нельзя иметь все сразу.
Когда чай был допит, я начал прощаться с хозяевами: Коннору нужно было время подумать, провести ревизию воспоминаний. Линдсей последовала моему примеру.
Коннор:
Наконец-то все разошлись. Я думал, этого уже не произойдет. С того самого момента, как Антон вернул мне мои воспоминания, я ждал только одного – тишины.
Едва за коллегами закрылась дверь, Клер отправила меня в спальню, сказав, что с парой чашек она справится сама. Видимо, у меня на лице было написано, что мне необходимо побыть одному. Либо она уже настолько хорошо меня знает, что смогла прочитать мысли.
Я скрылся в спальне, задернул шторы, хотя в такое время суток в этом не было необходимости, и залез под одеяло. От огромного количества мыслей голова разваливалась по швам. Пожалуй, впервые в жизни я пожалел, что не курю. Почему-то показалось, что стоять на балконе и курить одну сигарету за другой было бы легче.
Десять.
Едва я повернул последний рубильник, как раздался взрыв. Но не взрыв компрессора. Это было что-то другое. Яркий свет вокруг. Он был везде – сверху, снизу, сбоку, даже, кажется, внутри меня. Позже, по обрывкам их разговоров возле меня, когда они думали, что я в коме, я смог восстановить полную картину произошедшего.
Они использовали телепортацию, чтобы достать меня с завода. Именно ту, которую назвала Линдсей – ноль-транспортировку. Они никогда не делали этого с людьми, поэтому точно не могли прогнозировать, где я появлюсь. В радиусе нескольких километров окружили завод.
Едва я появился, они сразу поняли, что жить мне осталось в лучшем случае несколько минут. Моя смерть не входила в их планы. Элсингер либо знатно поторговался за мою жизнь, либо имеет в Диджинайт несколько большее влияние, чем хотел показать нам неделю назад. И тогда они все-таки решились использовать лекарство, которое было изобретено совсем недавно и до конца не прошло даже предварительные тесты. Оно должно замедлять жизнедеятельность организма. Замедлять так, чтобы день ощущался за минуту. Это было рискованно, но выхода не было. И я снова выжил.
Спустя несколько дней, когда они доставили меня в какую-то секретную лабораторию и подготовили все необходимое, паразита изъяли. Уж для каких он им подабился целей – я не хочу даже думать. Со мной все было гораздо хуже, чем они предполагали. Червь не оставил целым практически ни одного органа. Меня проще было добить, чем вылечить. Но Элсингер стоял на своем. К тому же, теперь у них появился живой экземпляр для тех медицинских опытов, которые даже им никогда бы не позволили проводить на людях.
Постепенно, месяц за месяцем, они выращивали новые внутренние органы. Что-то приживалось сразу, что-то приходилось растить повторно. Все это время меня держали в искусственной коме, на аппаратах, лишь иногда приводя в сознание. Это было странно, но теперь я точно знал, что в коме люди тоже могут слышать все, что происходит вокруг, иначе я не могу предположить, откуда знаю столько информации.
Наконец, через год и три месяца, я был собран, как конструктор. Отпускать меня было опасно, я слишком много знал. Был найден специалист по блокировке памяти.
На всякий случай они состарили шрам от операции, потому что просто выживший человек вызовет не так много вопросов, как человек, выживший с этой тварью внутри полтора года.
И вот 20 августа 1998 года, окончательно заблокировав мне память, положив в карман ключи, документы (кстати, откуда они у них, я так и не узнал), немного денег и вколов последнюю дозу седативов, они привезли меня в Чикаго, посадили на остановке, предварительно отключив все камеры наблюдения, и уехали. Подозреваю, к этому тоже приложил руку Элсингер, но точно не знаю.
Теперь, когда я полностью восстановил в памяти полтора своих последних года, мне стало значительно легче. Я знал и помнил все. И даже то, что помнить бы не хотел. Чувство страха, жуткой тоски и невероятного одиночества я бы предпочел из памяти все же стереть.
Я сел на кровати, неожиданно обнаружив, что Клер уже спит рядом. Даже не заметил, когда она пришла. Взглянул на часы – половина пятого утра. Встал, прошелся по комнате.
Я не хочу больше так жить. Не хочу этих бесконечных тайн, этих расследований, которые в любой момент могут прикрыть, потому что ты подошел слишком близко. Я хочу простую понятную жизнь. Хватит, наигрался, Дойл. В твоем возрасте можно уже уступить пьедестал тем, кто моложе. И кто не бывал в таких передрягах.
Я сел рядом с Клер на кровать. Наклонился, поцеловал ее.
– Клер, проснись, – тихо прошептал ей на ухо.
