Открыть фик целиком в отдельном окне
Коннор:
Нет, Дойл, ты не можешь ввязывать во все эти игры. Только не сейчас, когда у тебя появилась какая-то жизнь. Когда у тебя появилось что-то кроме бесконечной работы, командировок и инструкций. Если бы он пришел к тебе года два назад, да даже год назад, можно было бы подумать, но не сейчас. Тебе мало того, что уже произошло, ты хочешь еще больше?
Но в этот же момент я вспомнил Клер, умирающую у меня на руках. И Линдсей, и Питера. Это было всего лишь в моей голове, но было. И это сделали они. И я не знаю, каким чудом мне удалось выбраться оттуда.
А все эти люди, которые погибли в торговом центре. Ведь их тоже кто-то ждал дома. И не дождался. А что, если в следующий раз это будет кто-то из тех, кто дорог мне? Смогу ли я жить, зная, что ничего не сделал, чтобы этого избежать. И если есть такая возможность, правильно ли снова спрятать голову в песок?
– От меня-то вы что хотите? – устало спросил я.
Мэтт Прейгер:
– Хотел бы я сказать, что просто информацию, но мне нужно больше, – вздохнул я. – У вас есть доступ в вашу штаб-квартиру, у вас есть доступ в вашу информационную систему. Да, у вас нет прямого доступа к грязным делишкам, это я уже понял. Они бы вас к ним не подпустили добровольно, но наверняка есть у кого-то из ваших коллег. Мне нужно, чтобы вы достали хоть что-то. Видео, аудио, документы какие-то, фотографии. По проекту "Берсерк" или по любому другому. Ваше Управление проводит много экспериментов, которые выходят за рамки дозволенного. Там и генетические опыты, и клонирование, и лекарства экспериментальные... Мне нужно что-то, с чем я смогу пойти к своим боссам, и они не испугаются выстрелить холостым патроном. Вы работаете на мерзавцев, а я работаю, увы, на трусов, которым свои задницы обязательно надо прикрыть. Вы сможете мне помочь?
Коннор:
Это ведь то, чем я все равно собирался заняться, ведь так? Я же хотел узнать какую-нибудь информацию о том, что вообще происходит в Управлении. О Берсерке, о Мэтью Адамсе, об Александре Шелдон, об этих петлях. Я все равно хотел это сделать. Но я не знал, что мне потом делать с этой информацией. А Прейгер знает, что с ней делать, но не может ее получить.
– Я не знаю, – честно признался я. – Но я постараюсь.
Мэтт Прейгер:
– Ух ты... – удивился я. – Я думал, мне тут вас придется уламывать полвечера, на коленях перед вами ползать, а вы вот так сразу согласились... Вы ведь понимаете, что это опасно? Они убили агента ФБР, не побоялись. Своего агента, если вы проколитесь, они убьют вообще без колебаний. Я не хочу вам врать, Дойл, я не смогу защитить вас от всего. Я сделаю все, что в моих силах. Если вы поймете, что дело пахнет керосином, я найду способ вас вывести из игры, но если вы попадетесь, но сами этого не заметите, я вас не смогу прикрыть. Вы это понимаете?
Коннор:
– Вы знаете, Прейгер, если бы вы пришли ко мне с таким предложением год назад, я бы вас так послал, что вы забыли бы, зачем вообще приходили. Но в последнее время произошло слишком много всего, на что я не могу закрыть глаза. Я мог бы просто уйти, чтобы не участвовать во всем этом, но ведь те люди в торговом центре не имели никакого отношения ни к нам, ни к вам. Они не были агентами ФБР, не были сотрудниками Управления. И они погибли. И я не смогу жить, зная, что моим близким постоянно угрожает опасность. Конечно, я не тешу себя надеждой, что смогу истребить мировое зло, – я скептически усмехнулся, – да и в любом случае, каждому из нас кирпич на голову упасть может, но, если есть возможность что-то сделать, будет глупо делать вид, что меня это все не касается. Просто чтобы вы знали, – я посмотрел ему в глаза, – я не собираюсь спасать человечество в целом. Я всего лишь хочу защитить тех, кто мне дорог.
