Заявка: для DellaD, которая хотела фик любой длины, жанра, темы и сюжета с пейрингом Коннор/Анна. Правда, пейринга у меня не получилось, но я на него намекала, как могла)
Название: Моя "перестройка"
Автор: Cassandra
Персонажи: Коннор Дойл, Питер Эксон, Линдсей Доннер, Клер Дэвисон, Эл Кью Купер, Антон Хэндрикс, Рэй Донахью, Анна Гусакова и другие русские
Жанр: драма, POV, ангст
Размер: миди
Статус: закончен
Саммари: Я не хотела туда ехать. Я не хотела, чтобы погибли люди. Я не хотела, чтобы умер он. Вся моя вина лишь в том, что я не вовремя взяла телефонную трубку...
Предупреждение: гибель Коннора Дойла, чуточку измененный канон в некоторых местах
Примечание автора: я хотела взглянуть на общеизвестную историю глазами человека, которого ненавидела 15 лет и, возможно, поменять о нем мнение. Лично мне это удалось.
Февраль 1997 года
Был один из тех темных зимних питерских вечеров, когда на улицу выходить не хотелось даже под страхом расстрела. С обеда небо повисло над самыми крышами, не дав солнцу даже шанса показаться. Хотя, какое там солнце! Я уже забыла, когда его видела в последний раз. Закутавшись в теплый вязаный шарф поверх пуховика и натянув на глаза шапку, я заперла кабинет и направилась к выходу. В коридорах университета была пусто. Все давным-давно разошлись.
– Что-то вы сегодня поздно, Анна Николаевна, – заметил охранник у входа.
– Работы много, – ответила я, силясь вспомнить, как его зовут. Так и не вспомнив, я попрощалась и вышла на улицу.
Мела сильная метель. Пока я дошла до автобусной остановки, несколько раз поскользнулась и чуть не загремела. Не хватало только сломать еще что-нибудь. Дождаться в это время автобус оказалось делом непростым. Два раза возле меня останавливались какие-то развалюхи с предложениями подвезти, но я отрицательно качала головой. Во-первых, никогда в жизни не рискну сесть в незнакомую машину, тем более к очередному выходцу с гор, а во-вторых, так никаких денег до зарплаты не хватит. Господи, ну почему в это стране так? Почему я, кандидат наук, активно занимающаяся научной деятельностью, пишущая докторскую диссертацию, вынуждена считать копейки в кармане? Будет ли когда-нибудь по-другому? Вот в Америке, говорят, ученые получают столько, что могут себе позволить не только личные автомобили и дома, но и отдых на курорте два раза в год. А у нас? Я грустно вздохнула.
Домой добралась в начале одиннадцатого. Хотелось только выпить горячего чаю и завалиться в постель. И до утра никого не видеть. Но мать была дома. Значит, меня ждет полноценный ужин с требованием подробного рассказа, как прошел день.
– Как прошел день? – предсказуемо спросила она, накладывая мне двойную порцию картошки.
– Как обычно, – ответила я, прислонившись к стене и закрывая глаза. – Мам, не клади мне так много.
– Ты посмотри на себя! – Кажется, она оседлала любимого конька. Не хватает только фразы «вылитый Кащей», как в детской книжке про Дениса Кораблева. – Ты же скоро сломаешься! Совсем высохла со своей наукой! Что ты ела сегодня? – Забавно, но ей даже не нужно было отвечать, только слушать. – Вот появятся у тебя свои дети, тогда поймешь!
И это тоже было привычным. Вообще все в этой жизни было привычным. Я схватила тарелку.
– Поем в своей комнате, – заявила я, скрываясь за дверью.
Мать еще что-то говорила вслед, но я уже не слушала. Заперла дверь, включила телевизор и легла на диван, снова погрузившись в свои мысли. Кажется, я задремала, потому что, когда раздался стук в дверь, я вздрогнула и уронила тарелку с едой, которая каким-то образом оказалась у меня под рукой.
Слезла с дивана, опустилась на колени и начала собирать картошку с пола.
– Нюша, тебе с работы звонят, – послышался из-за двери голос матери.
– Нет меня, – зло ответила я, пытаясь достать из-под дивана отбивную. – Я сплю, умерла, вышла замуж и уехала на Гавайи.
– Но это профессор Матвеев.
Я вздохнула. Профессор Матвеев завкафедрой палеонтологии, ему не отвечать чревато. Пришлось идти на кухню, брать трубку.
– Анна Николаевна? Я вас не разбудил? – поинтересовался Матвеев.
Как будто тебя это волнует, хрыч старый, зло подумала я, но ответила, конечно же, не так.
– Нет, Алексей Петрович, я еще не спала.
– Анечка, как вы смотрите на командировку? – перейдя на более привычное для него обращение, спросил он.
– Куда? – обреченно поинтересовалась я. Господи, сделай так, чтобы туда, где тепло, пожалуйста!
– В Архангельск, – убил ответом Матвеев.
Я устало опустилась на стул, едва не выронив трубку.
– Там в леднике обнаружили какое-то животное, есть подозрения, что это может быть современник мамонтов.
У меня же нет выбора, правда? Хотелось спросить именно это, но спросила другое:
– Кто еще едет?
– До кого дозвонюсь сейчас, тот и едет, – последовал ответ. – Завтра в пять утра самолет из Пулково. Я встречу тебя там, дам все бумаги, командировочные, введу в курс дела. Договорились?
– Договорились, – сказала я.
В пять утра! Еще хорошо, что сейчас не лето, мосты не разводят. Так бы пришлось выезжать прямо сейчас и ночевать в аэропорту. Объявив матери о командировке, я пошла собирать вещи.
***
В Пулково я приехала как раз к началу регистрации. На первом этаже, рядом с Матвеевым, стоял Борис Новак. Вот это класс! Вот это ты попала, Аня!
Захотелось развернуться и уехать домой. С трудом подавив в себе это желание, я подошла к мужчинам.
– Анна Николаевна, доброе утро, – приветливо сказал Матвеев.
– О, Анюта, – обрадовался Новак. – Зашибись, что нас вместе послали, правда?
– Ага, пляшу от радости, – буркнула я, стараясь не смотреть на него.
Черт, ну за какие грехи мне это? Мало того, что в Архангельск, так еще и с Борей. Худшей компании и придумать нельзя.
– Значит, что по делу, – серьезно сказал Матвеев. – Недалеко от Архангельска, на газораспределительном заводе рабочие обнаружили в леднике огромную тушу какого-то животного, вот фотографии.
Он вручил мне тонкую папку. Да уж, фотографии. Сделанные на плохой фотоаппарат, распечатанные на плохом принтере. Черный квадрат Малевича это, а не фотографии.
– Ваша задача идентифицировать животное, и если это что-то стоящее, обеспечить его перевозку в Питер для дальнейшего изучения.
Я кивнула.
– Мы что, едем вдвоем? – удивленно спросила я, видя, что Матвеев собирается уходить.
– С вами поедет еще один человек, – загадочно ответил завкафедрой. – Он встретит вас в аэропорту Архангельска.
Матвеев бросил на меня взгляд, показавшийся мне довольно странным, потом посмотрел на Новака, кивнул нам обоим и ушел.
– Ну что, Анька, откроем миру новое животное, а? – Борис панибратски обнял меня за плечи.
Я тут же вывернулась из его объятий и молча пошла к стойке регистрации.
***
Будь прокляты те, кто придумал продавать в зале отлета алкоголь. Когда наконец-то объявили посадку на наш самолет, Борис уже просто не держался на ногах. Мне пришлось тащить его на борт едва ли не на руках, долго уговаривать стюардессу пустить нас, доказывать, что он не буйный. Вот мне это надо, а? За что мне такое счастье? Я что, единственный палеонтолог в России? Да даже в нашем университете есть те, кто лучше и умнее меня. Ну почему я? Потому что трубку не вовремя взяла?
Затащив Бориса в самолет, я усадила его в кресло у иллюминатора, сама села рядом. Господи, надеюсь, он и в самом деле не буйный. То, что Новак алкоголик, знал весь университет. Но когда у тебя докторская степень и звание профессора, тебе прощают многое.
За полтора часа полета Борис так и не протрезвел, поэтому с самолета мне пришлось стаскивать его таким же путем – на собственных плечах. В зале прилета я усадила его на стул, а сама пошла получать багаж. Кстати, совершенно забыла спросить у Матвеева, есть там какое-то оборудование, на этом заводе, или нам на глаз все определять? Да уж, хороша исследовательница.
– Анна Николаевна Гусакова? – раздался рядом незнакомый голос.
Я резко обернулась. В метре от меня стоял высокий черноволосый мужчина. Видимо, это тот, о ком говорил Матвеев. Я кивнула. Он подошел ко мне и протянул мне руку.
– Рудольф Баранов. Я буду администратором вашей группы.
– Чудесно, – сказала я, стаскивая чемодан с ленты. – Вон там, – я кивнула в сторону спящего Новака, – наш специалист по генетике. Как администратор, решите вопрос с доставкой его тела на место, ладно?
