Открыть фик целиком в отдельном окне
Линдсей вылезла из душа, надела теплый махровый халат прямо на мокрое, разгоряченное тело. Взяв в руки полотенце, промокнула волосы, подошла к зеркалу. Последняя командировка выдалась нервной и изматывающей. Страх до сих пор завязывался тугим узлом в животе, не давал расслабиться и глубоко вдохнуть. Зачем только были ее геройства? Она встряхнула головой, чтобы сбросить с себя оцепенение. Все закончилось, все хорошо. Бояться больше нечего. Она взяла с туалетного столика расческу, одновременно с этим протерла запотевшее зеркало. Из ее груди вырвался вскрик, когда она увидела в отражении в клубах пара мужчину. Мишенка. Линдсей резко обернулась, но за ней никого не было. Она была одна.
На несколько секунд ужас парализовал ее, но Доннер быстро взяла себя в руки, схватила телефонную трубку и, забившись в угол, быстро набрала номер, который знала наизусть.
– Да? – как всегда коротко и по-деловому отозвалась трубка голосом Дойла.
– Коннор? – ее голос дрожал. – Есть минутка?
– Да, в чем дело? – озабоченно поинтересовался Коннор. Линдсей редко звонила ему на ночь глядя. Да и голос у нее был странный.
– Он был здесь.
– Кто?
– Мишенка.
– Ты уверена? – в его голосе звучало сомнение. – Тебе нужна помощь?
– Я не уверена, но...
Линдсей набрала в легкие побольше воздуха и выпалила на одном дыхании:
– Но мне страшно, Коннор. Ты мог бы приехать? Просто проверить, что все в порядке. Я не уверена, что иначе смогу уснуть.
В трубке повисло недолгое молчание. Видимо, Коннор принимал решение. Линдсей закусила губу от волнения. Она уже почти решила, что это была плохая идея. Надо было попросить прислать кого-то.
– Жди, я скоро буду, – наконец ответил Коннор. – Будь осторожна. Лучше закройся в какой-нибудь комнате. У тебя есть дома оружие?
– Нет, конечно, нет, – голос Линдсей все еще дрожал. – Я не люблю оружие.
– Хорошо, тогда просто закройся в каком-то помещении, которое ты сможешь легко контролировать. Я буду через пятнадцать минут.
– Хорошо. Спасибо, Коннор.
Он отключился. Линдсей прижала трубку к груди. Она легко могла контролировать ванную комнату: она была небольшой и закрытой. Можно остаться здесь, в этом углу. Линдсей подумала о том, что на ней ничего, кроме махрового халата, волосы мокрые, лицо без грамма косметики. Надо встать и привести себя в порядок. Или остаться на месте и встретить Коннора в таком виде?
Минуты шли, Линдсей не двигалась с места. Она уже мысленно смирилась с тем, что встретит Коннора в совершенно непотребном виде. Когда раздался звонок в дверь, она даже не сразу смогла встать и пойти открыть ее. Коннору пришлось звонить второй раз.
Если Дойл и был удивлен ее внешним видом, то ничего не сказал. Обошел всю квартиру, проверил замки на двери и окнах, снял какие-то показания. Линдсей молча следила за его действиями, с каждой минутой чувствуя себя все ужаснее. Никого здесь не было, ей все привиделось. Нервы не выдержали. Не надо было ему звонить. Теперь он решит, что она сделала это специально.
Коннор, может быть, и решил бы, что она сделал это специально, если бы не обратил внимания на то, как у нее дрожат руки и как она грызет ногти. Она была явно напугана. Значит, что-то видела. Показалось или нет – это вопрос десятый. Важно было то, что она испугалась.
– Все чисто, Линдсей, – сказал Коннор, подходя к ней. Она стояла посреди кухни, красная от смущения. – Можешь не волноваться, – он улыбнулся ей. – Ты правильно сделала, что позвонила мне. Я должен знать о таких вещах.
– Мне так стыдно, – призналась Доннер, не глядя на него.
