Комментарий авторов: это начиналось как ролевая игра по вселенным сериала «Шерлок ВВС» и «Пси-Фактор», но постепенно выросло в серию ролевых фанфиков, хотя исходная ролевая игра остается пока незавершенной. Поскольку сериалы снимались в разное время, получилось временное АУ по отношению к вселенной Пси-Фактора. Можно считать это фантазией на тему того, как сериал Пси-Фактор мог бы выглядеть сейчас. Для понимания некоторых отсылок к событиям ролевой игры рекомендуем прочитать «В предыдущей серии» к первой части.
Комментарий авторов 2: так получилось, что эта часть начинается днем рождения профессор Дойла – 7 декабря 2013 года (в нашей вселенной). И выкладывается эта часть 7 декабря 2013 года (в реальной вселенной). Поэтому, пользуясь случаем, мы хотим поздравить с днем рождения этого классного дядьку, который для нас живее всех живых. Был, есть и будет. С днем рождения, Коннор! Надеемся, тебе хорошо во всех наших мирах.
Часть VI: Возвращение на Кэт-Айленд
Часть IX: Берсерк
Команда ОНИР в составе Дойла, Эксона, Доннер и Дэвисон бредет по лесу, пытаясь выбраться на шоссе, но вместо этого только больше теряются в бесконечном неизвестном лесу. И если одного этого недостаточно для того, чтобы начать паниковать, то смертельное ранение, полученное Клер, делает ситуацию очень серьезной. Когда она умирает у Дойла на руках, тот не может прийти в себя.
За день до этого все та же команда едет на скучное расследование в далекой глуши. Решая срезать путь, они сворачивают на проселочную дорогу, которая внезапно заканчивается тупиком. Все было бы не так плохо, если бы в этом тупике машина Управления оказалась бы уже не в пятый раз. Вскоре ученые находят видеокамеры с записью своих первых четырех путешествий в это место, каждое из которых закончилось их гибелью.
Судя по записям, они в ловушке. Дороги нет, куда бы они ни шли, они или погибают, или возвращаются обратно. Сначала ученые принимают решение не идти никуда и попытаться дождаться помощи, но уже на следующий день решение меняется вновь. Никто не знает, сколько еще циклов есть в запасе, а смертельные угрозы уже снова поджидают. Коннору приходится принять тяжелое решение, чтобы спасти себя и своих людей.
«How many more have to die in the name of your scientific investigation?»
Commander Renee St. Cyr, The Underneath (s01ep07)
7 декабря 2013 года
Клер:
"...В глубокой миске взбейте четыре яичных желтка со сливками и тертым пармезаном..."
Я задумчиво посмотрела на яйца, лежащие в ячейках передо мной. Почему здесь не написали, как желтки взбить отдельно от белков? Это же как-то надо разделить их? Я открыла новую вкладку и задала новый поиск.
Ненавижу готовить. Даже не понимаю, зачем все равно пытаюсь? Коннору все равно без разницы, что он ест, и сколько моего времени было затрачено на приготовление: две минуты телефонного звонка или чуть больше.
Я посмотрела на часы: половина восьмого. Коннор обещал быть дома в восемь. Значит, время научиться отделять белки и желтки еще есть. Запас яиц тоже. Я посмотрела пару руководств и уже взяла в руки первую жертву своего кулинарного эксперимента, когда раздался звонок в дверь. Я снова посмотрела на часы: прошло всего десять минут, а не полчаса. Странно.
Я отложила яйцо в сторону и пошла открывать. Если он смог вырваться раньше, то это даже лучше. Вдруг он умеет отделать белки от желтков? Да и просто вместе готовить интереснее.
Я распахнула входную дверь и уже даже начала что-то говорить, но почти моментально запнулась. На пороге стоял не Коннор, а его более старшая версия. Его отец.
– Генерал Дойл? – в панике спросила я более чем очевидную вещь. – Здравствуйте! А я тут... – я неопределенно махнула рукой, а потом поняла, что как-то объяснить свое присутствие в это время в квартире Коннора в домашней одежде и тапочках я никак не смогу. Ну, если только не сказать правду. Что я и сделала. – Я думала, это Коннор вернулся...
Эндрю Дойл:
– Клер?
Я был удивлен ничуть не меньше. Но жизненный опыт и характер позволили взять себя в руки гораздо быстрее, чем ей. Я улыбнулся.
– Рад вас снова видеть. Я тут по делам в Чикаго, решил навестить Коннора. Простите, что без предупреждения, но если бы позвонил, он бы тут же придумал себе командировку.
Клер:
– Да, это на него похоже, – я неловко улыбнулась и жестом пригласила его войти. – Проходите. Он скоро будет. Я тут пытаюсь готовить ужин, можете пока составить мне компанию на кухне. Или... я не знаю, подождать его в гостиной, – я не знала, что делать. Я никогда не принимала кого-то из родителей своего любовника у него дома в его отсутствие. Что говорить, что делать, как себя вести? Что уместно, а что нет? – Могу предложить вам вина, – окончательно растерявшись, сказала я, так и стоя столбом посреди холла.
Эндрю Дойл:
Я прошел в квартиру, разделся, аккуратно повесив пальто на вешалку, с улыбкой посмотрел на Клер.
– Я с удовольствием составлю вам компанию на кухне, и от бокала вина тоже отказываться не стану, но только одного. Я за рулем. Что вы пытаетесь готовить? – поинтересовался я, вымыв руки и проходя на кухню.
Клер:
– Спагетти карбонара, – призналась я. Дойл вел себя так, как будто все как надо и ничего не происходит. Я достала из холодильника бутылку вина, два бокала из шкафчика и штопор из ящика. – Вы случайно не знаете, как белки от желтков отделять? Я никогда этого раньше не делала.
Эндрю Дойл:
Я цепким взглядом следил за действиями Клер. Она вела себя так, как будто прекрасно знала, что где лежит. И в ванной, пока я мыл руки, видел кучу женских вещей, флаконов и тюбиков. Было ясно, что Клер здесь не первый день, и даже не первую неделю.
– Случайно знаю. Плох тот солдат, который не умеет готовить, – рассмеялся я. – Давайте я вам покажу.
Я подошел к ней, забрал у нее яйца, одним движениям отделил белки от желтков.
– Я рад, что мой сын наконец-то образумился, – заметил я, не отрываясь от дела.
Клер:
Я открыла бутылку, налила нам по бокалу вина. С завистью проследила за точными и уверенными движениями генерала. Чуть не подавилась вином, когда он сказал про Коннора.
– Ну я... он... Кхм, спасибо, – я забрала у него миску с желтками, протянула взамен нее бокал. Сверилась с рецептом, скорее, просто чтобы не смотреть на генерала. Потом улыбнулась и подумала: а какого черта? Почему я вообще смущаюсь? Он ведь с самого начала был не против моей кандидатуры. – Скорее мы оба образумились, – пояснила я. – Кстати, спасибо вам большое за советы насчет Коннора, они мне пригодились. И простите... – я снова смутилась. – Но мне пришлось сказать ему, что это вы рассказали мне про Треугольник.
Эндрю Дойл:
Я на секунду задумался.