Баранов усмехнулся, помог мне снять чемодан и пошел к Борису.
На парковке нас ждал огромный грузовик. Баранов, без особенных церемоний, закинул пьяного Бориса в кузов.
– Надеюсь, специалисту по генетике будет там удобно, – с улыбкой заметил он. – А мы с вами разместимся в кабине.
Я на всякий случай заглянула в кузов. Там стояли огромные деревянные ящики, видимо, с оборудованием.
– Рудольф, а вы местный? – спросила я уже в машине.
– Нет, я из Москвы.
Я удивилась. Интересненькое дельце вырисовывается. Как ученых – так из Питера вызвали, а как администратора – так из Москвы. Что, в Москве своих спецов-палеонтологов не нашлось?
– Аня – можно называть вас так? – не дуйтесь, – заметил Баранов. – Вы же знаете, как у нас все делается. Одна столица не могла отдать все лавры второй столице.
– Вот и исследовали бы сами все это дело, – буркнула я, неприятно удивившись тому, что он, кажется, умеет читать мысли.
До самого завода мы молчали.
***
На месте назначения было пусто. Нас никто не встречал и не ждал. Баранов кому-то позвонил и тут же с завода навстречу нам вышли два человека – инженеры Алексей Шашарин и Николай Бойцун, как выяснилось позже. Пока мужчины разгружали и носили внутрь ящики с оборудованием, я попыталась осмотреться. Правда, лучше бы этого не делала, чтобы не портить настроение.
Завод выглядел холодным и заброшенным. Надо попытаться закончить это дело побыстрее и вернуться домой. Хмурый серый Питер показался мне теперь раем по сравнению с этой дырой.
– Завод не функционирует, – раздался рядом голос неизвестно откуда материализовавшегося Шашарина. – Мы с Колей приезжаем сюда раз в месяц, проверить оборудование. Видимо, начальство не оставляет возможности снова его запустить.
Я растерянно кивнула. Прошла в отведенную мне комнатку, разобрала свои вещи. Почему-то хотелось плакать. Нет, я не первый раз работаю на выезде, и в поле в палатках ночевать приходилось, и в тайге неделю жить, но… в такой дыре, я четырьмя мужчинами, один из которых алкоголик, а еще трое неизвестно кто, бывать еще не приходилось.
Я вспомнила свою квартиру на Наличной улице, обои в цветочек, полосатый плед на диване, и вздохнула. Так, Аня, нечего расклеиваться. Соберись, быстро опознай это животное, проведи необходимые анализы и, возможно, уже завтра вернешься домой.
– Анька! – послышался из-за двери голос Бориса. – Иди завтракать, мы ж сегодня не ели еще даже.
Особенно ты, про себя подумала я, выходя из комнаты. Стол в соседнем помещении был богато накрыт и, естественно, украшен бутылкой водки посередине.
– Я бы предпочла сначала взглянуть на обнаруженное животное, а потом уже пить, – недовольно заметила я.
– Да ладно тебе, – Новак хлопнул меня ладонью по спине. – Успеем еще, куда торопиться?
– Борис, – строго сказал Баранов. – Я бы попросил обойтись без фамильярностей. Анна Николаевна наша коллега, а не девочка с улицы. И если вы давно знакомы, разрешаю называть ее Аней, но не более.
Боря поперхнулся и с удивлением посмотрел на московского администратора, но возражать почему-то не решился. Я же кинула на Баранова благодарный взгляд. Кажется, работать будет проще, чем я предполагала.
– А где Сергей? – спросила я, вдруг обнаружив, что водителя грузовика за столом нет.
– Уехал, – как ни в чем не бывало ответил Рудольф.
– Как уехал? – я растерянно оглянулась, будто проверяя, правду ли он сказал. – А мы? Здесь есть еще машины?
– Как только мы закончим работу, позвоним, и за нами приедут. Держать машину и водителя здесь слишком дорого, – объяснил он.
– А вы как же, пешком что ли? – я посмотрела на Алексея и Николая.
– Здесь до ближайшей деревни шестьдесят километров, какое пешком! – рассмеялся Шашарин. – За нами в пятницу приедут.
Мне это почему-то крайне не понравилось. Остались где-то у черта на куличках, еще и без транспорта, весело!
***
После завтрака, по времени больше похожего на обед, рабочие наконец-то проводили нас к месту, где нашли животное. Оно все еще лежало там, вмерзшее в ледник, припорошенное свежим снегом. Разглядеть его там не было никакой возможности, поэтому Баранов распорядился перенести его на завод, чтобы там попробовать достать его из ледника.
– Что, вот просто так растопим лед? – удивленно уточнила я. – Без всяких предосторожностей?
– У тебя есть другие идеи? – поинтересовался почти протрезвевший на холоде Борис. Судя по тону, замечание Баранова его задело.
Несколько часов мужчины думали, как перенести тушу животного внутрь завода. Выдвигались самые невероятные идеи и предложения. Вместе с ледником она весила несколько центнеров, а нести предстояло почти километр, поскольку в ближайшие ворота она не влезала. Я предоставили им возможность самим решать этот вопрос. В конце концов, четверо взрослых мужчин должны справиться с поставленной задачей. На крайний случай у нас есть московский администратор. Это по большей части его работа.
До самого вечера они ходили туда-сюда, носили какие-то доски, инструменты, строили невероятные конструкции, но в итоге животное лежало на столе в импровизированной лаборатории и почти безо льда.
– Надо снять это на видео! – заявил Баранов, таща откуда-то штатив и камеру.
– Давай я буду снимать, – Борис выхватил у него камеру. – Становитесь все в кадр.
Рудольф схватил меня за руку и подтолкнул к столу, всучив в руки микрофон. Тут же подскочили и Шашарин с Бойцуном, неся за пазухой бутылку водки. Я недовольно нахмурилась. Устроили тут цирк.
И вдруг какой-то незнакомый ранее голос в голове сказал:
"Аня, расслабься! Это твой шанс. У тебя на столе лежит, возможно, неизвестное ранее животное. Это твой шанс заявить о себе в науке".
Если это действительно неизвестное науке животное, можно считать, что докторская у меня в кармане. Вся картинка сразу стала выглядеть иначе. Кажется, я даже заразилась всеобщим весельем. Во всяком случае, когда Борис включил камеру, я, поднеся микрофон поближе, заявила, воображая себя великим ученым из секретной лаборатории, получившим такое же секретное задание:
– Один, два, три… Меня слышно? Мы подтверждаем запрос, присланный к нам в отдел на прошлой неделе…
Баранов тут же выхватил у меня микрофон.
– Дай я, – тихо сказал он, окатив меня запахом свежего спирта. Тоже пил, что ли? Интересно, когда они успели только?
– Это какое-то неизвестное животное, – театрально взмахнув рукой, он указал на стол. – Нам пока не удалось его идентифицировать. Его нашли…
Он поднес микрофон к инженерам.
– Николай Бойцун, – отвлекшись от разлива водки по стаканам, сказал первый.
– И Алексей Шашарин! – второй влез в кадр и помахал кому-то рукой. – Мы прославимся!
Я отошла чуть в сторонку. Баранов продолжал разглагольствовать о том, как тяжело им было освободить это животное от ледника, как эта находка перевернет представление научного сообщества о древней фауне. Я отвернулась, не сдержав смешок, когда он попытался ухватить зверя за лапу и поскользнулся.
– Аня! Иди сюда, – послышался голос Бориса.
Я обернулась. Они больше не снимали. Стояли возле стола, дружно подняв стаканы. Один стакан Баранов протягивал мне. Пить не хотелось, но отказываться я сочла неуместным. Бойцун взял несколько кусочков подтаявшего льда и кинул себе в стакан.
– Водка со льдом! Как в лучших домах Парижа! – объявил он.
Мужчины расхохотались. Шашарин тоже добавил себе лед, мы же отказались. Мне было противно даже думать о том, где и сколько он лежал, не то что пить с ним водку.
В итоге в этот день мы даже не приступили к исследованиям.
***
Ночью меня разбудил Баранов.
– Аня, Ань! Аня!
Я нехотя открыла глаза. Он стоял надо мной и тряс меня за плечо.
– Ну что еще? – пробурчала я, глядя на часы. Три часа утра! Обалдеть!
– Там Коле плохо, ты бы глянула.
– Я?! – от возмущения я даже не нашлась, что сказать. Села на кровати, гневно сверля Баранова взглядом. – Я что, врач?
– Ну ты женщина, вы в этом лучше разбираетесь.
– В чем? В том, после какой дозы алкоголя мужикам становится плохо? Да, лично я в этом чудесно разбираюсь! Докторскую диссертацию по этому вопросу пишу!
Администратор из Москвы, кажется, не уловил сарказма в моем голосе. Я все-таки встала, накинула на себя свитер, спала-то все равно в рубашке, и пошла в комнату к инженерам. Уже возле двери услышала молодецкий храп.
– Кажется, полегчало вашему Коле, – ехидно заметила я.
– Это Леха храпит, – ответил Баранов.