Мэтт Прейгер:
– Тогда я бы на вашем месте подумал, как вы их собираетесь защищать в ближайшее время, – мрачно и очень серьезно сказал я. – Потому что я ни с одной бывшей женой, ни даже с родной дочерью уже три года почти не поддерживаю отношений. Чтоб никому не пришло в голову, попытаться меня достать через них. Я не хочу вас отговаривать, Дойл, вы моя единственная надежда. Просто будьте осторожны, за себя и за других.
Я открыл дверцу и помахал Коннору на прощание.
– Я найду вас через недельку, пусть все уляжется, и они решат, что все обошлось и в этот раз. И если вы к тому времени не передумаете, я скажу, что будем делать. Если передумаете, я вас осуждать тоже не стану.
С этими словами я вышел и захлопнул за собой дверь.
Коннор:
Я остался сидеть в машине, даже не пытаясь сдвинуться с места. Как я собираюсь их защитить? Почему я не подумал об этом раньше? Мне так важно вывести Управление на чистую воду? В одиночку? Кем я себя, собственно, возомнил? У меня ни опыта, ни связей. Один вот только Прейгер, которого я знаю ровно два дня. Может, проще действительно уволиться? Клер тоже уйдет. Уедем с ней в другой штат и все.
А остальные? Питер, Линдсей, Антон, Рей. Всех за собой не увезешь. Не посадишь рядом, не будешь изображать из себя курицу-наседку.
Но Прейгер прав, если я решусь на сотрудничество с ним, ни о каких дружеских посиделках после расследований не может быть и речи. Нет у меня больше друзей. И родных тоже. И никакого Рождества в Кингсвилле. Чтобы никому не пришло в голову как-то воздействовать на меня через семью, потому что я сдамся в ту же секунду.
Я положил руки на руль и уперся в них лбом. Пора уже подойти к самому главному. К Клер. Я не смогу ее защитить. Не смогу запереть дома. Впрочем, людям, убившим агента ФБР, достать дома какого-то патологоанатома проще простого. Я защищал ее как мог. Но больше не смогу.
Господи, что же выбрать? Прейгера или Клер? Если Прейгера, Клер будет в постоянной опасности. Если Клер, в опасности будут все остальные. И где гарантия, что в следующий раз эксперимент не поставят на Линдсей? Справится ли она? Или в один прекрасный день мы получим на почту приглашение на похороны?
Мы. Я грустно усмехнулся. А с чего я взял, что Клер уйдет со мной? Может, она не захочет никуда уходить с таким трусом. Она, которая не раздумывая согласилась контактировать с феноменом, зная, что он опасен. Если бы только можно было спросить ее мнение. Но я не могу. Что бы я ни решил, она не должна знать.
Я завел машину и направился в сторону дома. У меня есть время подумать. Есть время решить, что делать. Хотя, кому я вру? Я уже решил. Я должен во всем разобраться. Как бы тяжело ни было. От друзей придется отдалиться, а с Клер... расстаться. Но так, чтобы она ничего не заподозрила. Чтобы у нее в голове не появилось мысли выяснить, что случилось. Обидеть ее. Обидеть ее так, чтобы она ушла сама. И не захотела возвращаться.
Мне до жути захотелось напиться. Тогда, быть может, было бы легче.
Я поднялся домой, все еще не зная, что ей сказать, открыл дверь и вошел в квартиру.
Клер:
Я привычно сидела на подоконнике, курила в открытое окно, завернувшись в теплый палантин и обхватив пальцами чашку горячего кофе с сахаром. Славный вечер чересчур насыщенного дня. От меня всем сегодня что-то было нужно. Хорошо, что в командировку какую-нибудь не отправили. Мне нравилась работа "в поле", но, чем больше ее было, тем больше я ценила дни в лаборатории.
Коннор вернулся, когда я едва докурила сигарету до середины. Мне было так хорошо и лениво, что я не смогла заставить себя встать. Все равно же он сам придет на кухню.
Коннор:
Теплые ботинки привычно валялись посреди коридора, шарф свисал с полки. Я разделся, прошел на кухню. Там было холодно от открытого окна, и все равно накурено. Клер сидела на подоконнике, с сигаретой в руках, закутавшись в палантин. Кажется, я только сейчас понял, что мне действительно это все нравится: и ее пепельница на подоконнике, и постоянно разбросанные вещи, и чашки с остатками кофе на всех столах, и мокрое полотенце в ванной на полу.