– Ну, раз он не позвонил мне с гневным выговором, значит, это действительно пошло вам обоим на пользу? Хотя, о чем я спрашиваю, конечно, пошло. В любом случае я счастлив, что вы оба решили свои проблемы, потому что видеть вас тогда, у нас дома, было попросту невыносимо.
Клер:
– Неужели было так заметно? – спросила я, не глядя на него. – Из коллег никто ничего не заметил, судя по тому, как они потом реагировали, когда узнавали. Да и мне самой тогда не казалось, что Коннор хоть что-то чувствует.
Эндрю Дойл:
– Я слишком хорошо знаю своего сына, – я грустно усмехнулся. – Даже сейчас, когда он так изменился и думает, что держит все эмоции под замком. Конечно, последние четыре с половиной года мы почти не общались, но я знал его до этого двадцать девять лет, и вполне себе мог предсказать, что с ним станет после того... А вы, – я посмотрел на Клер, – просто открытая книга. Даже странно, что ваши коллеги ничего не заметили.
Клер:
– Наверное, они просто не ожидали от нас такого, – я продолжала манипуляции над продуктами, хотя под внимательным взглядом генерала мне было неловко это делать: сразу же понятно, что я готовлю раз в полгода. Еще хорошо, что рука к скальпелю привычна, а то лук порезать бы не смогла толком. – Что касается эмоций Коннора, то он прекрасно умеет их скрывать. Настолько хорошо, что большинству людей, даже ему самому, кажется, что у него их просто нет. И только когда удается внутрь к нему заглянуть, понимаешь, что у него в душе на самом деле полный раздрай и... – я покачала головой, пытаясь подобрать слова. – Поначалу меня это даже пугало, – призналась я. – Он никак не может вернуться из своего треугольника, у него тяжелейший посттравматический синдром, а он его игнорирует. И я не знаю, что делать и как ему помочь.
Я не знала, зачем я вываливаю это все на генерала, но за все эти месяцы рядом с его сыном мне не с кем было поговорить. Приходилось вариться в собственных мыслях, страхах и сомнениях.
– Из всего, что я узнала за это время о нем, следует, что эти четыре года ему становилось только хуже. Время должно лечить людей, а его оно только калечит дальше. И вот на это смотреть действительно невыносимо, – я отпила из своего бокала еще глоток вина, чтобы протолкнуть ком в горле.
Эндрю Дойл:
Я несколько секунд внимательно рассматривал Клер.
– Коннор потерял в тот день сорок четыре человека, Клер, – наконец сказал я. – Его не так давно назначили коммандером, он был самым молодым. Представляете, какое на него оказывалось давление? Но он был упрям, изо дня в день доказывал всем, что он способен управлять таким кораблем и таким штатом. Среди тех сорока четырех человек трое учились с ним вместе в Академии, это была неразлучная четверка. С одним из них – Льюисом Санделлом – Коннор был вместе с первого класса. Льюис хотел быть пожарным, но пошел на флот за Коннором. Они были как братья. Из такого треугольника не так-то просто вернуться, вы не находите?
Я неожиданно даже для самого себя залпом допил вино и поставил бокал на стол. Надо же, даже сам, кажется, разнервничался.
Клер:
Я так и замерла над сковородкой, на которой уже начинал подгорать бекон. Я никогда не задумывалась о том, какой у Коннора был корабль, какая команда и кто в ней был. Сорок четыре человека. Странно, что он не застрелился после этого. Может, все не так уж плохо на самом деле, как мне казалось? И он гораздо сильнее, чем я думала? Я вспомнила его слова про любимых людей: "Когда я вас теряю, это невозможно пережить". Теперь все становилось понятнее. Теперь все становилось на свои места.
И становилось еще страшнее.
Дойл между делом вытащил у меня из-под носа дымящую сковородку с почти что кремированным беконом, но я этого почти не заметила.
– Это... – я тяжело сглотнула. – Это была его вина?
Эндрю Дойл:
– Сожжете ужин из-за моих откровений, – неожиданно резко заметил я. – Я не знаю, чья там была вина, Клер. И он сам не знает. Вся информация засекречена, мне не удалось ничего добиться. Коннор говорит, что они попали в какую-то аномальную зону, корабль неожиданно начал забирать воду. Он, как и положено в таких случая, скомандовал эвакуацию. Однако когда подоспела помощь, спасать было некого. Люди просто исчезли. Остались только он и старпом. И оба не могли сказать ничего внятного.
Я налил нам еще вина.
– Знаете, что, как мне кажется, угнетает его больше всего? То, что он действовал по инструкции, а трагедия все равно произошла. Если бы это была его вина, он бы проанализировал ситуацию, сделал выводы и постарался больше такого не допустить. Но он не понимает, где и в чем ошибся. И ошибся ли вообще. И вся его жизнь теперь, это попытка создать идеальные правила, которые учитывали бы все нюансы, даже те, которые за пределами его понимания. – Я кивнул в сторону кухонного шкафа, где в идеальном порядке стояли чашки, повернутые ручками в одну сторону. – Вы ведь тоже это заметили?
Клер:
– Это было сложно не заметить, – мрачно ответила я, глядя перед собой. Мне уже было плевать на ужин. Здесь и сейчас я поняла одну очень страшную вещь: я никогда не смогу ему помочь. Я даже представить себе не могу, что он чувствует, как я могу что-то сделать?
Мне вдруг с новой силой стало стыдно. За ту чашку, что я разбила. За тот раз, когда сказала ему, что ему нет дела до людей, что он их только гробить горазд. Я думала, что я лишь отвечаю ему ударом на удар, а на самом деле я за легкий подзатыльник – унизительный, но не смертельный – проехалась по нему на танке. Как он вообще после этого смог со мной разговаривать? Как ему было не противно видеть меня?
Я тоже налила себе еще вина. Залпом осушила бокал до дна. Похоже, придется брать новую бутылку, эту прикончим еще до возвращения Коннора.
– Знаете, до сего момента я пребывала в самонадеянной уверенности, что я могу что-то сделать для него, – горько усмехнулась я.
Эндрю Дойл:
– Если кто-то и может для него что-то сделать, то это вы, – уверенно сказал я. – Само ваше появление в его жизни – уже огромный шаг. Я же еще тогда, в апреле видел, что он вас любит, а это казалось мне практически невероятным. Он ведь даже к нам не приезжал, друзей всех забросил. Вы простите, что я Ирен упомяну, не знаю, насколько вам это неприятно. Но они ведь развелись не из-за того, что у них были проблемы, а из-за того, что Коннор решил избавиться от всех близких людей. Наверное, вы правы, это и в самом деле посттравматический синдром. Я не психиатр, Клер, но мне кажется, что он начал меняться рядом с вами. Вот уже и пепельница на подоконнике появилась, – я кивнул в сторону окна и рассмеялся.
Клер:
Я улыбнулась. Кстати, о пепельнице: безумно хотелось курить, но я не была уверена, что это хорошая идея в данный момент.