Я вошла в комнату. На одной кровати, раскинув руки в сторону, храпел Шашарин. На второй скорчился Бойцун. Это не было похоже на обычное алкогольное отравление. Ему было не плохо, а именно больно. Живот скрутило так, что я переживала, как бы не аппендицит, хотя он вроде с другой стороны должен быть. До самого утра мы с Барановым бегали вокруг него, поочередно принося то воду, то теплые компрессы. К утру ему вроде бы полегчало.
Я вышла из комнаты и, бросив злобный взгляд на Рудольфа, сказала:
– Это был первый и последний раз, когда я с вами возилась, имей в виду!
В своей комнате я прямо в свитере упала на кровать и проспала несколько часов.
Весь день мы были заняты своей непосредственной работой. Шашарин и Баранов обследовали то место, куда прибило ледник, мы с Борисом брали пробы с самого животного. Опознать его большого труда не составило – это был меладон. Но меня удивило то, что водился он в Южной Америке, а уж никак не на севере.
К тому времени, как вернулись Шашарин и Баранов, Борис был уже изрядно пьян. Когда и как он успел напиться, я даже не заметила.
– Что у вас? – поинтересовался Баранов, отряхивая с себя снег.
– Мы его опознали, – отозвалась я, накрывая тушу меладона клеенкой. – Это доисторическое животное – меладон. Водился в Южной Америке 60 тысяч лет назад.
– Правда, что ли? – Рудольф посмотрел на меня так, что я сразу обо всем догадалась. Мне никогда в жизни не дадут полностью исследовать эту находку, мое имя нигде не будет упомянуто. Я здесь нужна только для того, чтобы сделать грязную работу.
– Осталось провести пару анализов и можешь звонить своим, – я ехидно улыбнулась, – вы ж его в Москву заберете, правда?
Баранов пожал плечами, как будто не знал ответа. Мне вдруг стало ужасно противна вся эта ситуация. Москвичам не захотелось марать руки, послали сюда нас, и цербера своего приставили на случай, если находка окажется ценной.
Я достала из холодильника несколько бутербродов, налила в чашку чай и ушла в свою комнату. Видеть никого не хотелось. Я была зла как черт, догадавшись об истинной причине присутствия здесь Баранова.
Я не успела выпить и полчашки, как заявился московский администратор собственной персоной.
– Ань, ты чего? – поинтересовался он, садясь на стул.
Захотелось врезать ему этой чашкой по голове. Я глубоко вздохнула и прямо спросила:
– Вы ведь не дадите мне исследовать его в Питере, правда? Ты сюда приехал, чтобы быстренько подсуетиться и забрать его в Москву, да? Если бы это оказался обычный вмерзший в лед медведь, тебе было бы плевать, а так ты теперь герой-первооткрыватель?! А я всего лишь глупая девчонка, которая сорвалась посреди ночи и приперлась в эту дыру только потому, что вам там, в вашей долбанной Москве было лень?!
Я сама не заметила, как сорвалась на крик. Просто все постепенно накапливалось и наконец-то истерика нашла выход. Я полночи собирала чемоданы, ехала в аэропорт, тащила на своих плечах пьяного Бориса, тряслась в холодном грузовике, потом всю ночь прыгала как идиотка вокруг второго пьяного, весь день ползала на коленках вокруг этого меладона – и все ради чего? Ради того, чтобы московские дяди забрали его себе и написали кучу статей, прочитали несколько докладов, получили премии и признание? И Борис, скотина такая, мне не помощник, у него всего-то забот – залить глотку. Злые слезы покатились по щекам, я сжала кулаки, чтобы не разреветься в голос.
– Аня… – Баранов подошел ко мне и попытался обнять, но я со злостью ударила кулаком ему в грудь.
– Даже не смей меня трогать! Просто скажи – я все правильно поняла?
Он молчал.
– Я так и думала. Я хочу завтра уехать.
– Я свяжусь со своим начальством, скажу, что мы готовы провести транспортировку, но не думаю, что это произойдет раньше послезавтра, – сказал он.
– Ты не понял, – я посмотрела ему в глаза. – Я хочу завтра уехать.
– Аня, но ты же не маленькая! Должна понимать, что ради твоих капризов никто не станет гнать сюда машину. Да, я понимаю, тебе неприятно…
– Неприятно?! – Я задохнулась от возмущения. – Убирайся вон из моей комнаты!
Кажется, Баранов понял, что лучше оставить меня в покое. Едва за ним закрылась дверь, я уткнулась носом в подушку и все-таки разрыдалась. Идиотка, господи, какая идиотка! Почему сразу, еще в аэропорту не догадалась? Ну ведь ежу понятно, что не просто так администратора прислали именно из Москвы!
– Аня!!!
Я мгновенно вскочила с кровати. Кажется, кричал Баранов. Совершенно забыв, что минуту назад готова была его убить, я выскочила из комнаты и побежала в помещение, где мы оборудовали что-то типа лаборатории. Тут же из соседней комнаты выбежал взъерошенный Борис.
– В чем дело? – он переводил взгляд с меня на Рудольфа и обратно.
Баранов кивнул куда в сторону. Я подошла к нему и проследила за взглядом. В углу, за холодильником, лежал Бойцун. Он был мертв. Я в ужасе ухватилась за рукав администратора.
– Что за черт… – пробормотал Борис, подходя к телу.
Я все-таки решилась подойти ближе. Глаза Николая были открыты, в них застыла какая-то помесь ужаса и боли. Изо рта вытекала странная золотистая жидкость. Почувствовав, что готова упасть в обморок, я отошла в сторону. Тут же в дверях показался и Шашарин.
– Что у вас происходит? – спросил он. – Кто кричал?
Прижав ладонь тыльной стороной ко рту, я махнула второй рукой в сторону Баранова и вышла. В коридоре прижалась спиной к холодной стене, пытаясь унять дрожь.
Успокойся, Аня, ситуация неприятная, но вполне логичная, учитывая, сколько они пили.
Нужно было еще с утра вызвать машину и отвезти его в больницу. Но кто ж знал? Ему вроде бы стало лучше. А потом все занялись своими делами, всем было не до Николая.
Я почувствовала, что в уголках глаз закипают слезы. Черт, ну зачем я вообще сюда поехала? Жутко, совсем по-детски захотелось домой. Придти на кухню, рассказать матери, как прошел день. Но не этот, кошмарный, а обычный день в университете.
Я до боли закусила губу и сжала кулаки. Вроде бы стало отпускать. Там трое мужчин, один из которых вроде бы отвечает за все, что здесь творится. Пускай разбираются сами, я не могу. Я ушла в свою комнату, заперла дверь на замок и до утра проспала как убитая.
***
Меня никто не разбудил. Я открыла глаза только в восемь. Прислушалась. За дверью было тихо. Мне вдруг показалось, что все уехали, забыв про меня. Я в панике выскочила из комнаты, тут же столкнувшись в дверях с Барановым.
– Я шел к тебе, – сказал он. – Я позвонил своим, завтра с утра нас заберут.
– Завтра с утра? – оторопела я. – Почему не сегодня?
– Они не успевают подготовить перевозку меладона.
– Дольф, у нас тут труп! И мы будем находиться с ним еще целый день?
– Аня, это же не от меня зависит! Я такой же подчиненный, как и ты. Начальство сказало – завтра.
Я сжала зубы.
– Куда вы дели тело?
– Никуда.
– Ты хочешь сказать, что он так там и лежит?! – Мне казалось, что все это какой-то дурной сон, я сейчас проснусь дома, на своем диване. Но секунды шли, а я все еще стояла в темном коридоре.
– Меня гораздо больше беспокоит слизь вокруг его рта, – задумчиво проговорил Баранов, глядя куда-то сквозь меня.
– О, пожалуйста! – я подняла руки в останавливающем жесте. – Давай без подробностей! Я не хочу даже думать о том, чем и как его рвало перед смертью!
Баранов перевел взгляд на меня.
– В том-то и дело, это не похоже на рвоту, обычно…
Я демонстративно зажала уши руками и ушла в свою комнату. К меладону я сегодня даже не подойду, пока с ним с одной комнате находится труп Николая. И вообще я к нему больше не подойду. Пускай что хотят, то и делают.
До обеда я лежала на кровати и тупо смотрела в потолок. Если за нами приедут только завтра, что ж, я подожду это завтра здесь. Хотелось есть, но это терпимо. Еще во время учебы в университете, я неделями сидела на всяких диетах, поэтому терпеть голод мне не привыкать.
Около четырех часов пришел Баранов, неся на подносе тарелки с едой.
– Поешь, гордый палеонтолог, а свалишься в голодный обморок.
Он говорил это с улыбкой, но было видно, что он напряжен сильнее, чем утром.
– Что случилось? – испугалась я.
– Леха… – Баранов вздохнул. – У него те же симптомы, что были у Коли. Говорит, живот болит так, как будто там ведьмы шабаш у костра устроили.
Сердце ушло в пятки. Отлично! Вот мы все и влипли!
– Эпидемия? – мгновенно севшим голосом спросила я.