– Все в порядке.
Коннор посмотрел на Линдсей. Она выглядела несчастной и потерянной. Во время расследования она так отчаянно стремилась доказать себе и другим, что не знает страха, что готова делать все необходимое ради успеха дела, но на самом деле она ведь оставалась просто женщиной. Молодой, красивой женщиной. Сейчас еще и очень смущенной. Для Коннора не было тайной ее отношение к нему. И он понимал, что она это знает. И сейчас очень переживает о том, как ее звонок выглядит со стороны.
И самое плохое то, что ей до сих пор страшно, но она уже больше не попросит дополнительной помощи.
– Может, угостишь меня кофе? – с улыбкой спросил он. – Раз уж я здесь.
В ее глазах была смесь удивления и радости. Она мгновенно заметалась по кухне, доставая зерна, чашки, сахар. Коннор наблюдал за ней все с той же улыбкой, некстати думая о том, что она явно была после душа, в одном халате.
– Наверное, мне стоит пойти переодеться, – заметила Линдсей, включив кофеварку, как будто прочитала его мысли. – Я быстро.
Она шагнула к выходу. Коннор поймал ее руку и остановил.
– Не надо. Линдсей, не дергайся. Давай просто выпьем кофе.
Линдсей замерла, боясь пошевелиться. Кажется, еще никогда раньше он не прикасался к ней так. Просто между делом. По телу пробежала волна мурашек. Его рука была теплой, твердой, кожа неожиданно мягкой. Такими она себе всегда и представляла его прикосновения.
– Хорошо, – отозвалась она, тяжело сглотнув.
Он отнял руку. Линдсей едва удержалась, чтобы не запротестовать вслух. Вместо этого поставила на стол сахар и молоко, разлила по чашкам кофе, села за стол рядом с Коннором. Она не знала, что делать, что говорить.
Коннор посматривал на нее поверх чашки. Он тоже не представлял, о чем можно с ней поговорить. Остаться в рамках делового общения или можно позволить себе более личные темы? Разве ему никогда не было интересно узнать, какая она на самом деле? Когда не пытается изображать из себя сильную и независимую. Главное, чтобы она не решила, что он пытается с ней заигрывать. И главное, чтобы он сам так не решил.
Коннор так ничего и не сказал, давая возможность Линдсей самой выбрать тему для беседы.
– Спасибо, Коннор, – сказала она вдруг, глядя на содержимое своей чашки.
– За что? – не понял он.
– За все, – она неопределенно махнула рукой. – За то, что приехал. За то, что остался ненадолго. И за то, что не говоришь вслух, как все это глупо.
– Потому что это не глупо, – возразил он со своей обычной мягкой полуулыбкой. – И это моя работа, Линдсей, реагировать на такие звонки. Мы имеем дело с вещами, которые многим в кошмарных снах не привидятся. Никогда не знаешь, что глупо, а что нет. Мы ходим по тонкому льду, по которому до нас никто не шел. Лучше перестраховаться.
– Ты очень ответственно подходишь к своей работе, да? – она все-таки посмотрела на него. Она тоже улыбалась.
– Я стараюсь, да.
– И никогда не смешиваешь работу и личную жизнь? – вырвалось у нее. Едва она это произнесла, к ней вернулось смущение, которое, казалось, перед этим уже почти развеялось. Она вновь перевела взгляд на чашку.
Коннор не сразу нашелся, что ответить.
– Я бы сказал иначе, – осторожно начал он. – Мне никогда не удается полностью отделить рабочее от личного. Знаешь, когда я служил в ВМС – и это не только у меня так, тебе то же самое любой морской офицер скажет – для нас экипаж был второй семьей. И родственники членов экипажа между собой были как семья. Даже когда я ушел, привычка осталась. Я все еще воспринимаю свою команду как близких людей, а не просто как коллег. Вы все по-своему дороги мне.
Он замолчал, задумчиво глядя на нее. Линдсей тоже молчала, не смела даже поднять на него глаза, нервно игралась с сахарным кубиком, который каким-то образом оказался у нее в руках.