– Наверное, вы правы, он меня любит. По крайней мере, ему почти удалось меня в этом убедить, – я вздохнула. – Только я боюсь, что эта любовь может сделать только хуже. У него иногда до паранойи дело доходит. Мне кажется, он рано или поздно запрет меня в доме и не будет выпускать, только вместе с ним, чтобы со мной ничего не случилось. Это, конечно, приятно, но что если со мной и правда что-то случится? Я всего лишь человек, а человек смертен. У нас опасная работа, все может произойти.
Эндрю Дойл:
Я молчал уже неприлично долго.
– Мне нечего сказать вам на это, Клер, – наконец признался я. – Я не знаю, что с ним будет, если с вами что-то случится. Я даже думать об этом не хочу. Но ведь обжегшись на молоке, на воду дуть бессмысленно? Если все время чего-то бояться, как же жить вообще?
Клер:
– Как бы ему это объяснить? – пробормотала я.
Но как ни странно, мне стало легче. Может, это была просто особенность моего организма: в отличие от Коннора, я свои тяжкие моменты в жизни умела просто игнорировать. А может, это был генерал, его умные слова, спокойный тон и понимающий взгляд. И то ли вино было хорошее, то ли это мое пресловутое желание все всегда говорить вслух, о чем бы ни подумала, но я уже совсем иначе, искренне улыбнулась Дойлу-старшему.
– Спасибо вам, генерал. Беседы с вами всегда действуют на меня успокаивающе. Наверное, Коннор начал мне нравиться гораздо сильнее, когда я узнала, что он идет в комплекте с вами.
Кажется, я его слегка шокировала, поэтому я поторопилась объяснить:
– Я росла без отца. Родной ушел, с отчимом... у мамы не сложилось. Теперь она уже пятый раз замужем, но никто из ее мужей никогда не был мне отцом в полном смысле этого слова. А мне всегда хотелось, чтобы был.
Эндрю Дойл:
Я тепло улыбнулся ей. Клер понравилась мне сразу, еще тогда, когда они приехали в Кингсвилл на расследование, а теперь нравилась еще больше. Возможно, потому, что в нее был влюблен мой сын, возможно, потому, что она была влюблена в него. Я всегда считал, что не разбираюсь в чувствах. Мне либо нравится кто-то, либо нет. И Клер мне нравилась.
– Пока Коннора нет, спрошу у вас, с ним разговаривать бесполезно. Приедете к нам на Рождество? Мы с Кэтрин будем очень рады. Я обещаю проследить за тем, чтобы неприятных сюрпризов в виде Ирен вам не устраивали и Джекки вам насильно на руки не давали.
Клер:
– На меня можете рассчитывать, – нагло заявила я, – а вот Коннор может упереться рогом. Я тут пыталась его к вам отправить в мае, когда он брал отпуск, но он не захотел. У нас тогда все только началось, и я решила, что не имею право давить. Но в этот раз я попытаюсь его уговорить.
Коннор:
Рабочий день наконец-то закончился. Вернее, он закончился еще два часа назад, но у меня за три, хоть и короткие, но командировки, накопилась куча писанины. Я обещал Клер быть дома в восемь, поэтому в семь тридцать пять торопливо дописал отчет и вышел из кабинета.
Всю последнюю неделю Клер была в отъезде с группой Роллинза. Это было неприлично долго, поэтому вчера, когда она вернулась, я не позволил ей даже домой заехать, сразу повез к себе. И сегодня, если бы не эти отчеты, которые завтра с утра нужно отдать Элсингеру, я уже давно был бы дома, с ней. Ей после командировки полагался выходной, а я вынужден был работать. Кажется, я даже слишком нервно отчитал за что-то Эксона сегодня.
С того странного случая, когда мы попали во временную петлю, которую я помнил в мельчайших деталях, все пять или шесть заходов, и я узнал, что такое потерять Клер, каждая минута вдали от нее была мучением. Я не понимал, что со мной происходит, это было странно, пугающе. Это напоминало паранойю, и я уже почти что был готов предложить ей переехать ко мне. Однако пока еще не предложил. Почему-то каждый раз оттягивал этот момент. Кажется, сегодня все же предложу, потому что это ненормально, каждые пять минут поглядывать на телефон и бороться с желанием позвонить и проверить, все ли с ней хорошо.
Дома я был ровно в восемь. Уже с улицы видел, что в окнах горит свет, значит, она там. Я позвонил в дверь. У меня и ключ был, но мне всегда нравилось, когда она открывает мне.
Клер:
Когда раздался звонок в дверь, я посмотрела на часы: ровно восемь.
– А вот и ваш супер педантичный сын, – я картинно закатила глаза. – Ровно в восемь, как и обещал.
Я пошла открывать дверь, а генерал остался на кухне, видимо, давая мне возможность предупредить Коннора. Ну, или спокойно поздороваться с ним.
Открыв дверь, я первым делом поцеловала его очень долгим, очень чувственным поцелуем. После всего, что я узнала, мне хотелось обнять его и не отпускать пару часов, но этого я позволить себе не могла.
– Привет, – я все-таки оторвалась от него и пропустила внутрь, закрыла за ним дверь и только тогда сказала: – А у меня для тебя сюрприз. У нас гости.
Коннор:
Такое многообещающее приветствие давало повод думать, что этот вечер будет весьма приятным, но уже следующее замечание про гостей начисто развеяло все настроение. Гости. Только этого не хватало. Но как она узнала? Я ведь не говорил. И Доннер пригрозил увольнением еще два года назад, если хоть заикнется кому. И вообще все знали, что я этого не люблю, поэтому предпочли выбросить эту дату из головы.
– Ну, зачем, Клер? – простонал я, разуваясь.
Клер:
Я немного обалдела от такого заявления и беспомощно развела руками.
– Ты знаешь, меня тоже не спросили, но лично я обрадовалась такому повороту событий. Мне почему-то кажется, что ты тоже будешь рад видеть этого человека.
Я подтолкнула его к кухне, где генерал сидел подозрительно тихо.
Коннор:
Ну конечно, кто ж еще. Интересно, мама и Эмма со своим семейством тоже здесь?
– Привет, пап, – изобразив на лице довольно натянутую улыбку, сказал я. – Что ты здесь делаешь?
– Мог бы хоть сделать вид, что рад меня видеть, – заметил отец, поднимаясь из-за стола.
Так, ну, торта со свечами нет, Эмма в парике клоуна не скачет, уже хорошо.
– Извини, – на этот раз улыбка вышла искренняя. – Я просто не ожидал.
Отец неожиданно обнял меня и похлопал по спине.
– Я просто был в Чикаго и решил заехать поздравить тебя, думал, ты, как обычно, один. Но, когда увидел Клер, тут же сбегать было уже неприлично. Ты не волнуйся, я ненадолго.
А чего мне, собственно, теперь уже волноваться? Ты ж меня уже сдал, сказал про "поздравить", теперь не отвертеться.
Клер:
– Поздравить? – переспросила я. – С чем поздравить?
Коннор:
Отец удивленно посмотрел на Клер, потом перевел взгляд на меня, и удивления в его глазах уже не было.
– Знаешь, Коннор, я все-таки надеялся, что ты изменился, но, видимо, зря.
– С чего мне меняться? – пробурчал я. Появилось дикое желание выйти из дома и вернуться завтра. Или, лучше, послезавтра.
Видимо, поняв, что я ничего не скажу, отец повернулся к Клер.
