Открыть фик целиком в отдельном окне
Коннор:Я почувствовал, как кровь волной отхлынула от лица. Гробить людей по инструкциям я умудрился всего один раз в жизни. Но Клер неоткуда об этом знать! Конечно, это не тайна за семью печатями, при желании можно навести справки, но мне не хотелось думать, что Клер могла упрекнуть меня именно этим.
Хотя, чего ты ждал? После того, как ты сказал про Сару? Знал ведь, собственными глазами видел, как ей было больно. Держал ее за руку, когда хоронили ее лучшую подругу. Неужели ты думаешь, что после этого она не могла бросить тебе в лицо Треугольник?
На нас смотрела вся моя команда. Но меня это волновало сейчас меньше всего.
– Клер, пожалуйста, прости меня. Я не это имел в виду, – мгновенно успокоившись, сказал я, глядя на нее.
Клер:
– Поздно, Дойл, – я с трудом встала, опираясь на свой костыль. – Головой думать надо, а не своим уязвленным эго.
Я была так зла, что уже не обращала внимания на то, что несу. И пусть все поймут, что происходит. Пусть у Дойла будут проблемы из-за связи с подчиненной. Что угодно. Мне плевать.
Я внезапно услышала, как говорю:
– Я боюсь, что мои близкие отношения с фигурантом расследования не позволяют мне более участвовать в нем, поскольку я не могу гарантировать непредвзятость суждений с моей стороны.
Что? Я это серьезно? Я бросаю расследование? Что за чушь? Заткнись, уже, Дэвисон. Но вместо этого я продолжила:
– Я также не вижу для себя возможности продолжать работу с вами, профессор Дойл. Впредь, пожалуйста, пользуйтесь услугами других патологоанатомов Управления.
Я повернулась и захромала к выходу.
Коннор:
– Клер, сядь! – приказал я. Ну что за идиот? Ты хочешь, чтобы она точно ушла? – Пожалуйста.
Потом посмотрел на остальных. То, что я собираюсь сделать, вызовет просто кучу подозрений, но это необходимо. Раз уж не сумел удержать язык за зубами.
– Оставьте нас на пятнадцать минут. Считайте, что это перерыв на кофе.
Клер:
Я замерла на месте, на полпути от стола к выходу, но за стол не вернулась. И не обернулась. На медленно покидающих кабинет коллег я старалась тоже не смотреть. Он с ума сошел?
Но правда была в том, что я хотела, чтобы он меня остановил. Хотела, чтобы он сделал хоть что-нибудь, не позволил мне просто уйти из кабинета, из расследования и из его группы. Из его жизни.
Когда дверь закрывалась за Питером, я услышала, как Линдсей тихо спрашивает:
– Да что у нее с этим Дэвидом, что она так взбесилась? Любовь до гроба?
О да, Линдсей, лучше думай так.
Когда дверь закрылась, и мы остались одни, я, по-прежнему стоя к нему спиной, спросила:
– И что еще ты хочешь мне сказать? По отцу, который меня не растил, и по Саре, которую я не спасла, ты сегодня уже бил. Не уверена, что у меня остались еще известные тебе болевые точки. Разве что про отчима, который со мной спал, можешь вспомнить.
Коннор:
Пожалуй, вот так все портить мне не приходилось еще ни разу в жизни. Я всегда знал, что стоит мне поддаться чувствам, и у меня сносит крышу, я не контролирую, что говорю, поэтому всегда старался держать себя в руках. И почему я не сдержался сегодня? Это что, ревность? Но это же глупо! Глупо ревновать ее, она никогда не была моей, она с самого начала это обозначила.
Я поднялся, обошел ее, чтобы видеть ее лицо.
– Клер, поверь мне, я не хотел тебя обидеть. – Как сделать так, чтобы она поняла, и не сказать, что я тупо ревную ее к Дэвиду? – Я знаю, что не должен был этого говорить.
Господи, ну почему я не умею извиняться?