– Просто существуют определенные границы, понимаешь? Переступив которые, очень сложно вернуться назад, к прежним гармонии и равновесию. Шагнуть за эту границу можно только тогда, когда ты на сто процентов уверен в том, что делаешь. В том, чего хочешь.
– Я так понимаю, ты в этом не уверен? – почти как зеркало, Линдсей отразила его полуулыбку. Она все-таки посмотрела ему в глаза. И если до сих пор Коннор не знал ответа на этот вопрос, то сейчас он прочел его в ее глазах.
Его отец говорил: неважно, как давно ты знаешь женщину, неважно, с кем она и с кем ты, неважно, в каких вы отношениях, если глядя ей в глаза, ты видишь в них своих будущих детей, то это любовь, а все остальное просто страсть. Глядя в глаза Линдсей, Коннор не видел своих будущих детей. Она была красива и желанна, при других обстоятельствах он бы не позволил такой женщине пройти мимо. Но обстоятельства не были другими. И это не была любовь. Пока, по крайней мере. Коннор прожил уже достаточно долго, чтобы научиться не зарекаться.
– Не уверен, – признался он. – Сейчас не уверен. Может быть, через какое-то время я пойму, что оно того стоит.
У Линдсей внутри словно вспорхнула сотня бабочек. Это не было ни признанием, ни обещанием, но это давало надежду. Возможно, сейчас ей самой не нужно было ничего больше.
– Дай мне знать, если это произойдет, – попросила она.
– Обещаю, ты узнаешь об этом первой.
Убедившись, что она окончательно успокоилась и пришла в себя, Коннор допил кофе.
– Мне пора.
На этот раз Линдсей поймала его руку, когда он попытался встать из-за стола.
– Не уходи, останься еще ненадолго, – в ее голосе прозвучало откуда-то появившееся отчаяние.
– Линдсей…
– Не в этом смысле, – заверила его она. – Коннор, я услышала и поняла все, что ты мне сказал. Честно. Но я прошу тебя: задержись еще ненадолго. Выпей еще кофе. Или можем заказать какой-нибудь еды. Пожалуйста.
Линдсей смотрела на него с мольбой в глазах. Она сама не понимала, почему ей так нужно, чтобы он остался. Почему-то вдруг ей показалось, что если он сейчас уйдет, то другого такого момента в их жизни уже не будет. Откуда взялась эта мысль, Линдсей не знала. Ведь еще несколько минут назад ее сердце наполнилось надеждой, а теперь оно почему-то вдруг тревожно стучало, словно заранее сожалело о чем-то.
Коннор вздохнул. Не то чтобы ему не хотелось задержаться еще немного. Возможно, ему хотелось этого даже слишком сильно. Но почему-то это казалось неправильным.
Но посмотрев в глаза Линдсей, он не смог просто взять и уйти. Он убедил себя, что остается потому, что ей все еще страшно быть одной. И если уж он позволил ей во время расследования так рисковать, то самое малое, что он может для нее сделать, это не оставить сейчас одну.
Он сел обратно за стол, чуть сжав ее руку, снова демонстрируя сдержанную полуулыбку.
– Хорошо, давай закажем ужин. Пиццу или что-нибудь из китайской еды?
Линдсей облегченно выдохнула.
Они заказали ужин в китайском ресторане, который находился неподалеку. Пока ждали заказ, Линдсей все-таки переоделась и причесалась, решив, что и дальше сидеть в одном халате стало уже неприлично, хотя Коннор вел себя так, словно ему было совершенно все равно, что на ней надето и надето ли вообще.
Ужинали неспешно, болтая о пустяках. Линдсей с удивлением поняла, что если Коннора спрашивать о его жизни, то он спокойно отвечает. Почему ей всегда казалось, что он более скрытен? Ведь он тогда спокойно рассказал ей о произошедшем с ним в Бермудском треугольнике, хотя воспоминание явно было не из приятных.