– Не знаю. Тебя ничего не беспокоит?
У меня тут же заболело буквально все. Заныла сломанная 21 год назад нога, воспалился вырезанный в двенадцатилетнем возрасте аппендицит, заложило уши, кошки пошли драть когтями горло, и весь шабаш переместился в мой желудок. Огромным усилием воли подавив в себе эту истерику, я сказала, что здорова.
– Я тоже вроде, – кивнул Баранов. – Борю только не могу найти. Уже часа два не видел.
– Посмотри по закоулкам, дрыхнет где-то в обнимку с бутылкой, – фыркнула я.
– Давай его поищем, – Рудольф протянул мне руку, помогая встать. – Вдруг он тоже болен?
Вот что-что, но идти искать этого алкоголика мне хотелось меньше всего. Однако сидеть тут и копаться в своих слишком депрессивных мыслях тоже не вариант. Проигнорировав протянутую мне руку, и встала и вышла из комнаты.
Около часа мы искали Новака, обошли весь этаж, заглянули во все подсобки, но его нигде не было.
– Надо спуститься вниз, – наконец сказал Баранов, – к генераторам.
– Что бы он стал там делать? – я уже порядком устала и все, что мне хотелось, это лечь спать и проснуться завтра с утра, когда за нами приедут.
Баранов пожал плечами и молча пошел к лестнице. Я несколько секунд смотрела ему вслед, потом грубо, в совершенно не свойственной мне манере, выругалась и побежала за ним.
На лестнице было темно, я пожалела, что не захватила фонарик. Рудольф шел где-то впереди.
– Твою ж мать! – вдруг послышался его голос.
Я остановилась как вкопанная.
– Что?
– Я во что-то вляпался.
Он достал из кармана зажигалку, щелкнул кнопкой и поднес к перилам. От увиденного моя спина мгновенно покрылась холодным липким потом. Все перила были вымазаны какой-то желто-зеленой дрянью. Рудольф держал правую руку на весу, с нее тоже стекала эта слизь. Он огляделся, нашел в углу какую-то тряпку, вытер руку.
– Что это такое? – едва сдерживая отвращение, спросила я.
– Хотел бы я знать, – пробормотал Баранов, разглядывая перила. – Похоже на ту дрянь, что вытекала изо рта у Коли.
Я истерически рассмеялась. Класс! Просто класс! Баранов бросил на меня быстрый взгляд, отвернулся и пошел дальше, на этот раз подсвечивая себе дорогу зажигалкой.
Вдруг где-то внизу что-то грохнуло. Я вздрогнула, в один прыжок догнала Рудольфа и ухватилась за его рукав. Мы вместе пошли на звук. Едва завернули за угол, как вдруг впереди я увидела такое, от чего волосы на голове встали дыбом. Нечто огромное, около полутора метров в длину, похожее на мерзкого червя без головы, серое, скользкое, присосалось к груди сидящего у стены Бориса.
Я плохо помню все, что было дальше. Кажется, я заорала, отпустила Баранова и взлетела вверх по лестнице. Пришла в себя уже только в своей комнате.
О боже, что это было?! Что это такое?!
Тут же прибежал Баранов. Судя по его глазам, он видел то же, что и я. Это не галлюцинация. Это реальность.
– Что это было, Дольф?! – кричала я. – Что это, черт побери, такое?! Куда ты меня привез?! Я хочу домой! Немедленно!!!
– Откуда я знаю, что это было! – Он тоже почти кричал. Хорош администратор, сам испугался не меньше.
Я села на кровать, обхватила голову руками. Он некоторое время стоял рядом со мной, потом сказал:
– Я пойду позвоню своим.
Мне было уже практически все равно, куда он там идет и кому звонит. Я не встану с этого места, пока за нами не приедут.
***
Баранов вернулся через час. Я так и сидела на кровати, поджав под себя ноги и обхватив плечи руками.
– Аня… – его голос заставил обернуться. – Аня, завтра за нами не приедут.
Господи, почему я не могу упасть в обморок, а? Почему я должна сидеть и понимать все, что происходит?
– Почему? – шепотом спросила я, говорить нормально сил уже не было.
– Сергей уехал в отпуск, другого водителя пока не прислали.
По-моему, это самая глупая отмазка из всех, что я когда-либо слышала.
– Что, никто не умеет водить грузовик? – зло поинтересовалась я. – И как можно было отправить Сергея в отпуск, зная, что мы здесь!
Баранов пожал плечами.
– Это Россия…
Я снова едва не рассмеялась. Да уж, только в этой стране такое возможно! Оставить людей наедине со смертельной угрозой!
– Эта тварь опасна, – на удивление спокойно сказала я. – И если мы сейчас же не уйдем отсюда, она нас убьет, как убила Борю.
– Мы не можем уйти, до ближайшей цивилизации 60 километров. Ночью температура опускается ниже -30. Далеко мы не уйдем, к тому же Шашарин болен. Я заходил к нему, он совсем плох. Мое начальство обещает приехать за нами послезавтра с утра, крайний срок послезавтра вечером.
– И что, мы будем сидеть тут и ждать?
– Давай подумаем, как обезопасить себя. Что мы знаем о ней?
– Ничего, – я обреченно вздохнула. – Мы не знаем ровным счетом ничего, кроме того, что она убила Бориса.
Баранов задумался.
– Мне кажется, оно любит тепло, – наконец сказал он. – Нам нужно уйти туда, где похолоднее.
Я не стала спорить и спрашивать, почему он так думает. Мне с самого детства внушали, что этот мир принадлежит мужчинам, а я отчаянно всю жизнь сопротивлялась. Пошла в науку, чтобы доказать, что женщины тоже могут получать ученые степени и разбираться в палеонтологии. Но сейчас мне впервые в жизни захотелось спрятаться за широкую мужскую спину, довериться ему и делать так, как он говорит. Только бы выбраться отсюда.
– Возьми с собой небольшой запас еды и воды, я возьму Леху, – сказал Баранов, подходя к двери. – Найдем безопасное место и дождемся помощи. Я видел один отсек, там холодно и помещение хорошо просматривается.
Я быстро собрала в картонную коробку немного еды и воду, захватила несколько пледов. Суток на двое должно хватить. А там за нами приедут. Баранов вывел и комнаты Шашарина. Сверяясь со схемой завода, мы нашли нужный отсек.
Холодина здесь была ужасная. Но если Рудольф прав, эта мерзость сюда не доберется. Мы уложили Алексея в углу, накрыли его пледом.
– Что теперь? – я посмотрела на Баранова.
– Теперь нам нужно поспать, – сказал он. – Хотя бы по очереди.
Я кивнула, только сейчас почувствовав, как же устала.
***
Ожидание было невыносимым. Уже к обеду следующего дня я готова была лезть на стену. Баранов сначала развлекал меня какими-то разговорами, потом тоже молча сел в углу. От нечего делать я дословно пыталась вспомнить свою кандидатскую диссертацию.
В обед Баранов куда-то ушел. Я закрыла глаза, прислонилась затылком к стене. Мне казалось, что я схожу с ума от этого ожидания. Я уже готова была начать разговаривать сама с собой. Я старалась не думать о том, что произошло, но мысли упорно к этому возвращались. Это только в фильмах выжившие герои всегда счастливы и даже не вспоминают о тех, кто погиб. В жизни почему-то выходит по-другому. Я никогда не любила Новака, Бойцуна вообще почти не знала, но… Их смерть не выходила у меня их головы. Масла в огонь подливал умирающий тут же Шашарин. Если за нами не приедут в ближайшее время, нам не выбраться.
Наконец вернулся Баранов. Пожалуй, именно так должны выглядеть люди, которым сообщили, что привычного мира больше нет. Он был зол, напуган, расстроен и потерян одновременно.
– Что случилось? – испугалась я.
Он растерянно посмотрел на меня.
– Аня, за нами не приедут…
Я закрыла лицо руками и расхохоталась в голос, понимая, что это просто истерика. Уже через минуту смех сменился слезами. Я рыдала в голос, а Баранов сидел рядом и даже не сделал попытки меня как-то обнять и успокоить. Это продолжалось минут десять. Наконец я успокоилась, убрала руки от лица и посмотрела на него.
– Почему?
Он глубоко вздохнул и, не глядя мне в глаза, сказал:
– Только что мне сказали, что рассмотрели мой отчет, разрабатывают план эвакуации, но пока это не приоритетное направление.
– Что?! – Я вскочила на ноги. – Спасти жизнь людей – это не приоритетное направление?!
Теперь уже рассмеялся Баранов.
– Аня, я тебя умоляю! Ты в какой стране живешь? Здесь в последние годы приоритетное направление то, которое приносит деньги. А чтобы вытащить нас отсюда, эти самые деньги нужно потратить.
– Но… вы же собирались как-то транспортировать этого меладона изначально…
– Собирались, но бюджет ушел на что-то другое. Теперь нам нужно ждать, пока они найдут деньги на нас.
– Но мы не можем ждать, – прошептала я, понимая, что все бесполезно. – Неужели нет никакого способа? Давай попросим помощи у кого-нибудь другого?