– У него сегодня день рождения, – услышал я.
Клер, пожалуйста, только не надо привычного в таких случаях "почему ты не сказал". Это, пожалуй, все, о чем я прошу сейчас.
Клер:
– Вот как, – мне искренне хотелось верить, что разочарование не слишком заметно в моем голосе. С другой стороны, а что такого? Ну, не сказал он мне про день рождения, так ведь я тоже не спрашивала. – Извини, Дойл, я не знала и потому без подарка, – я усмехнулась. – Зато не зря ужин готовила. Я это как раз делаю только по большим праздникам, теперь понятно, по какому в этот раз.
Я, кажется, тараторила еще какую-то ерунду, возвращаясь к прерванному занятию.
– Только я не успела закончить. Почему бы вам не открыть новую бутылку вина и не поболтать в гостиной, пока я все доделаю?
Коннор:
Отец взял у Клер еще одну бутылку вина, ухватил меня за рукав и потащил в гостиную.
– Почему ты не сказал ей? – прошипел он, когда Клер уже не могла нас слышать.
Я молча пожал плечами.
– Коннор, ты что, совсем идиот? Ты не соображаешь, что этим обидел ее? Ты не видел, как она изменилась в лице, как изменился ее голос?
Я с интересом уставился на отца. Ого, давно он не высказывался в мой адрес так эмоционально.
– Ты-то чего за нее переживаешь? – огрызнулся я, вспоминая, каково это. А ведь раньше у нас такие стычки происходили постоянно.
– Потому что она хорошая девушка и любит тебя. И переживает за тебя. А ты несколько месяцев тянул кота за хвост и мучил и ее, и себя из каких-то глупых принципов, а теперь продолжаешь так себя вести?
– Ну, хватит! – разозлился я. – Нечего меня отчитывать, мне, между прочим тридцать четыре года, я вполне сам могу разобраться, как мне себя вести.
Отец вздохнул. О, я очень хорошо знаю этот вздох. Наверное, слишком хорошо, потому что сам так делаю, когда пытаюсь не врезать кому-нибудь по морде.
Я отвернулся, открыл вино, протянул ему один бокал.
– Наслаждайся, я пойду, подышу.
Я вышел на балкон, не обращая внимания на мороз и падающий снег. Почему-то было жутко неприятно. Я не знал, чем себя занять, и уже пожалел, что вышел, но возвращаться не стал. Наверное, из-за глупых принципов.
Клер:
Оставшись одна, я довольно быстро справилась со своими спагетти, накрыла стол на троих, подивилась тому, что умею такое делать, и пошла звать Дойлов.
Генерал сидел в гостиной один с бокалом вина. Кажется, кто-то говорил, что он за рулем? Но я не стала ничего комментировать, он и так был мрачнее тучи. Поэтому я просто сказала:
– У меня все готово, идемте. А Коннор где?
Коннор:
Я порядком замерз и все-таки решил вернуться. Принципы принципами, но подхватить воспаление легких мне не хотелось.
Я вошел в гостиную как раз в тот момент, когда в дверях появилась Клер.
– Я выходил подышать, – ответил я.
Клер:
– А, ну понятно, – я кивнула. – Здесь действительно душновато. Идемте, все готово.
Я поманила их за собой в кухню. Они молча пошли за мной. Отлично, уже успели поругаться? И что мне делать? Я не могу принять чью-либо сторону, я не умею мирить людей, у меня никогда не получилось быть дипломатом и сохранять нейтралитет. Ладно, разберемся по ходу дела.
Мы сели за стол, Коннор налил всем захваченного из гостиной вина, я разложила спагетти. Замечательно, если бы еще кто-то что-то говорил...
– Позвольте мне предложить тост, – раз все молчат, буду говорить я. – За твоих родителей, Коннор, и за этот день в их жизни. Уверена, он много для них значил.
Коннор:
– Рождение ребенка всегда много значит, – поддакнул отец.
Я едва сдержался от того, чтобы не фыркнуть. Почему-то настроение было испорчено начисто. Вот за это я и не люблю говорить кому-то про свой день рождения. Так день как день, но стоит кому-то узнать – и понеслась.
– Думаю, рано или поздно Коннор это поймет, – продолжил он.
Я все так же молча наматывал спагетти на вилку. И вдруг в голове проснулся голос, молчавший уже пару недель.
Если ты ее обидишь, Дойл, я тебя убью.
Ведь в самом деле, что за ребячество? Разве я не мечтал еще час назад увидеть ее, поцеловать, даже, кажется, хотел предложить переехать ко мне, а теперь сижу тут и изображаю мировую скорбь.
– Думаю, пойму, – неожиданно весело отозвался я.
И тут же поймал на себе удивленный взгляд отца. Кажется, я все-таки сумел его поразить.
Клер:
Кажется, я чуть не подавилась своим вином, такой резкий переход из режима "я вас всех ненавижу" в режим "а славный сегодня вечер для поболтать" был Коннору не очень-то свойственен.
– Возможно даже, что в один прекрасный день ты даже поймешь, как много этот день значил в моей жизни. Пусть меня тогда еще и в помине не было.
Дэвисон, хватит уже пить вино, поешь лучше. А то опять язык без костей. Впрочем, у меня всегда так.
Коннор:
Я посмотрел на Клер. Наверное, мне стоило сказать ей? Но это же глупость. Я никому не говорил, и меня бесило, если кто-то узнавал сам и пытался как-то отметить этот день.
Видимо, отец понял ее фразу несколько лучше меня, потому что я узнал знакомый взгляд "ты идиот". Ну, где я уже успел?
Клер замолчала, я тоже не знал, что сказать. Инициативу в руки взял отец.
– Мы тут с Клер договорились, что вы приедете к нам на Рождество, – сообщил он. – Я надеюсь, ты не станешь отказываться?
Я неожиданно почувствовал себя виноватым. За то, что не сказал ей. Наверное, хоть на Рождество стоит согласиться, хоть как-то реабилитироваться.
– Раз Клер не против, я не стану отказываться, – согласился я.
Клер:
Почему-то согласие Коннора меня не обрадовало. Было в этом что-то от классической ситуации, когда мужчина соглашается ехать к теще, в чем-то провинившись перед женой. Мне не нужно было таких одолжений, и если бы речь шла только обо мне, я бы так и сказала. Но речь шла о Конноре и его семье, поэтому я только улыбнулась (наверное, довольно фальшиво) и сказала:
– Вот и славно.
Коннор:
Ужин прошел за легким, ничего не значащим трепом. Отец взял на себя функцию тамады, рассказывая что-то Клер, она улыбалась, я вроде бы тоже. Во всяком случае, искренне надеюсь, что получалось.
Наконец он решил откланяться. Я едва сдержал облегченный выдох. Нет, я ничего не имел против его компании. Но не в этот день.
Ну вот, Дойл, а ты говоришь, что этот день для тебя самый обычный. Ни черта он не обычный, ты так же выделяешь его, как и другие, но немного с другим оттенком.
– Я возьму такси, – ответил отец на какое-то замечание Клер, которое я благополучно прослушал. – Ждем вас обоих на Рождество.