Линдсей хотелось, чтобы время остановилось, и этот вечер никогда не кончался. Но это было невозможно. Они доели, выпили еще чаю, вместе убрались на кухне. Было уже далеко за полночь.
– Теперь мне точно пора, – вздохнул Коннор, глядя на нее со смесью неловкости и сожаления. Как будто он чувствовал себя виноватым за то, что уходит. – Если только ты не хочешь, чтобы я остался здесь на всю ночь.
Линдсей даже растерялась от такого вопроса. После всего, что Коннор сказал ранее, она никак его не ожидала. Она пожала плечами и просто ответила:
– Хочу.
Коннор хмыкнул, кивнул и снова улыбнулся.
– Хорошо, тогда мне нужны плед, подушка и диван.
Линдсей поспешно отвернулась, чтобы он не заметил, как она покраснела. Конечно, Коннор не имел в виду ничего такого, о чем она уже успела подумать. К сожалению.
Она нашла ему подушку и плед, положила их на диван. Потом снова поблагодарила за все, но он лишь отмахнулся. Линдсей пошла в спальню, снова переоделась и легла. Сон не шел. Нет, она уже давно не боялась, что Мишенка притаился в каком-нибудь темном углу. Она не могла выкинуть из головы тот факт, что в соседней комнате спит ее кейс-менеджер, примчавшийся к ней по первому зову, оставшийся с ней даже тогда, когда она сама не решалась об этом просить, обещавший, что однажды они, возможно, перешагнут черту, разделяющую их.
Она не знала того, что кейс-менеджер в это время совсем даже и не спал, думая о ней самой.
Устав ворочаться с боку на бок, Линдсей встала. Прошлась по комнате, зябко ежась в тонкой ночной рубашке: на пороге зимы ночи стали совсем холодными. Она подошла к окну и прибавила тепла батарее. Немного постояла, глядя в темноту за окном, подсвеченную фонарями и огнями вывесок и реклам.
– Не будь дурой, Доннер, – вслух велела она себе.
Не помогло. Меньше минуты спустя она уже была в коридоре, на пороге гостиной. Она стояла, не решаясь шагнуть вперед, тяжело дыша и чувствуя себя очень глупо. Что он там говорил о границах и равновесии?
– Все в порядке? – неожиданно донесся до нее его голос. Он совершенно не был сонным. Дойл не спал. Значит, он прекрасно знал, что она стоит здесь уже добрых пять минут.
– Нет, не совсем, – ее голос чуть дрогнул, но все же она решительно шагнула вперед и подошла к дивану, на котором он лежал.
Коннор сел, чуть подвинулся, освобождая ей место рядом с собой. Линдсей опустилась на диван, подтянула колени к груди, обняла их, словно закрываясь от чего-то.
– Что случилось? – ровным голосом спросил Дойл.
В темноте она не могла разглядеть выражение его лица, но по опыту общения с ним знала, что не стоит даже пытаться: все равно по нему ничего не понять.
– Знаешь, я тут подумала обо всем, что ты сказал раньше. О границах, гармонии и равновесии…
– И?
– Чушь все это, Дойл. Тебе так не кажется? Быть может настоящие гармония и равновесие как раз и находятся там? По другую сторону границы…
– Ты права, это чушь, – неожиданно легко согласился с ней Дойл. – Возможно, ты права и во всем остальном.
Он устало потер лоб. Он был изможден. И расследованием, и этой бессонницей, и вечными сомнениями в том, как правильнее поступить. Доставали его в последнее время и смутные предчувствия беды. Грудную клетку отчего-то сдавливало последние пару месяцев, он все не мог свободно вздохнуть, как будто он жалел о чем-то или сделал что-то не так. Он не мог понять, почему. Может быть, было бы действительно правильнее сейчас плюнуть на все, послать подальше сомнения и самоконтроль и просто заняться любовью с красивой женщиной, которая этого явно сама хочет. Причем уже довольно давно.