Клер:
– А я не сомневаюсь, что ты это знаешь, Коннор, – я внезапно почувствовала себя уставшей и разбитой. – Я сомневаюсь только в том, что ты не хотел меня обидеть. Потому что тебе удалось. И очень хорошо удалось. Страшно представить, что ты делаешь с людьми, когда ты хочешь их обидеть.
Я просто не понимала, чем я заслужила это. Надо было, наверное, спросить. Генерал Дойл ведь говорил, что это лучший вариант в общении с Коннором. Но я побоялась. Побоялась, что он ответит, и мне уже себя тогда вообще будет не собрать.
– Чего ты хочешь от меня, Дойл? – спросила я, чувствуя всем своим телом каждый недостающий мне час сна.
Коннор:
– Хочу, чтобы ты бросила к черту этого своего Дэвида. Чтобы забыла, что я тут наговорил тебе, – внезапно признался я. А, к черту, хуже уже все равно не будет. – Но если это невозможно, то я просто прошу тебя довести это дело до конца. Ты же обещала Дэвиду.
Клер:
Наверное, если бы он сказал мне это в любой другой ситуации, между нами могло бы быть все иначе. Если бы он сказал это, например, мне сегодня утром. Или ночью. Или раньше. В любой другой день в прошедшие полгода, начиная с момента, когда я пришла к нему с пивом и извинениями и до этого утра, когда мы заканчивали завтрак. Все было бы иначе. Я бы услышала именно то, что он хотел сказать. Я бы услышала, что все его попытки причинить мне боль, были просто ответом на боль, которую я причиняла ему. Еще с того дня, когда мы были на Багамах.
Но он сказал это сейчас. И я услышала только уязвленное самолюбие.
– Да, хорошо. Я закончу это дело. Ради Дэвида, – холодно сказала я. – Это все?
Коннор:
Это было больно. Гораздо больнее, чем те полгода, что мы просто работали вместе. Чем те пятнадцать минут, которые ей были нужны, чтобы переключиться с меня на Дэвида. Чем то обвинение, что она бросила мне сегодня на совещании. Это была практически ощутимая физическая боль.
А на что я, собственно, надеялся? Что она сейчас бросится мне в объятия? Что в самом деле уйдет от Дэвида? Зачем ей это? Разве сегодня утром она не сказала мне, кто я для нее? Шеф, с которым она иногда спит. Так чего я хотел этим своим признанием?
– Да, это все, – тихо ответил я, возвращаясь за стол.
Клер:
– Вот и славно, – выдохнула я. И поковыляла к выходу.
Он меня больше остановить не пытался.
Коннор:
К тому времени, как вернулись с перерыва остальные члены моей полуразвалившейся команды, мне удалось собраться. Как минимум, создать видимость того, что ничего не случилось.
– У Дэвисон сегодня выходной, – коротко сообщил я.
Только бы не стали спрашивать, что произошло. Я не был готов даже соврать что-нибудь правдоподобное. Но они, к моему удивлению, и не стали. Либо мне не удалось полностью закрыться, либо Антон провел воспитательную беседу.
Я дал себе полчаса на совещание. За это время его надо закончить. Потому что на большее меня не хватит. У меня всегда получалось уйти в работу с головой и забыть все, что случилось, но сегодня не выходило. Спихнув проверку оборудования на Эксона, списки посещений на Доннер, а возможность программирования на Хендрикса, я назначил следующее совещание только на завтрашнее утро. Соврал, что мне нужно в Управление и сегодня уже не будет времени.
Они ушли, я запер кабинет и открыл ноутбук. Работать я не могу. Уехать тоже. Что мне делать дома? Я пытался начать какой-нибудь отчет, мы же кучу оборудования вчера на складе набрали, нужно все задокументировать, но вместо цифр в голову лезли всякие дурацкие мысли.