– Конечно, – кивнул я, в тот момент действительно уверенный, что мы поедем. Впрочем, почему бы и нет? Клер с моим отцом вроде бы нашли общий язык.
Когда за ним закрылась дверь, я быстро вернулся на кухню, собрал тарелки со стола. Все честно: Клер готовила, я убираю. И мне нужно переставить тарелки в шкафу, она опять все перепутала.
Клер:
Я даже не сделала попытку присоединиться к уборке. Какой смысл, если я все равно не смогу все поставить так, как нужно? Вместо этого я накинула на плечи теплый палантин, открыла окно, забралась на подоконник и, наконец, закурила. За окном было темно и морозно, но ветра не было, снежинки падали почти вертикально, поэтому сидеть у открытого окна было не холодно.
Я думала о том, что мне рассказал генерал, о дне рождения Коннора, о котором я не знала, о приглашении на Рождество. Дойл-старший считал, что я могу помочь Коннору, но я в этом как никогда сомневалась.
– Коннор, а день рождения-то ты свой за что так не любишь? – странно, кажется, я все-таки задала этот вопрос вслух.
Коннор:
Я домыл тарелки, расставил их в правильном порядке, вытер насухо бокалы и подошел к окну, на котором сидела Клер.
– А что в нем хорошего? – произнес я, глядя вниз, на город. – Мне с детства это все казалось глупостью. Все эти клоуны, шарики, свечки, подарки. Все равно никто никогда не дарил мне то, что я хочу. А если дарили, то не того цвета. Или только отдаленно напоминающее то, что мне нужно. И эти тупые поздравления. Ну не могу я каждый год слушать одни и те же речи от одних и тех же людей, и каждый раз кивать и улыбаться. И говорить бесконечное спасибо. Я вообще не уверен, что дети так уж радуются в день своего появления на свет. Радуются их родители. А они сами, насколько я могу судить из курсов по биологии, не очень-то и счастливы.
Я замолчал. Потом повернулся к Клер, внимательно рассматривая ее.
– А ты любишь свой день рождения? – с улыбкой спросил я.
Клер:
Я безразлично пожала плечами.
– У меня никогда не было клоунов и шаров на день рождения. Как и большого количества людей. Пока отец жил с нами, они с мамой часто ссорились, в том числе и в день моего рождения. Но мама очень старалась: она покупала мне новое платье, пекла, между прочим, сама мне торт, улыбалась. Даже когда я видела, что ей хочется плакать. Она делала это для меня, а я старалась радоваться всему ради нее. Когда отец ушел, мы обе стали стараться еще больше. Она для меня, я для нее. Это был наш способ сказать друг другу, что мы друг друга любим и дорожим.
Я сделала последнюю затяжку, смяла окурок в пепельнице. Улыбнулась.
– Вот как эта пепельница, которую ты терпишь на своем подоконнике ради меня.
Коннор:
Я настороженно заглянул ей в глаза. Что опять случилось? Неужели это из-за того, что я не сказал ей про этот чертов день рождения?
– То есть тебе было бы лучше, если бы я сказал тебе про день рождения, ты бы наверняка приготовила мне какой-то сюрприз или что там обычно принято, а я бы делал вид, что мне все это нравится? Притворялся, что рад? Играл какую-то там роль? Вместо того чтобы как в любой другой день поужинать, потом посмотреть какой-нибудь фильм и лечь спать? Тебе действительно было бы лучше?
Клер:
– Нет, мне было бы лучше, если бы ты действительно был рад. Ладно, Коннор, проехали, – я поцеловала его в щеку и слезла с подоконника, закрыла окно. – Ты, наверное, устал?
Коннор:
– Нет, я ни черта не делал сегодня, – улыбнулся я в ответ. – Написал два десятка отчетов, наорал на Эксона, сломал кофеварку в кабинете.
Клер:
Я удивленно посмотрела на него.
– Что за внезапная разрушительная сила?
Коннор:
Я улыбнулся еще шире. То настроение, которое преследовало меня весь день и было так внезапно испорчено по приходу домой, снова возвращалось.
– Скучал по тебе.
Клер:
– Так вот же я, – я крепко обняла его, делая так, чтобы ему не было видно мое лицо. Нет, он, конечно, просил говорить ему всегда все прямо, но я не представляла, как можно сказать человеку: может, настало время тебе обратиться к специалисту?
Коннор:
Я прижал ее к себе, зарылся лицом в ее кудряшки. Вот это все, что мне нужно было в день рождения. И вообще каждый день. И зачем вообще все эти тупые даты?
– Так что, может, попробуем исправить еще этот вечер? – предложил я, немного отстраняя ее от себя. – В морозильнике есть большая банка мороженого, в гостиной с добрый десяток дисков с новыми фильмами, м?
Клер:
– Странно, неделю не виделись, а у тебя из планов на вечер мороженое и кино, – я игриво улыбнулась ему, мимолетно поцеловала во впадинку под горлом. – Но хорошо, мороженое и ужастик, а потом я все-таки хочу небольшую демонстрацию того, как ты по мне скучал.
Коннор:
– Я передумал, – тут же ответил я. – Ужасов мне на работе хватает, мороженое зимой есть вредно. Остается исключительно демонстрация. И, поскольку мы освободили себе несколько часов, исключив ужастики, она будет долгой.
Я наклонил голову, чтобы поцеловать ее, на мгновение встретился с ней глазами, увидев в них что-то такое, что совершенно не вязалось с ее словами, с ее игривым тоном, с улыбкой. Больше всего это было похоже на отчаяние. Но уже в следующую секунду она поспешно закрыла глаза.
Не выпуская ее из объятий и не прерывая поцелуй, мы наощупь отправились в спальню. По дороге я даже успел выключить свет, чертов педант. Где-то в районе порога она споткнулась и едва не упала, я подхватил ее на руки. Она расхохоталась, сомкнула руки за моей шеей, и я пожалел, что выключил свет, и не могу видеть ее глаза.
Клер:
Обижаться на Коннора не было смысла. Он ведь не пытался меня обидеть. И что самое поганое, он все равно не был в состоянии понять, чем именно обидел. Он любил меня, но у него были свои способы показать это. Пресловутая пепельница, разрешение курить в квартире, тот факт, что он прощал мне разведение бардака. Он боялся меня потерять, был готов на все, чтобы защитить. Так что сомневаться в его чувствах не приходилось. Уж точно не тогда, когда его руки и губы скользили по моей коже.
Просто его любовь, как и он сам, была очень эгоистична.
Сложно было винить его за это. Возможно, этот эгоизм и был той самой невидимой силой, которая еще удерживала его в своем уме. Хотя бы частично.
Его волновала в основном моя безопасность. Нет, он старался не обижать меня, конечно, но все-таки мои чувства всегда были на втором месте. На первом месте было его желание контролировать ситуацию, во всем разбираться, решать все проблемы и обеспечивать безопасность. Он искренне считал, что это все, что нужно.
Его волновало только то, что будет с ним, если со мной что-то случится. Его не волновало, что будет со мной, если он окончательно свихнется. Не волновало то, что я хотела быть ему ближе, чем все остальные. И мои попытки ему помочь его тоже не волновали. А то, как именно я воспринимаю такое отношение ко мне, его волновало меньше всего.