Захотелось дать себе время хотя бы до завтра. Ничего ведь не случится, если я сделаю это завтра? Сегодня мы еще будем вместе, а завтра она уйдет. Мне так хотелось еще раз ощутить ее в своих объятиях, что это желание причиняло почти физическую боль.
Я вспомнил про цветы. Так и не забрал их. Нет, нужно все решить сегодня. И не резать себя по кусочкам. Господи, а она? Что я все думаю, как будет больно мне, а она? Я хоть знаю, для чего все это делаю, знаю, что все, что скажу, это неправда, но ведь для нее это будет реальность. Имею ли я право причинить ей такую боль?
Хватит, Дойл, не тяни резину. Не придумывай себе глупых отговорок. Ты спасаешь ей жизнь. Это главное.
– Закрой окно, холодно.
Я постарался сказать это как можно резче. Пора начинать.
Клер:
Я удивленно посмотрела на него. Он никогда не жаловался на то, что я открываю окно в любую погоду, ему никогда не было холодно. Тем не менее, я послушалась, торопливо, в две затяжки, докурила сигарету, затушила окурок в пепельнице, легко соскочила с подоконника, закрыла окно, проворчав:
– Кажется, кто-то сегодня переутомился на работе.
Коннор:
– С чего бы, с нескольких отчетов? – Я подошел к ней, чтобы привычно поцеловать. – Клер, бросай, а? От тебя несет как от целой табачной фабрики. Ты что, весь вечер курила?
Я поморщился и демонстративно отошел. Хотелось себя убить.
Клер:
– Нет, я просто курила только что, – раздраженно ответила я, показав на пепельницу, в которой лежал только один окурок. – Странно, что ты не заметил.
Я со стуком поставила чашку с остатками кофе на кухонный стол и пошла в ванную: помыть руки и почистить зубы.
Да что с ним сегодня?
Коннор:
Она ушла в ванную, а я взял пепельницу и вышвырнул в мусорку. Туда же отправилась чашка. Большая часть меня рвалась вслед за Клер, хотела сказать, что я просто неудачно пошутил. Но я остался на кухне. Сварил себе кофе, сел за стол. Пока еще не расплескал остатки решимости.
Раз уж начал, деваться некуда.
Клер:
Я вернулась на кухню минут через пять, машинально потянулась к чашке, которую оставила на столе, но ее там уже не было. Черт, ну сколько раз можно повторять, что если кофе еще не остыл, значит, я его еще пью, не надо хватать и мыть чашку.
– Зачем ты вылил мой кофе? Я же еще не допила.
Коннор:
– А тот, который стоит на тумбочке возле кровати, ты тоже не допила? И те две чашки в гостиной тоже? Или ты их коллекционируешь?
Клер:
Я даже не нашлась, что сказать. С чего вдруг он начал предъявлять мне претензии за мои чашки? Да, я иногда забываю их там, где пила, иногда забыв допить, но я же не специально. Я потом бы их даже убирала, если бы он не убирал их первым.
– Ты остывший кофе от еще теплого не отличаешь?
Мне не нравилось, что мы начинаем ссориться из-за какой-то ерунды, но когда он говорил таким тоном, я просто не могла не реагировать.
И тут мой взгляд упал на подоконник.
– Где моя пепельница? – я нахмурилась. – Коннор, в чем дело? Ты что-то хочешь мне сказать всем этим?
Коннор:
– Твоя пепельница в мусорке. Если ты не умеешь за собой убирать, что ж, придется это делать мне. – Я пожал плечами и меланхолично отхлебнул из чашки. – Что я хочу этим сказать? Что я задолбался. Задолбался за тобой убирать, как за ребенком. Ты не маленькая, Клер, а я тебе не прислуга. И в моем доме я вправе требовать того порядка, к которому привык. Я сегодня зацепился за твои ботинки. Неужели так сложно ставить их на место?
Клер:
Наверное, если бы он меня ударил, я бы меньше удивилась. Впрочем, было бы при этом так же больно и обидно. И я бы точно так же не знала, чем ответить.
– Ты в праве требовать в своем доме что угодно, – согласилась я, закипая. И пытаясь проглотить ком в горле. – Только ты этого никогда не требовал. Ты мне эту пепельницу сам поставил, если помнишь.
Страница
9 - 9 из 10
Начало
|
Пред.
|
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
|
След. |
Конец