Клер:
Можно подумать, я спала. Так, дрейфовала на грани сна и реальности, стараясь не издавать ни звука. Достаточно Коннор терпел мои стенания, сегодня была его ночь, поэтому я приняла обезболивающее посильнее. Правда, уснуть оно мне не помогло: слишком много мыслей в голове.
– Ммм? Что случилось, Коннор? – я попыталась открыть глаза и поняла, что все-таки спала немного крепче, чем думала.
Коннор:
– Я тут подумал, как ты смотришь на то, чтобы уехать из Чикаго? Недалеко, куда-нибудь в пригород. Купить дом, найти нормальную работу. Жить, как обычные люди.
Клер:
Я даже села от неожиданности, часто моргая, чтобы убедиться, что это не галлюцинации от обезболивающего.
– Дом? Нормальная работа? Обычные люди? – переспросила я. – Коннор, ты же взвоешь через полгода, – я внимательно посмотрела на него, пытаясь в предрассветной темноте разглядеть лицо, и – главное – глаза. Ты же солдат, Дойл, ты не можешь без войны, – кажется, получилось слишком горько. Я говорила и сама не верила, что отговариваю его. Молчи, дура! Бери, пока предлагают, а потом не давай свернуть с намеченного пути. Иначе рано или поздно будет новый Архангельск.
Коннор:
– Я устал, Клер. Я воевал, пока думал, что это что-то значит, пока я думал, что у меня есть шанс победить. Но сегодня понял, что я совершенно для этой роли не предназначен. И даже если я выиграю какую-то локальную войну – это ничего не значит. Зато потерять могу многое. И я к этому не готов.
Клер:
Я лихорадочно соображала, что сказать? Дойл, изверг, не мог затеять этот разговор в любое другое время суток?
А сейчас я действительно не знала, что сказать. Я готова была уйти с этой работы уже давно. Я не ушла только потому, что после Архангельска мне ничего не хотелось, в том числе и искать новую работу. Меня вполне устроило на тот момент бумажное болото, но так не могло продолжаться вечно. Я еще слишком молода, чтобы похоронить себя среди этой писанины. Я же не зря получила медицинское образование. И, конечно, где-то там внутри у меня на генетическом уровне было заложено желание дома, мужа, детей, может быть, даже собаки. Пусть я никогда самой себе в этом не признавалась и даже не осознавала этого.
Да, я хотела, чтобы он ушел с этой войны. Мне не нужен был герой, который погибает, не победив, но и оставшись не побежденным. Мне не нужен был солдат. Мне нужен был Коннор. Мне нужно было наше субботнее (в редких случаях, понедельничное) утро. Я хотела за него замуж и, черт побери, да, я даже хотела родить ему детей.
Я только боялась, что он через полгода передумает, а потом возненавидит меня за то, что я его сейчас не остановила. Поэтому я не знала, что ответить.
Молчание затягивалось, он выжидающе смотрел на меня, кажется, уже начал бояться моего ответа. А я все никак не могла заставить свой язык шевелиться.
– Надеюсь, нормальная работа предполагает, что ты сможешь не зализывать волосы и ходить без галстука? Ты ведь преподавал когда-то? Ты знаешь, мне очень нравятся эти студенческие городки. И там всегда есть больницы, а в больницах всегда нужны врачи. Только я буду ревновать тебя ко всем студенткам, без разбора. К блондинкам с ногами от ушей, и к брюнеткам с обычными ногами, и даже к рыжим вообще без ног...
Остапа снова понесло.
Коннор:
Клер всегда много говорит, когда волнуется, это я заметил давно. Вернее, когда это волнение радостное. Уже где-то после фразы о том, что я смогу не носить галстуки, я понял, что идея ей по душе. Это самое главное. Это то, что я хотел от нее услышать. Потому что если вдруг я к утру начну сомневаться в своем решении, она мне о нем напомнит. Впрочем, сделал же я ей предложение, не подумав, и ничего, даже спустя неделю не сомневаюсь. Быть может, все важные решения в жизни так и нужно принимать? Наобум, решил – сделал. А не так, как я – все сто раз передумал, составил как минимум три схемы, два запасных плана и один путь отхода.
Черт, быть может, я действительно смогу стать нормальным человеком рядом с ней?
– Я сразу всех предупрежу, что на мою персону покушаться опасно, у меня жена – патологоанатом, – улыбнулся я.
Клер:
– Дурак ты, Дойл, – сказала я, улыбаясь от уха до уха и пытаясь повалить его на кровать. – Но как же я тебя, дурака, люблю. – Когда он оказался подо мной, я поцеловала его и прошептала: – Кстати, я приняла очень хорошее обезболивающее, которое я не собираюсь пить постоянно. Так что надо ловить момент.