Лишь бы я была и лишь бы я была в его жизни. Что ж, и это тоже любовь. Как можно на это обижаться?
8 декабря 2013 года
Коннор:
За окном было еще совершенно темно, хотя часы показывали уже начало десятого. Клер тоже еще спала. Я несколько минут размышлял, подняться или подремать, но все-таки решил вставать.
Пожалуй, мне было стыдно за вчерашнее. За то, что я ничего не сказал Клер про свой день рождения. Для меня было это не важно, но для нее, видимо, что-то значило. Наверное, стоило ей сказать. Предупредить, чтобы даже не думала ничего мне готовить, никаких сюрпризов и подарков, но сказать.
Оправдывал себя только тем, что Клер была единственным близким мне человеком за последнее время, и я просто забыл, что это такое. Хотя, надо признать, оправдание было слабым и нелепым. Сразу вспомнились ее слова двухмесячной давности о том, что я первый, кому она стала доверять. Конечно, это были не ее слова, а мои, это мой мозг все это придумал и спроецировал на нее. Наверное, это она первый человек, кому я стал доверять. Но еще не научился этим пользоваться.
В любом случае, я считал необходимым как-то загладить свою вину. Поэтому тихонько поднялся, чтобы не разбудить ее, и вышел из спальни. Пятнадцать минут на утренний душ, чашка кофе вместо завтрака, и можно что-то думать. Как обычно заглаживают неприятное впечатление от своего поведения провинившиеся мужчины? Приготовить ей завтрак в постель и подарить цветы? Но у нас в холодильнике привычно пусто, а какие цветы она любит, я так и не удосужился узнать. И вообще, завтрак и цветы – это пошло и банально. Или ей так не покажется?
Черт, Дойл, ты знаешь ее больше года, вы встречаетесь много месяцев, а ты ни черта о ней не знаешь! Тебе самому не противно?
Я оделся и вышел из дома. Банально зашел в кафешку напротив, банально купил привычный завтрак. От банальности было тошно. Ладно, зато кофе сварю сам. Так, чтобы его запах был по всей квартире.
Спустя полчаса я все-таки вошел в спальню, чтобы разбудить Клер. Правда, завтрак ждал ее на кухне. Одна мысль о крошках в постели вызывала ужас.
– Эй, соня, проспишь весь выходной, – сказал я, целуя ее в щеку.
Клер:
Пожалуй, это был мой любимый способ просыпаться. Я приоткрыла один глаз, увидела перед собой Коннора, улыбнулась ему. Вставать не хотелось, но он прав: проспать весь выходной было бы слишком обидно.
Я перевернулась на спину, потянулась и спросила:
– У нас еды опять нет? Я вчера готовила спагетти, но их мы благополучно съели. А больше я не припомню в холодильнике продуктов.
Я потянула носом воздух. Пахло кофе.
– По крайней мере, кофе есть, да?
Коннор:
Она была такая забавная после сна, такая беззащитная, как будто совершенно другая Клер Дэвисон. Не циничный патологоанатом, который язвит так, что не всегда находишь, что ответить, курит по нескольку сигарет подряд, пьет джин и с легкостью идет на контакт с опасным феноменом. Это была совершенно другая Клер, та, которая прячет дрожь в руках, когда приходится делать аутопсию ребенку, которая сидит на подоконнике, которая говорит, что любит тебя.
– У нас есть не только кофе, но и полноценный завтрак, – улыбнулся я, стараясь не выдать собственных мыслей. Какие-то они в последнее время уж слишком странные. Видимо, я все никак не могу отделаться от того странного видения или как там это можно назвать (я так пока и не выяснил, что это было, но точно не сон).
Клер:
Я улыбнулась еще шире, села на постели, поцеловала его в щеку и пробормотала ему на ухо:
– Не сочти, что дело исключительно в завтраке, но в такие моменты я понимаю, как сильно люблю тебя. И мне все равно, что ты не сказал мне про свой день рождения. Это ничего не значит. В конце концов, это твой день рождения, если он тебе не нравится, я с ним никогда не буду тебя поздравлять. Если это то, чего хочешь ты.
Я чуть отстранилась, склонила голову набок, улыбнулась, вспомнив генерала Дойла, и добавила:
– Но я свой день рождения люблю. Он у меня в марте. Двадцать шестого. И ты знаешь, я хоть и патологоанатом, но я люблю, когда мне дарят цветы. Тебя ведь не убьет, если ты хотя бы раз в год будешь дарить мне цветы?
Коннор:
Если до этого мне было просто стыдно, то сейчас я, пожалуй, почувствовал себя настоящей сволочью.
– Какие ты любишь? – поинтересовался я, стараясь за шутливым тоном скрыть свою неловкость.
Клер:
– Любые, Коннор, абсолютно любые, – я обняла его за шею, положила голову на плечо. Какое славное утро. Люблю такие. – Неужели ты думаешь, что если ты подаришь мне не те цветы, которые я люблю, это все испортит? Важны ведь не цветы. Важно, что их даришь ты.
Коннор:
Мне показалось, что я покраснел. Во всяком случае, ощущения были именно такие.
– Договорились, – я крепче прижал ее к себе, поцеловал в шею, пряча лицо (на случай, если действительно покраснел) в ее волосах, потом отстранился от нее и посмотрел ей в глаза. – Ну что, идем завтракать? А то кофе остынет и ничего, кроме запаха на всю квартиру, не останется.
Клер:
Я согласно кивнула, он помог мне встать. Прежде, чем идти пить кофе, я все же забежала в ванную умыться. Когда я вошла на кухню, по телевизору как раз начинались новости. Очень удачно, а то совсем не знаю, что в мире творится.
Коннор вручил мне чашку кофе и пододвинул тарелку с блинами из завтрака. Я поблагодарила его, села к столу, как всегда подложив под себя ногу. Может, Дойл и не умел делать большую часть "необходимых" во время отношений вещей, но он делал гораздо больше, чем все прежние мои мужчины вместе взятые: он очень старался быть нормальным ради меня. Он заботился обо мне, как умел. И в этой своей заботе он был искренен. Это дорогого стоило.
Он вдруг сделал звук на телевизоре громче, и я вынырнула из своих мыслей.
– ...расследование продолжается, ФБР уже квалифицировало происшествие, как теракт, хотя пока никто не может дать объяснение, что именно и как произошло. Количество жертв трагедии тем временем достигло пятнадцати человек. Больше сорока все еще находятся в больницах города. Для тех, кто только присоединился к нам, напоминаем, что вчера в результате беспорядков в торговом центре пострадало больше ста человек...
Диктор еще что-то говорила, но я уже не слышала. На экране показывали кадры с камер наблюдения, и то, что я на них видела, было настолько знакомо, что мороз пробежал по коже, а в животе снова начала ворочаться мерзкая жаба.
Коннор:
Я не верил своим ушам. Равно как и глазам. В огромном торговом центре вчера ни с того, ни с сего начались беспорядки. Камеры зафиксировали несколько совершенно безумных человек, которые расшвыривали людей в стороны, как игрушки, били и топтали их. Остальные в панике пытались убежать. Началась давка.