– У кого? – Баранов прислонился затылком к холодной стене и в упор посмотрел на меня. – Я просил. Я послал сообщение. Больше нам просить некого.
– Я не знаю! Но не сидеть же тут просто так и ждать смерти!
Он закрыл глаза, всем своим видом показывая, что я несу бред и больше он меня не слушает.
***
Я проснулась от странного шума. Мне казалось, что где-то слышны шаги, голоса. Кажется, я уже начинаю бредить. Открыла глаза. Баранов сидел рядом и тоже прислушивался. Значит, либо у нас коллективная галлюцинация, либо, здесь действительно есть люди. О боже, неужели за нами приехали!
Я вскочила на ноги и едва не закричала от радости.
– Молчи! – вовремя приказал Рудольф. – Нужно посмотреть, кто там.
– Какая разница! Главное, что нас спасут!
– Сиди здесь.
Он поднялся и быстрым шагом покинул наше убежище. Я не могла сидеть. Прошлась по комнате, кинула взгляд на Шашарина. Даже странно, что он все еще жив, Бойцун умер быстро.
Дойдя почти до края ужаса, я уговаривала Баранова унести его куда-нибудь, потому что мне было страшно находиться с ним в одном помещении, но Рудольф сказал, что пока он жив, он будет здесь. Я почувствовала себя чудовищем.
Ну где же он?
Голоса стали слышнее. Я отошла недалеко от комнаты, но, услышав шорох за спиной, тут же вернулась обратно. Не прошло и минуты, как откуда-то из-за угла выбежал Баранов. Он несся так, будто за ним гналось стадо носорогов. Влетев в комнату и поняв, что дальше бежать некуда, он обернулся и крикнул:
– Не стреляйте!
Я оторопела. Что это значит? И тут же из-за угла появилась группа людей. Мужчина с пистолетом постарше, двое помоложе, один с фонарем, второй с каким-то прибором в руках и женщина.
– Стойте! Вы оба! – приказал тот, что с фонариком. Он говорил с каким-то жутким акцентом, я едва поняла, что от нас хотят.
– Американцы? – удивился Баранов. – Простите, я испугался.
Идиот, про себя подумала я, говорила же, что это за нами.
– Вы приехали за нами? – спросила я уже вслух.
Господи, наверное, я еще никогда не была так счастлива видеть людей! Даже если они американцы с пистолетами. Я едва сдержала порыв броситься кому-нибудь из них на шею.
– Доктор Гусакова? – спросил тот, который с фонариком, похоже, он у них главный.
– Да, – радостно подтвердила я и зачем-то уточнила: – Анна, – как будто здесь может быть еще одна доктор Гусакова. Да и вообще я еще не доктор.
– Спасибо, господи, – радостно пробормотал Баранов.
Главный еще что-то сказал на английском, но от волнения я даже не разобрала, что. Мой английский был весьма посредственным, общаться я, конечно, могла, но сейчас в ушах стучало так, что я сама себя не слышала.
Женщина подошла к Шашарину.
– Это Алексей, второй инженер? – спросила она.
Я несколько раз глубоко вдохнула. Нужно успокоиться и сосредоточиться, иначе я ничего не пойму с этим английским.
– Да, – сказала я, присаживаясь возле Алексея. – Ему очень плохо. Пожалуйста, помогите нам.
Ну вот, теперь уже и я разнылась, как Баранов. Ну же, Аня, возьми себя в руки. Они уже здесь, они помогут.
– Почему вы прячетесь здесь? – спросил главный.
– Что-то есть в этом здании, какое-то животное, – от волнения я едва вспоминала нужные слова на этом чертовом иностранном.
– Оно охотится за нами, – перебил меня Баранов.
Американец перевел взгляд с меня на Баранова, потом на Алексея. Подошел ко второму, с пистолетом, что-то сказал ему. Тот кивнул, куда-то ушел.
– Надо перенести его к нам, – сказал он мне, указывая на Шашарина.
Я кивнула. Делайте что хотите, только помогите выбраться.
Главный принес откуда-то носилки, вдвоем с Барановым они погрузили Алексея на них.
– Пойдемте, – сказала мне женщина, видя, что я немного растерялась.
Я из последних сил улыбнулась ей, правда, она мне не ответила, и пошла следом.
***
Американцев оказалось семеро. У меня всегда была плохая память на имена, а уж когда их такое количество, да еще иностранные, и в ситуации, когда я едва помню, как меня зовут, я даже не пыталась их запомнить.
Кроме блондинки, которая показалась мне весьма высокомерной, была еще одна женщина, пониже ростом, с темными кудрявыми волосами, вроде бы даже врач. Но если блондинка смотрела на меня с откровенным презрением, то вторая меня попросту не замечала. Даже когда вроде бы смотрела на меня, было ощущение, что не видит. Мне несколько раз хотелось встать у нее на пути, чтобы она на меня наткнулась, быть может, тогда увидит.
Если женщины мне откровенно не понравились, то с мужчинами дела обстояли немного лучше. Тот, который был с пистолетом (про себя я называла его копом, потому что моем понимании пистолеты есть у ментов и у бандитов, а считать его бандитом крайне не хотелось) отнесся ко мне сначала довольно добродушно, а потом замечать перестал, все о чем-то совещаясь с главным. Третий мужчина, который пришел за нами, оказался физиком. Я вообще не понимала, что он говорил. Впрочем, со мной он почти не разговаривал. Кроме них в лаборатории оказались еще высокий совершенно седой старик, тоже, кажется, врач, и маленький смешной человечек в очках.
Из всей группы я запомнила только фамилию их шефа – Дойл – и то только потому, что в детстве обожала Шерлока Холмса. Запомнить их имена даже не пыталась.
Дойл и Баранов перенесли Алексея в лабораторию. Брюнетка тут же бросилась к нему, но, увидев кровь на руке своего шефа, забыла про Шашарина.
– Тебе нужна помощь? – спросила она, разглядывая его рану.
– Порядок, – кивнул тот, – займись Алексеем.
Брюнетка, хоть и видно, что нехотя, но вернулась к инженеру.
– Давайте я дам вам лед, – предложила я Дойлу.
Такую маленькую услугу в благодарность за свое спасение сделать мне было совершенно несложно. Интересно только, где он умудрился так развалить себе руку?
Он пошел за мной. Я достала из холодильника кусок льда от ледника, приложила ему к руке. Он благодарно улыбнулся, принимая у меня лед и, как мне показалось, на мгновение дольше положенного задержал мою руку в своей. Я опустила глаза и тут же покраснела от своей неумной фантазии. Права мама, я всех кавалеров отпугиваю. Не успеют они позвать меня на свидание, а я уже выбираю имена нашим детям. Мужчины этого не любят. Вот и сейчас он едва дотронулся до моих пальцев, а я уже навоображала себе едва ли не резко возникшую взаимную симпатию.
Чтобы скрыть свое смущение, я подошла к лежащему тут же, на столе, Бойцуну.
– Бедный Николай, – пробормотала я тихо, глядя на него.
Теперь, когда я знала, что выживу, жалеть мне его было еще легче. Раньше мешал панический страх за собственную жизнь.
– Вы видели, что с ним случилось? – спросил материализовавшийся за моей спиной Дойл.
– Нет, – я зачем-то стянула простынь с лица Николая, но тут же закрыла ее обратно. – Мы были заняты весь день, только вечером нашли его.
– Он был болен? – допытывался Дойл. – Кашлял? Его рвало?
– Нет, – я покачала головой, тщательно подбирая английские слова. – Ему было очень больно. Мы подумали, что он просто выпил лишнего. – Я посмотрела на подошедшего Баранова. – Утром боль прошла, а потом мы нашли его с этой массой вокруг рта.
Я брезгливо поморщилась, переводя взгляд на Дойла.
– На следующий день мы пошли искать Бориса, – продолжил Рудольф. – Нашли его возле генераторов. Кто-то напал на него, как червяк, но без головы.
Дойл удивленно посмотрел на меня, как будто ожидая подтверждения. Странно, из нашей группы главный вроде как Баранов, чего ж он от меня все глаз не отводит?
– Мы взяли Алексея и перенесли туда, где вы нас нашли, – продолжал Баранов, как будто не замечая, что Дойл давно на него не смотрит. – Было холодно, но безопасно.
– Почему вы не вызвали помощь?
Я удивленно подняла на него глаза.
– Мы вызывали… разве вы не поэтому приехали?
Дойл не успел ответить. Внезапно откуда-то справа послышалась какая-то возня. Скинув с себя оцепенение, я оглянулась. Что-то происходило возле кушетки, на которую положили Шашарина. Отпихнув Баранова в сторону, я рванула туда.
– Что происходит? Что с ним?
Блондинка окинула меня оценивающим взглядом и, ни слова не говоря, отвернулась. Вторая даже не глянула в мою сторону. Она приподняла Шашарина, помогая ему сесть. Того трясло, как от лихорадки.