Вот ведь, полгода не выяснял с ней отношений, потому что подсознательно боялся, что мы расставим точки не над "и", а поставим ее в конце наших отношений. И мне было проще считаться случайным любовником, чем никем. Потому что в этом случае у меня была призрачная надежда. Никогда не обманывал себя таким способом, но в последнее время что-то сильно изменилось.
Сегодня точку все-таки поставили. И именно там, где я больше всего боялся.
Я четыре года заставлял себя никого не любить. Я развелся с женой, я не ездил к родителям, я не видел племянника, я не заводил новых друзей. Мне казалось, что так, в случае чего, мне будет легче пережить их потерю. Я никого не впускал в свою жизнь. Потому что знаю, как больно терять тех, кого любишь. Но она вошла в нее сама. Позвонила в дверь, принесла папку и попросила помочь. Это был всего лишь способ скрасить остатки отпуска. Чтобы не беситься от безделья.
А закончилось тем, что я нарушил все свои правила. Я в нее влюбился. Чего уж там, сейчас можно себе в этом признаться. Все равно уже потерял. Больнее уже не будет.
Внезапный стук в дверь прервал поток идиотских мыслей. Я закрыл ноутбук с так и не написанным отчетом, взглянул на часы. Почти восемь. Вот это, Дойл, ты умеешь себя жалеть! Столько часов подряд – это просто любой эмо-подросток позавидует. Однако, кажется, полегчало. Во всяком случае, я вполне спокойно смог надеть на лицо привычную маску бесчувственной твари и открыть дверь.
Дэвид:
– Надеюсь, я вам не помешал, профессор, – сказал я и, не дожидаясь приглашения, протиснулся в кабинет и пошел сразу к столу. – А даже если помешал, придется потерпеть.
Я с громким стуком поставил на стол початую бутылку джина и два стакана.
– По-моему, нам пора поговорить, Дойл, – я повернулся к так и стоящему у двери Коннору. – О Клер.
Коннор:
Вот этого я ожидал меньше всего. И, пожалуй, с ним точно меньше всего хотел говорить о Клер. Однако я запер дверь и вернулся на место, вопросительно глядя на него. Какой смысл теперь говорить о ней? Еще утром я бы, может, и хотел, а теперь – какой смысл?
Дэвид:
– Да ты садись, в ногах правды нет, – я сел в кресло посетителя, налил джин и пододвинул один стакан Дойлу. – Извини, льда нет, но он из холодильника.
Не дожидаясь Коннора, я сделал большой глоток.
– Она сказала мне, что ты меня подозреваешь во всей этой чертовщине. И судя по ее состоянию, у вас с ней на этой почве случилось сильное разногласие. Я знаю Клер. Знаю, как она может встать на защиту близкого человека, не думая о последствиях. Это я попросил ее об одолжении. Не хочу, чтобы из-за меня у нее были проблемы. Хочешь подозревать меня – подозревай, но ее не трогай. Она точно не причем.
Коннор:
Интересно, а Саре она тоже рассказывала, что я ее подозреваю?
– У меня работа такая – подозревать, – довольно холодно ответил я. – А тебя я почти не знаю, так что извини.
Дэвид:
– Да я же говорю, я не в претензии, я все понимаю, – я вздохнул. – Просто... На ней лица не было, когда я ее сегодня видел. Ты просто пойми: она может сказать лишнего, когда ее что-то задевает. Она вообще очень плохо контролирует свои эмоции, у нее что на уме – то и на лице сразу, а иногда и сразу на языке, – я улыбнулся. – Этим она мне и понравилась когда-то. Так сильно, что даже когда она меня бросила, я не устоял и остался ее другом. По-моему, первый раз в моей жизни мне удалось не злиться на девушку, которая меня сама бросила.
Коннор:
Я разглядывал стакан с джином, стараясь сделать вид, что меня вообще мало интересует все происходящее. Это прием при общении с людьми, старше меня по возрасту, был выработан у меня годами. В ВМФ, когда мне дали в командование корабль, я был самым молодым из всех командиров. И чтобы отстоять свои права, мне приходилось включать этот режим постоянно, доказывая, что я это заслужил. Сейчас с Дэвидом я включил тот же, давно уже неиспользуемый режим. Но когда он сказал, что Клер его бросила, я все-таки не сдержался и посмотрел на него.