– А что потом? – глухо спросил он сам себя, но почему-то вслух.
Линдсей была не в курсе его внутреннего диалога, но смысл вопроса поняла и так.
– А потом будет потом, Коннор, – сказала она с неуверенной улыбкой.
Коннор повернулся к ней. Ее лицо было совсем близко. У него осталось только два варианта: или поцеловать ее, или отправить ее спать.
Что бы там ни решил себе Коннор, сделать он ничего не успел. Линдсей сама потянулась к нему и поцеловала. Точнее, просто коснулась сомкнутыми губами его губ, словно спрашивая разрешения. У нее были очень теплые и очень мягкие губы. Прикосновение было осторожным, очень нежным. Линдсей ничего не требовала, только предлагала и обещала.
Они оба замерли.
На половину удара сердца время словно остановилось для Коннора. Он все еще мог поступить правильно. Все еще мог остановить это. Он мог отодвинуться или просто остаться неподвижным, чтобы она поняла: он не ответит ей сегодня взаимностью. Это наверняка обидит ее. Да и прежних гармонии и равновесия уже будет не вернуть, но грань они не перейдут.
Или он мог взять то, что ему предлагали, а с последствиями разобраться после. На принятие решения у Коннора ушла ровно половина удара сердца.
Пальцы запутались в ее светлых волосах, когда он положил ладонь ей на затылок, обнял за талию другой рукой и притянул к себе, требовательно целуя в ответ. Линдсей даже охнула от неожиданности, но в следующую секунду уже с готовностью отвечала на поцелуи и прикосновения рук. Она даже не смогла понять, как оказалась на диване в горизонтальном положении, а Коннор оказался сверху. Его губы целовали ее шею, ключицы, нежную кожу на груди, пальцы сдвигали тонкую бретельку с плеча.
Линдсей улыбнулась, наслаждаясь его прикосновениями и поцелуями, отвечая на каждое его движение своими ласками.
– В спальне было бы удобней, – прошептала она в какой-то момент.
Коннор оторвался от нее на несколько секунд, посмотрел на нее потемневшими глазами, но ничего не ответил. Линдсей и сама поняла, что никакой спальни не будет. Не сейчас. Может быть, потом. Она не была против. Диван был достаточно широким.
Линдсей проснулась, когда в окно уже ярко светило солнце. Вторая половина кровати была пуста, а в квартире было невыносимо тихо. Линдсей встала, завернулась в халат, медленно обошла всю квартиру. Ни единого следа Коннора или того, что он вышел ненадолго. Только подушка и плед были аккуратно сложены стопкой на диване.
В горле встал непрошеный горький комок. Впрочем, сама виновата. Он ведь с самого начала обозначил, что не хочет отношений. Дал понять, что не готов к этому сейчас. Это она все равно навязалась. Наверное, надеялась, что от нескольких поцелуев и ночи страсти он резко передумает. Дура. Как теперь смотреть ему в глаза?
Линдсей покачала головой, вытерла с щеки одинокую слезинку. Все будет хорошо. Она просто сделает вид, что получила именно то, чего и хотела. Что она не ждала ничего большего. Все будет хорошо.
Она умылась и пошла на кухню. Надо бы побыстрее привести себя в порядок и явиться в Управление, а то уже неприлично поздно. Конечно, рабочий день у них ненормированный, но все же совесть надо иметь. Думая об этом, Линдсей потянулась к кофеварке и только теперь поняла, что та стоит в режиме подогрева с целой порцией сваренного кофе. Похоже, перед уходом Коннор все же сварил ей утренний кофе. Как мило с его стороны.
Линдсей горько усмехнулась. Налила себе кофе и села за стол. Взгляд упал на маленькую бумажку, которую подпирала солонка. Это была записка. Аккуратным почерком Коннора на ней было выведено:
«Улетел в Сиэтл. Очередной дом с привидением. Жду тебя там как можно скорее. Не захотел будить тебя, ты заслужила небольшой отдых.
P.S. У нас все будет хорошо».