Американцы что-то быстро говорили, я уже не успевала переводить, поэтому отошла чуть в сторону, не мешая. Тут же откуда-то появился Баранов с бутылкой водки.
– Что это? – строго поинтересовалась брюнетка.
– Водка, – ответил Баранов, вливая алкоголь в рот Алексею. – Русским от всего помогает.
И правда, Шашарину вроде полегчало. Я выдохнула, поймала на себе непонимающий взгляд Дойла, улыбнулась ему, мол, да, мы, русские, такие. Он слегка коснулся моей руки, как будто в поддерживающем жесте, но я тут же спрятала руку в карман. Сама не знаю, почему, просто инстинктивно.
– Спасибо, – послышался слабый голос Алексея, – мне лучше.
Брюнетка удивленно посмотрела на Баранова. Вот так вот, выкуси!
Однако Шашарин неожиданно дернулся, мне показалось, что его сейчас вырвет. Все снова кинулись к нему, даже Дойл отошел от меня. Изо рта Алексея полезло нечто мерзкое, напоминающее того червя, что убил Бориса, только маленького. Я перестала слышать, что происходит вокруг, смотрела только на эту тварь, с ужасом понимая, что, вероятно, и из Николая вылезло нечто подобное, затем выросло и убило Новака. Господи, так это… заразно?! Эта дрянь может сидеть в любом из нас?
Едва червь упал Алексею на колени, как тот в последний раз дернулся и замер.
– Что с ним? – спросил Дойл, переводя взгляд с него на брюнетку.
Та приложила руку к шее Алексея.
– Он умер, – как будто удивляясь, произнесла она.
Я в ужасе сделала несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в стену. Закрыла лицо руками и медленно сползла вниз. Вот теперь мне стало действительно страшно. Пока я думала, что эта тварь где-то рядом, у меня еще была надежда спастись, но сейчас, когда я знала, что она может быть и внутри, шансов практически не осталось.
Я не знаю, сколько я так просидела. Никто из американцев не обращал на меня внимания, даже Баранов, казалось, был с ними заодно. Наконец ко мне подошел Дойл. Присел рядом.
– Анна, вам надо поспать, – мягко сказал он.
Я отняла руки от лица и посмотрела на него. Он выглядел уставшим и, кажется, измученным не меньше, чем я. Я мысленно усмехнулась. Слабоваты американцы-то. День на ногах и уже никакой. Попробовал бы ты посидеть в той клетке три дня, как мы.
– Я боюсь, – призналась я, глядя ему в глаза. У него были очень темные глаза, даже зрачков не видно.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом я сообразила, что просто некрасиво пялюсь на него, тут же отвела взгляд.
– Зачем вас прислали сюда? – спросил он.
– Сказали, что в леднике нашли тушу доисторического животного, – ответила я, глядя в сторону.
– А про этого червя?
– Ни слова.
Тут же к нам подошла брюнетка. Как обычно, не обращая внимания на меня, она тепло посмотрела на Дойла.
– Пойдем, я перевяжу тебе руку.
Я фыркнула и отвернулась. Надо же, какая забота! Подуй ему на рану еще. Дойл улыбнулся ей, поднялся, опираясь на стену, и ушел вслед за ней. Мне захотелось плакать. Почему обо мне никто так не заботится, а? Почему я сижу тут одна, на этом грязном полу, в этой богом забытой дыре? Поняв, что сейчас разрыдаюсь в голос, я вскочила и выбежала из лаборатории.
***
Утром ко мне зашел Баранов.
– Ты почему не со всеми? – поинтересовался он.
Я смахнула слезы.
– Не хочу, – прозвучало не слишком вежливо. – Они приехали нас спасать, вот пускай этим и занимаются. А я та, которую нужно спасать.
Баранов сел ко мне на кровать.
– Они не приехали нас спасать, – задумчиво произнес он, глядя куда-то мимо меня. – Они сами не знали, куда едут.
Мне мгновенно перехотелось плакать.
– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила я.
– У них ночью совещание было. Меня не звали, но я сидел там, в сторонке, слушал. Их послали сюда исследовать меладона, как и нас. Они знать не знали про червя. – Перехватив мой вопрос, он продолжил: – Я подслушал разговор Дойла с начальством по спутниковой связи. Им никто не показал наш призыв о помощи.
У меня перехватило дыхание от страха. Так значит… они здесь такие же заложники ситуации, как и мы?
– Но… зачем их сюда послали? Если просто исследовать меладона, то здесь уже есть мы, зачем еще и американцы?
Баранов пожал плечами.
– Откуда я знаю. Может, нашим заплатили, у нас же все продается. Может, какие-то свои причины. Я не знаю, Аня. Но их начальство велело им исследовать «новую форму жизни», так что пока мы никуда не уезжаем.
И тут я сделала то, чего никак от себя не ожидала. Я уткнулась лицом Баранову в плечо и зарыдала. Он обнял меня, кажется, даже погладил по волосам.
– Как минимум американцев семь человек, у них есть жидкий азот и пистолет, – сказал он. – Как-нибудь прорвемся.
Я не хотела прорываться как-нибудь. Я хотела сесть в машину и уехать отсюда.
***
Я сидела в комнате, когда обо мне соизволили вспомнить. Правда, как выяснилось позже, это был стандартный допрос.
– Можно поговорить с вами? – не слишком вежливо поинтересовалась блондинка, заглядывая ко мне в комнату.
Я молча пожала плечами. Она закрыла за собой дверь, но не села рядом, а осталась стоять. Знаю я этот психологический прием. Когда смотришь сверху, ты вроде как главнее. Впрочем, даже если бы я тоже встала, она все равно смотрела бы сверху, с таким-то ростом, поэтому я так и осталась сидеть на кровати.
– Что вы изучали здесь? – спросила она.
– То же, что и вы. Я уже все рассказала вашему шефу.
– Что-то не сходится…
– Что не сходится?! – едва держа себя в руках, переспросила я. – Что здесь может вообще сходиться? Еще неделю назад я сидела дома, читала лекции, принимала экзамены у студентов, а теперь торчу здесь, в этом богом забытом месте, в компании трех трупов и кучи тупых американцев! – Я поняла, что к концу уже перешла на русский язык. Это было даже хорошо, блондинка не поняла про тупых американцев. Я вздохнула и сказала уже спокойнее: – Нас отправили сюда обследовать найденное животное. Это все, что я могу сказать! Это все, что я говорила уже пятнадцать раз!
– Давайте еще раз, – повторила блондинка.
– Да я могу вообще с вами не разговаривать! – в конце концов психанула я. Раскомандовалась, начальник мне нашлась.
– Анна, пожалуйста! – Блондинка наклонилась надо мной, всем своим видом демонстрируя превосходство.
Я уже была готова ей треснуть, но в комнату вошел Дойл. Ну слава богу, хоть один адекватный во всей этой компании.
– В чем проблема, Линдсей? – спокойно поинтересовался он.
Ну надо же, эту стерву зовут Линдсей! Какая сама, такое и имя. Впрочем, все равно я его забуду уже через пару минут, очень нужно лишней информацией голову забивать.
Блондинка обернулась, приветливо, я бы даже сказала, слишком приветливо, улыбнулась своему шефу.
– Пытаюсь наладить связь, – сказала она, подходя к Дойлу. Затем обернулась ко мне: – Нам всем нужна правда.
Господи, да что ж она такая тупая! Ну неужели я непонятно все рассказала? Или ей нужно еще пять раз повторить, чтобы она поняла? Если выживу, напишу письмо Михаилу Николаевичу, расскажу, как же он прав!
– Правда в том, что мы все сдохнем, если не уйдет отсюда! – заявила я, глядя ей в глаза.
Дойл посмотрел на меня, потом на блондинку.
– Дай нам минутку, – попросил он.
Она снова улыбнулась ему. Совсем не соображает, что сейчас не время заигрывать с шефом, когда мы все одной ногой в могиле?
– Конечно. Я буду рядом, если что.
Ах, фу-ты, ну-ты, рядом она будет! Нужна ты здесь кому-то!
Так, Аня, спокойно. Еще истерики здесь не хватало. Глубоко вдохни, медленно выдохни. Это всегда помогает.
– Она мне не нравится, – уже спокойнее сказала я, когда за ней закрылась дверь.
Дойл подошел ко мне, сел на стул рядом с кроватью. Ну хоть этот не стал изображать из себя самого-главного-человека.
– Она друг, – сказал он, глядя на меня.
– Угу, – фыркнула я в ответ. – Давайте, продолжайте фразу! Она хороший работник!
Дойл рассмеялся.
– И это тоже.
Он так смотрел на меня, что на секунду я даже пожалела, что мы встретились на этом чертовом заводе, а не где-нибудь в летней питерской кафешке.
У тебя слишком богатое воображение, Аня, одернула я себя. Давай, придумывай имена вашим детям.
– Только не спрашивайте меня о том, что мы здесь изучали, – попросила я, скрывая смущение. – Я не смогу повторить все в сотый раз.
– Ладно, – он успокаивающе улыбнулся.