– Клер тебя что?... Бросила? – совершенно по-детски переспросил я. Хорошо хоть челюсть не уронил. Да уж, Дойл, сдаешь позиции без тренировок.
Дэвид:
– А ты не знал? – удивился я. – Это уже давно было... С полгода, наверное. Может, чуть больше. В октябре, кажется. Да, точно, она еще с друзьями отдыхать куда-то ездила, потом два дня на мои звонки не отвечала и не перезванивала, а потом позвала на ужин и со свойственной ей прямотой так и сказала. Мол, извини, нам было хорошо, но больше мы вместе быть не можем... Думаю, она встретила кого-то на тех выходных. Она изменилась очень после этого, – я усмехнулся. – Влюбилась, наверное.
Коннор:
Вот ведь странно, вроде джин еще не пил, а ощущение такое, что ноги уже ватные. И в голове шумит примерно так же. Я опустил глаза, чтобы не встретиться нечаянно с ним взглядом, и все-таки отпил из стакана.
Но почему она мне не сказала? Чего уж там, я знаю, с кем и куда она ездила в октябре. Но не сказала. Значит, Дэвид ошибается. Не влюбилась она. Да, изменилась. Ушла от него. Но не ко мне. Значит, не нужен. Ведь для того, чтобы уйти, не обязательно уходить к кому-то.
Кажется, стало еще хуже. Раньше хоть было к кому ревновать. И думать, что если бы не он, она была бы моей. Вот, оказывается, его нет. А я по-прежнему не нужен.
Джин был допит до дна.
Дэвид:
– Ну, что ж ты молчишь? – спросил я. – Уж не знаю, почему она тебе не сказала, что со мной рассталась. Это ведь ты, да? Тот, из-за кого она меня бросила?
Коннор:
Я посмотрел на него. Интересно, откуда он знает? Хотя, за вчерашний вечер мы сдали себя раз двадцать, наверное.
– Я не знаю, из-за чего или из-за кого она тебя бросила. Как ты верно заметил, мне она ничего не сказала.
Дэвид:
– Ну, ты не знаешь, а я знаю, – я налил еще себе, а потом и Коннору. – Хотя понял не сразу. То, что она влюбилась, – это я сразу понял. То есть, не сразу, а когда через пару недель понял, что она все еще одна. Значит, уходила не к кому-то. С ней у нас тоже ни разу не было проблем, значит, уходила не от меня. Какой напрашивается вывод? Уходила она из-за себя. Из-за того, что переменились ее чувства. В меня она никогда влюблена не была. Мы оба не были. У нас были просто приятные, никого не напрягающие отношения. Значит, разлюбить не могла. Остается один вариант – влюбилась. И не в меня. Мы общались все это время. Единственный человек, которого она хоть как-то упоминала, был некий "профессор Дойл". Я не врал, когда говорил, что она много о тебе рассказывала. И не врал, когда говорил, что она рассказывала только хорошее.
Я замолчал, сделал еще несколько глотков.
– Ну а когда я вас увидел вместе, то тут уж все понятно стало... Точнее, почти все. Не понимаю, какого черта она до сих пор одна? Ты вроде даже не женат.
Коннор:
Я не понимал, он что, по душам поговорить хочет? Со мной? С тем, из-за кого Клер его бросила? Зачем? Это что, такой извращенный мазохизм?
– Дэвид, ответь мне на один вопрос: зачем ты мне все это рассказываешь? В чьих внутренностях ты хочешь порыться, в своих или моих? Если в своих, то я не люблю публичную расчлененку, если в моих, то я сам мало что в них понимаю. С недавнего времени. Зачем тебе это?
Страница
7 - 7 из 10
Начало
|
Пред.
|
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
|
След. |
Конец