Это было слишком знакомо. Я уже видел такое. И это было страшно, когда так сходил с ума один человек, а когда несколько, да еще в толпе...
Я посмотрел на Клер. Судя по ее лицу, ситуация тоже ей кое-что напомнила.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил я и зачем-то уточнил, хотя в этом не было необходимости: – Май, больница, Дэвид?
Клер:
Я повернулась к нему. Конечно, о чем еще я могла подумать? Я видела таких людей рядом с собой. Дважды. И сейчас происходило то же самое.
– Помнишь, что мы тогда подумали? Что это идеальная возможность для теракта. Такое не предотвратить.
Коннор:
Я кивнул. Еще бы я не помнил.
А еще я помнил про странное название, которое шепнул мне санитар перед самой смертью и которое я потом увидел на папке на столе оперативного директора – Берсерк. Я уже хотел рассказать об этом Клер, но почему-то этого не сделал. Нужно сначала разобраться самому. Вдруг это все бред моего больного воображения? А теперь я уже не был так уверен, что такого не может быть. Слишком много вопросов. Я и так чересчур долго изображал из себя страуса и прятал голову в песок, делая вид, что все это совпадения, что ничего не происходит. Но вокруг что-то происходило.
Во-первых, то расследование в больнице Дэвида в мае. Как только мы подобрались к истине, как только вычислили санитара, его устранили, а нас послали на другое расследование. Послали на следующий же день, не дав закрыть это дело, хотя никакой срочности не было. До этого несколько месяцев не находилось ни времени, ни средств на расследование на Кэт-Айленде, а тут резко все нашлось. Мне бы тогда задуматься, но я отмахнулся. И даже потом, увидев на столе у Фрэнка папку со знакомым названием и поняв, что Управление имеет к этому какое-то отношение, ничего не сделал. И они ничего не сделали. Они ведь не знали, что мне сказали про Берсерк.
Во-вторых, Мэтью Адамс. Как человек, пытавшийся убить нескольких людей, оказался работающим в лаборатории ОНИР? Его знания и талант показались кому-то более существенными, чем то, что он, по сути, преступник?
В-третьих, более чем явная заинтересованность Элсингера в деле Шелдонов. Ему нужна была Александра Шелдон. И если бы не подпись Адамса на бланке, мы бы привезли ему девочку. И, наверное, даже не узнали бы, что с ней случилось.
В-четвертых, этот странный эксперимент с петлей. Как оказалось, в тот понедельник, на котором у меня обрываются воспоминания, я позвонил Элсингеру и сказал, что заболел, буду через несколько дней. Но, черт побери, я помню, как приезжал в офис! Помню, как расписывался в журнале охраны. Но записи об этом не было, я проверял. И меня никто не видел в эти три дня. И Клер была в командировке в каком-то месте, где не тянула сотовая связь. И самое главное – тот синяк от укола на руке, который позволил мне точно установить, что это был не сон. Но почему я? Что, неужели у Управления не нашлось лабораторных мышей наподобие Виктора Шелдона, которые за двести долларов еще и не такое на себе испытают?
И, наконец, этот теракт в торговом центре, когда отмахиваться от фактов стало уже просто невозможно. Нет, я никогда не мнил себя Брюсом Уиллисом и не собирался спасать человечество. Но где гарантия, что в следующий раз в этой толпе не окажется Клер? Или Линдсей? Или Питер? Мои родители, сестра? Как бы я ни хотел ни к кому не привязываться, но человек – существо общественное. И что бы я там себе ни придумывал, у меня есть друзья, семья, любимая девушка. И где гарантия их безопасности?
И кто знает, что еще делали с моим мозгом в том эксперименте?
Я пока даже приблизительно не представлял себе, что буду делать с этой информацией, но, как минимум, узнать ее должен. И пока ничего не говорить Клер. Да, я помню ее слова, что если еще раз попытаюсь защитить ее таким образом, она от меня уйдет, но ведь сейчас я не стираю ей память. Я просто не говорю того, в чем еще даже сам не уверен.
Я вздохнул и посмотрел на нее.
– Помню. Завтра попытаюсь что-нибудь узнать об этом. Возможно, мы просто придумали себе больше, чем есть на самом деле.
Клер:
Мне не понравился его ответ. Мне казалось, он знает больше, чем говорит, но допытываться я не могла. В конце концов, у него в Управлении доступ больше моего. И скорее всего обязательство о неразглашении. И даже если я его девушка и практически живу с ним, это не значит, что на меня распространяется его уровень доступа.
Хотя думать, что он может что-то знать об этих странных экспериментах в больнице Дэвида больше, чем знаю я, было неприятно.
Я взяла пульт и выключила телевизор. Не хочу думать об этом сегодня.
– Надеюсь, что придумали, – улыбнулась я. – А чем займемся сегодня? Шоппинг отпадает, что-то мне испортили настроение. Может, сходим куда-нибудь?
Коннор:
– Давай сходим, – легко согласился я. Я бы на что угодно согласился, только бы она поверила в мою откровенную ложь. Даже на то, что вызывало во мне священный ужас. – Наверное, стоило бы начать покупать подарки к Рождеству, раз уж мы пообещали моему отцу приехать к ним, терпеть не могу такие вещи напоследок откладывать, но если шопинг отпадает, тогда я не знаю. – Я посмотрел на нее и хитро улыбнулся. – Предлагаю поделить обязанности. Я убираю на кухне и в спальне, а ты придумываешь, чем мы займемся, идет?
Клер:
– Ты знаешь, это так нечестно, – рассмеялась я. – Ты просто выбрал то, чем любишь заниматься, а на меня спихнул самое сложное. Кстати, предрождественский шоппинг я тоже терпеть не могу, поэтому предлагаю подарки выбирать и заказывать по интернету... Боже мой, не представляю, что дарить маме и ее пятому мужу, – простонала я. – А ведь что-то подарить все равно придется.
Даже не знаю, кого я пыталась заболтать: себя или его. Хоть я и выключила телевизор, а мы сменили тему, но у меня все равно было какое-то плохое предчувствие.
– Но так и быть: ты убираешься, а я придумываю, что будем делать. И если тебе не понравится, пеняй на себя.
Давно хотела затащить его на каток. Это будет забавно.
9 декабря 2013 года
Коннор:
Утро понедельника началось с вызова в кабинет оперативного директора. Вернее, на самом деле оно началось с того, что я скатился с постели, не в силах нормально подняться. Клер, мелкая вредина, затащила меня вчера на каток. Что-что, но умение кататься на коньках в перечень моих достоинств никогда не входило. Я и на льду-то был один-единственный раз лет в десять.
– Дойл, неужели есть что-то, что ты не умеешь? – рассмеялась она, когда я в очередной раз растянулся на льду.
– Представь себе, – я попытался сказать это сердито, но улыбка от уха до уха выдала меня с головой.
– По-моему, у тебя что-то с равновесием, – покачала головой Клер, помогая мне подняться на ноги. – Летом будем кататься на роликах, стыдно в твои годы не уметь.
Я пообещал ей страшное наказание, но она, по-моему, была только рада, упомянула, что это месть за три проигранные мне водные битвы на Кэт-Айленде.