И я действительно успокоилась. Внезапно мне захотелось высказаться ему. Сказать все, чего я так боюсь. Я не могла больше держать это в себе, мне нужно было, чтобы меня пожалели. Просто пожалели и сказали, что все будет хорошо. Даже если это неправда.
– Все, что я трогала, ела, пила – это все могло заразить меня, – начала я, едва сдерживая слезы. – Эта тварь уже может жить во мне. И тогда считайте, что я уже умерла.
– Возможно, есть способ избавиться от него, – произнес Дойл, все так же не отводя от меня глаз.
Нет, он такой же тупой, как и все они. Ну какой способ? Пирантела выпить?
– Мне нравится ваш оптимизм, – горько сказала я. – Очень по-американски!
Он молчал. И тогда я все-таки решилась сказать то, что меня больше всего беспокоило.
– Если бы я знала точно, что я заражена, то я… я… – слова давались мне с огромным трудом, я никак не могла сказать того, что собиралась.
– То что? – спросил он, глядя мне в глаза.
Психолог, что ли? Выскажи вслух свои страхи и станет легче? Можно же было просто сказать, что все будет хорошо!
– Я бы скорее умерла, чем дала ему жизнь! – с внезапной злостью закончила я. Ну что, доволен, мистер-я-главный-на-земле?!
– Анна…
Он протянул ко мне руку, накрыл своей ладонью мои руки. Вот так, одним простым жестом, не кучей слов, а обычным прикосновением он если не успокоил меня полностью, то дал надежду, что мы выберемся отсюда.
– Отдыхайте, – сказал он, потом добавил что-то еще, но я уже не поняла. Кажется, он не успел даже выйти, как я уже отрубилась.
***
Я проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо. Открыла глаза, но в темноте почти ничего не увидела. Мне вдруг показалось, что я дома, лежу на своем диване, в своей комнате, а мама будит меня, чтобы я разделась и расстелила постель.
– Аня!
Это не мама. Это Баранов. Я резко села, вспомнив, где я.
– В чем дело?
– Аня, нам нужно уезжать! – голос у него был возбужденный, руки, которыми он все еще держал мое плечо – ледяными.
Ну слава богу, американцы поняли, что пора сваливать! Я вскочила с кровати, бестолково заметалась по комнате, в попытке собрать вещи.
– Сейчас, я быстренько, – бормотала я, пытаясь найти свою куртку. – Они уже все собрались?
– Они ничего не знают, – последовал ответ.
Я резко остановилась и посмотрела на Баранова.
– В каком смысле?
– Они не хотят уезжать! Думают, что смогут поймать эту тварь. А я не намерен ждать. Вот, – он показал мне связку ключей, – спер у профессора.
Я села на кровать.
– Ты с ума сошел? – тихо произнесла я. – Ты хочешь уехать на их машине, а их оставить здесь? Так, как остались мы? Я в этом не участвую!
Баранов пристально посмотрел на меня. Мне казалось, что я просто вижу, как он борется с собой.
– Ладно, ты права, – нехотя согласился он, выходя из комнаты.
Я прямо в одежде упала на кровать, зарывшись лицом в подушку. Может быть, нужно было действительно уехать? Возможно, это спасет нам жизнь? Но я не могла. Не могла так поступить с американцами. Просто потому, что я была на их месте. И я знаю, каково бы им было. Я так не могу.
***
Утром после завтрака я не стала уходить в свою комнату, осталась с американцами. Женщины и очкарик копались в меладоне. Я старалась держаться подальше от этой твари.
Подошла к видеомагнитофону. Надо же, наша кассета, на которую мы записывали наше интервью, все еще была там. Я нажала кнопку. На экране появилась запись. Я, такая счастливая на фоне этого проклятого меладона. Рядом улыбающийся Баранов. Еще живые Алексей и Николай. Как же мы были счастливы, думая, что открываем миру неизвестное ранее животное.
– Вы же не знали… – послышался рядом голос Дойла.
Я вздрогнула. Я что, сказала это вслух? Обернулась. Дойл стоял рядом. Я улыбнулась ему. После вчерашнего вечера он стал мне очень симпатичен. Мне было хорошо в его обществе, я почему-то была уверена, что он вытащит всех нас отсюда. Правда, сам он сегодня выглядел еще хуже, чем вчера вечером. Наверное, это была не усталость, а какой-нибудь начинающийся грипп. Конечно, солнечным калифорнийцам, или откуда они там приехали, русская зима здоровья не добавит. Настроение было такое, что мне даже не захотелось съязвить в его адрес по этому поводу. Надеюсь, брюнетка уже накачала любимого шефа антибиотиками?
А вот, кстати, и она. Вернее, они обе. Мне вдруг показалось, что они ревнуют своего шефа ко мне. Как только он подходит ко мне, кто-то из них тут же материализуется рядом. Стало смешно. Они что, реально думают, что в данной ситуации я могу с кем-то флиртовать? Хотя, почему бы им так не думать, им-то обеим это не мешает. То одна за ним хвостиком ходит, то вторая каждую царапину готова зеленкой замазать. Как курицы-наседки, честное слово.
Блондинка оттеснила меня от Дойла, повернувшись ко мне спиной, но я не сделала ни шагу назад, оставив вторую маячить за мной. Просто из вредности.
– Коннор, яйца паразитов в меладоне нуждаются в теплой сырой среде, – сказала блондинка, что-то показывая шефу на бумаге. – На воздухе они умирают в секунду.
Надо же, у Дойла и имя почти как Артура Конан Дойля, не зря я так быстро запомнила его фамилию, совершенно некстати подумала я.
Дойл, тем временем, снова повернулся к монитору.
– Как Алексей и Николай заразились? – спросил он, поворачиваясь к подошедшему очкарику.
– Я надеюсь, никто не ел части меладона? – попробовал пошутить тот, как мне показалось, совершенно не к месту. Или это у американцев принято шутить в таких ситуациях?
И вдруг я все поняла! Поняла, как заразились Шашарин и Бойцун.
– Вы сказали, что яйца были и во льду вокруг меладона? – медленно спросила я у очкарика, чтобы не потерять мысль. Тот кивнул. – Вернитесь! – сказала я Дойлу, указывая на монитор. Он отмотал пленку назад. – Вот! Алексей и Николай – они клали лед в водку.
– Но паразит не выносит алкоголь! – возразила блондинка. – Мы видели, что стало с Алексеем.
– Яйца были в начальной стадии, находясь во льду, – поддержал меня очкарик.
Повисло тягостное молчание. Мы же наверняка все трогали этот лед…
– Есть способ проверить, заразился ли кто-либо из нас? – тихо спросила блондинка. Кажется, вот сейчас она действительно испугалась. Пора бы уже.
– Не здесь, – вздохнула брюнетка. – В лаборатории я могла бы сделать ультразвук… – Она беспомощно развела руками. – Или анализ слюны мог показать что-нибудь.
– Анна, вы пили с ними? – вдруг спросил старик.
Черт, мог бы и промолчать! Этот вопрос мучил меня с самого начала нашего разговора. Я вспоминала каждую мелочь, каждое свое действие, чтобы понять, могла ли я где-то заразиться.
– Да… – Я наконец могла признаться, потому что вспомнила, что не делала самого главного. – Но я не клала лед. Он был отвратителен.
Я понимала, что моя улыбка сейчас не к месту, но не могла сдержаться. И вдруг случилось чудо – брюнетка узнала о моем существовании!
– Вы трогали лед? – спросила она у меня. – Дотрагивались потом до рта?
Лучше бы она по-прежнему игнорировала меня! Зачем ей было это говорить? Еще секунду назад я была счастлива от того, что не заразилась, а теперь снова не была в этом уверена.
– Я не помню…
…Давайте я дам вам лед…
О боже!
Я медленно повернулась к Дойлу. Он смотрел на меня. Смотрел серьезно. Он уже знает… Это никакой не грипп. Поймав мой взгляд, он грустно, почти незаметно, улыбнулся мне.
Я не могла выносить его взгляд. Все внутри меня застыло от ужаса. Опустив глаза, я прошла мимо него в свою комнату, чувствуя, что он смотрит мне вслед.
***
Несколько минут я тупо сидела на кровати. Я могу быть заражена. Я брала лед в руки. И не мыла их потом. В голове в такт сердцу билась только одна мысль – я могу быть заражена. Слезы градом текли по щекам, но я даже не пыталась их остановить.
Я вскочила с кровати. Я должна проверить, должна все узнать. Я никогда не была трусливой, не буду и теперь. Лучше выяснить все сразу, чем мучиться подозрениями. Брюнетка сказала, что не знает, как проверить, кто из нас заражен. Она не знает, а я знаю.
Открыла шкафчик, достала оттуда почти полную бутылку водки. Я спрятала ее туда пару дней назад, когда Борис в очередной раз пытался напиться до комы. Снова вернулась на кровать.
Я не могу. Мне страшно. Мне страшно до такой степени, что руки едва держат эту бутылку. Если я заражена, это конец. Это смертный приговор. И безумно страшно выносить его себе самой.
Давай же, Аня! Не тяни кота за хвост. От того, что ты будешь тут сидеть и плакать, ничего не изменится.
Я открутила крышку и поднесла бутылку ко рту. Запах спирта ударил в нос. Еще никогда мне не приходилось пить вот так, из горла. Руки дрожали как от озноба. Кажется, меня трясло всю. Даже зажмуриться не получалось, так и пила, с ужасом глядя перед собой.
Одни глоток. Второй. Третий. Пищевод обжигало огнем. Водка раскаленной волной скатывалась в желудок. Мне казалось, что я умру сейчас уже только от этого, но упорно продолжала пить. Кажется, уже даже не столько для проверки, заражена я или нет, сколько чтобы напиться.
– Что вы делаете?!
Дойл ворвался в комнату, как ураган. Тут же подбежал ко мне, склонился надо мной. Я опустила бутылку, вытерла слезы рукавом, но перестать плакать не могла. Кажется, я уже готова была разрыдаться перед ним в полную силу.
– Я же говорила, что лучше умру! – истерично выкрикнула я, не глядя на него. – Слишком поздно!
– Неправда! – Он схватил меня за плечо и слегка встряхнул.
Кажется, это подействовало. Во всяком случае, орать я перестала. Я взглянула на него. Его лицо было совсем рядом, он смотрел на меня таким взглядом, как будто я сдаюсь раньше времени. Мне стало стыдно. Он же должен ненавидеть меня, я дала ему лед, я заразила его. Из-за меня мы оба умрем! А он смотрит на меня так, как будто я ни в чем не виновата.
И вдруг я сообразила, что прошло уже больше минуты с тех пор, как алкоголь попал в желудок, а ничего еще не произошло. Никакая тварь из меня не полезла. Я жива. Я не заражена! Я улыбнулась, впервые за последние несколько дней я была счастлива. Я буду жить. Я выберусь отсюда. Вернусь домой. Все будет хорошо.
Кажется, Дойл понял мои мысли. Он улыбнулся мне в ответ, сел рядом, обнял за плечи. Но если я не заражена, быть может, он тоже нет? Быть может, именно в том куске льда, что я приложила ему к ране, не было паразитов? Быть может, у него действительно просто грипп? И ему не в чем меня винить? Мне не в чем себя винить?
Был лишь один способ проверить. Я протянула ему бутылку. Он взглянул на нее, потом на меня.
– Нет, – тихо сказал он, чуть сильнее сжав мое плечо.
Я все поняла. Он заражен. И знает это. Мы смотрели друг другу в глаза и, кажется, оба все понимали. Я все-таки заразила его. Он умрет, и я буду виновата в этом. Мой мозг отказывался в это верить, вместо этого я смотрела на него и думала, какие красивые у него глаза. Я никогда ни у кого не видела таких глаз.
В комнату заглянул физик.
– Коннор, тебе лучше взглянуть на это.
Он поднялся, еще раз взглянул на меня, и вышел.
Таких смешанных чувств я не испытывала никогда в жизни. С одной стороны, я не заражена, у меня есть шансы выбраться отсюда, с другой – у него таких шансов нет. Я знала его всего два дня, я только сегодня запомнила его имя, но…
***
Они нашли Баранова. В машине. Мертвым. Я не могу даже сказать, что меня задела его смерть. Он хотел сбежать. Сбежать и оставить нас здесь без машины. Американцев и меня в их числе. Я не могла жалеть о его смерти, потому что иначе погибли бы мы все. А ведь он уже почти начал мне нравиться.
Дойл, физик и дед о чем-то совещались за столом. Женщины и очкарик готовили Баранова к вскрытию. Прямо в этой же комнате. Нет, я не была брезгливой, но это казалось мне странным.
Смерть Баранова меня не волновала, но мне было страшно. Даже если я не заражена, эта тварь может убить и извне. Так, как Бориса и Рудольфа.
– Он убьет нас всех, одного за другим, – сказала я, глядя на Дойла.
Он не ответил. Молча пил кофе, потом повернулся в физику. Почему он не дает команду уезжать? Зачем держит нас всех здесь? Неужели непонятно, что изучать здесь нечего? Ведь он сам заражен, он умирает, почему он хочет потянуть нас за собой?
Я отошла в сторону, из-подо лба за всем наблюдая. Брюнетка надела маску, кажется, собралась делать вскрытие. Вот уж чего я точно видеть не хочу! Я развернулась, чтобы уйти в свою комнату, как вдруг сзади что-то случилось.
Что-то с грохотом упало, женщины завизжали. Я в ужасе обернулась. Огромный червь, похожий на того, что убил Бориса, набросился на очкарика. Я стояла далеко, почти ничего не видела, но и видеть особо не хотела. Там определенно шла борьба не на жизнь, а на смерть. Наконец Дойлу удалось оторвать эту тварь от очкарика. Я подошла ближе. Маленький смешной человечек был еще жив, но, видимо, недолго. Брюнетка и старик положили его на пол. Мне показалось, что на секунду все замерли.
– Он умер? – испуганно спросил физик.
Оцепенение было снято.
– Нет! Пока нет! У него шок, нужно в больницу! – истерично кричала брюнетка. Надо же, она тоже умеет кричать? А я уж думала, что у нее на генном уровне эта функция не заложена. – Я не могу ничего сделать здесь!
Я вдруг поняла, что совершенно спокойна. Не знаю, как мне удалось отгородиться от всего происходящего. Было такое чувство, что я смотрю фильм. Глупую американскую страшилку. Все, что происходит – происходит у них. А я просто зритель, просто сторонний наблюдатель. Меня здесь нет. Я дома, на своем диване, смотрю это по телевизору. Не знаю, быть может, это защитная реакция моего мозга. Я просто больше не могу выносить все происходящее. И либо я сойду с ума, либо отгорожусь от всего этого.
– В грузовик его, уезжаем, быстро! – наконец отдал команду Дойл.
Ну надо же, дошло, отстраненно подумала я. Эта странная заторможенность мешала радоваться тому, что мы наконец-то уезжаем. У меня не было сил ни на что больше. Дойл вроде бы сказал что-то про ворота, собираясь уходить, но я уже почти перестала воспринимать английскую речь. Блондинка, как и стоило ожидать, бросилась за ним, но он не позволил. Я едва сдержала улыбку. Кажется, кому-то придется отстать от обожаемого шефа.
– Анна, помогите!
Я оглянулась. Американцы уже уложили очкарика на носилки. Я тут же схватилась за одну ручку. Мы подняли носилки и выбежали из лаборатории. Я ни о чем не могла думать, только бежать. Бежать подальше отсюда. Сейчас мы сядем в грузовик и уедем отсюда.
Все позади. Я смогла. Я выжила.
Мы погрузили очкарика в грузовик, брюнетка полезла следом. Однако выяснилось, что ворота закрыты. Но ведь, кажется, Дойл пошел их открывать, разве нет? Снова стал подкрадываться страх. Почему он не открыл их? Он ведь болен, что, если эта тварь уже убила его?
Вдруг что-то загудело. О господи! Это компрессоры! Сейчас все здесь взлетит на воздух, и мы в том числе. Этого не может быть, не может все закончиться вот так, не может. Это несправедливо!
Я больше не была сторонним наблюдателем. Вся эта американская страшилка снова стала моей реальностью.
Наконец ворота медленно поползли вверх.
– Уезжаем, быстро! – крикнул коп, запрыгивая в кабину.
– Но Коннор и Питер… они еще там, – возразила блондинка.
Я оглянулась. В самом деле, физик тоже исчез. Я даже не увидела, когда. Старик схватил блондинку в охапку и затолкал в кабину. Грузовик тяжело тронулся, и мы выехали с завода. Я прислонилась спиной к стенке кузова и закрыла глаза. Мне не хотелось думать о том, что Дойл и физик остались там. Мы уезжаем – это самое главное.
Однако через несколько десятков метров машина остановилась. Все вышли, даже брюнетка оставила своего полумертвого очкарика. Я вылезла вслед за всеми.
Значит, мы ждем оставшихся там американцев. Горячая волна стыда накрыла меня с головой. Я так устала, так напугана, что готова была уехать без них. Я готова была бросить их тут, как Баранов хотел бросить нас. Чем я лучше его?
Что-то громко грохнуло, отрывая меня от тяжелых мыслей. Я резко повернулась к заводу. Это был взрыв. Завод начал взрываться. Я видела ужас на лицах американцев, кажется, на моем лице было то же самое. Эти двое, они остались там!
– Питер! – закричал старик.
Я посмотрела в ту сторону, куда он указывал рукой. Одинокая фигура бежала к нам. Питер. Физик. Это он.
А… Коннор?
Я сделала несколько шагов назад и уперлась спиной в машину. Он остался там. Там, на этом летящем к небу заводе.
Единственный человек, который проявлял ко мне внимание за последние несколько дней. Который успокаивал меня и поддерживал. Который держал меня за руку, когда я истерила. Который обнимал меня за плечи, когда я думала, что умираю. Который так на меня смотрел.
Я закрыла глаза.
… Давайте я дам вам лед…