Как бы то ни было, но домой мы явились поздно вечером, а сегодня утром у меня, как и можно было предполагать, болело буквально все тело. Клер едва сдерживала улыбку, глядя на то, как я пытался одеться и не морщиться от боли.
Элсингер был явно не в настроении. Ну, либо я был совершенно по-дурацки счастлив, что все, кто отличался от меня, казались мне не в настроении. Он молча кивнул на стул, куда я попытался приземлиться с наименьшими для себя болевыми ощущениями.
Френк Элсингер:
– Я полагаю, – сказал я, – ты новости видел? Про ситуацию в торговом центре? – дождавшись кивка, я продолжил: – ФБР обратилось к нам за консультацией. Ваше дело поговорить с теми, у кого случился припадок, и выяснить, что это было. Эксперты ФБР не уверены, что это была не симуляция безумия, но, кажется, кто-то там серьезно подозревает, что это могла быть... одержимость. Наше дело дать заключение. В расследование глубоко не влезать, это расследование Бюро, это нам дали понять очень четко. От нас требуется только научная оценка возможных причин. Тебе все понятно?
Коннор:
– Понятно, – ответил я.
Я быстро прикидывал в голове, говорить ли Элсингеру, что связываю ситуацию в торговом центре с тем, что произошло в мае в больнице. Но ведь он не дурак, понимает, что я догадался, будет подозрительно, если не скажу. В конце концов, я же не упоминаю Берсерк.
– Сэр, можно вопрос? – наконец сказал я. – Вам не кажется, что Управление уже расследовало подобное дело?
Френк Элсингер:
– Мы расследуем много подобных дел, но к каждому должны относиться, как к новому и неповторимому, – невозмутимо ответил я. – Я не хочу, чтобы ваши заключения по похожим делам повлияли на вашу оценку этого. Я также не хочу, чтобы вы что-либо упоминали ФБР о похожих делах. Хочу напомнить, что у нас есть политика секретности, и пока нам не предъявят соответствующее требование, оформленное по закону, я не хочу, чтобы кто-то из моих сотрудников распространял секретную информацию. Я надеюсь, мы поняли друг друга?
Я внимательно посмотрел на Коннора.
Коннор:
Я кивнул.
Конечно, поняли, чего ж тут непонятного. Ты только что подтвердил мои сомнения относительно того, что Управление имеет к Берсерку самое непосредственное отношение. И я не удивлюсь, если санитара, кажется, его звали Джордж Гленн, тогда убрали тоже наши.
От этой мысли я мгновенно похолодел. Там были только я, Клер, Антон, Линдсей и Питер. И Питер, кажется, принес Гленну стакан воды. Я мучительно пытался вспомнить, успел ли тот выпить воду перед тем, как умереть, или нет. Подозревать Эксона не хотелось, иначе это означало бы, что я никому не могу доверять, но и отмахиваться от такой возможности было бы не правильно.
Нет, кажется, воду он не пил. Но это не отменяет других возможностей отравить его. Надо узнать, от чего он умер. Если, конечно, у меня есть доступ к этой информации, в чем я сильно сомневаюсь.
– Если от нас требуется только научная оценка, я думаю, Доннер, Эксона и Хендрикса или Корлисс будет достаточно, – сказал я.
Только не впутывай в это дело Дэвисон, Френк, пожалуйста.
Френк Элсингер:
– Возьмешь Экона и Хендрикса, Корлисс и Доннер заняты на других расследованиях. Дэвисон возьми, она сейчас здесь, поможет с медицинским заключением. У вас один, максимум, два дня. Лаборатория вам не понадобится: все исследования можно проводить в центральной, остальным необходимым обеспечит вас ФБР.
Коннор:
– Я не вижу необходимости в Дэвисон. – Я что, спорю с Элсингером? – Там скорее нужно заключение психиатра, а не патологоанатома. И так понятно, от чего погибли люди.
Френк Элсингер:
Я удивленно посмотрел на Дойла. Что за бред?
– Коннор, ты что, переработал? Медицинское обследование требуется для тех, кто устроил эту бойню. Возможно, дело не в психике.
Коннор:
Ну и Хендрикс может это сделать! – едва не заорал я. Что он, ни разу пациентов не обследовал и заключения не писал?
Дойл, ты в своем уме? Тебе проще поставить под удар пожилого человека, которого, в случае чего, у тебя даже возможности нет защитить, чем свою любовницу?
Да, проще. Но спорить больше я не решился. Незачем вызывать лишние подозрения и впутывать Клер еще больше. Пока она просто патологоанатом, она защищена больше. Не нужно давать Френку повод искать подтверждения нашей связи.
– Я понял, – спокойно сказал я. – Мы можем приступать к расследованию?
Френк Элсингер:
– Консультации, Коннор, – напомнил я. – Да, бери людей и езжайте, – я протянул Дойлу папку. – Тут вот всякая краткая информация, контактные данные тех, кто нас пригласил. Езжайте, работайте. Прежде, чем дадите заключение ФБР, покажешь его мне.
Коннор:
– Хорошо.
Я взял папку и вышел. Не заходя к себе в кабинет, сразу же направился к Клер. Нужно предупредить ее, чтобы молчала про Дэвида. И вообще ни в какие контакты с ФБР не вступала. Раз уж Френк велел взять ее на эту консультацию, я должен сделать все, чтобы она вышла оттуда без малейшего подозрения.
Клер сидела за компьютером и что-то быстро печатала.
– Не занята? – спросил я, закрывая за собой дверь.
Клер:
Я не была занята. Утро было довольно томным. Я успела выпить кофе, подумать и даже немного пообщаться с Антоном на тему своих рассуждений в рабочем мессенджере. Естественно, как всегда исключительно теоретически.
А дело было в том, что вчера вечером, перед тем, как пойти спать, я привычно сидела и курила у открытого окна, потом затушила сигарету, почувствовала жажду и полезла в шкаф с посудой за стаканом.
Я даже не сразу поняла, что не так. Просто что-то царапнуло взгляд. Мне пришлось снова заглянуть в шкафчик, чтобы разобраться, что именно. И только через две минуты до меня дошло, что проблема в чашках. Они всегда стояли очень ровно, повернутыми ручкой в одну сторону, как по линейке, под строго определенным углом. Для меня всегда было загадкой, как он так делает, но сейчас взгляд зацепило не это. Одна чашка стояла неровно. Не совсем в другую сторону, а просто не так, как другие. Как будто Коннор поставил ее неаккуратно или зацепил случайно. И не заметил.
Интересно, он мог не заметить это от усталости? Все-таки каток был для него тяжелым испытанием. С другой стороны, эти проклятые чашки стояли очень ровно даже тогда, когда он работал без выходных, почти не ел и не спал. И все равно они стояли ровно.
Может быть, все-таки ему становится лучше? Антон не смог ответить мне с уверенностью. Сказал, что это может быть и случайность, и признак улучшения. Я не успела выяснить подробнее: зашел Коннор, поэтому я торопливо попрощалась с Хендриксом и свернула чат.
– Нет, – я улыбнулась Коннору. – А что?
Коннор:
– Элсингер поручил расследование в торговом центре нам, – я вздохнул и сел на свободный стул. – Вернее, даже не совсем расследование. Просто ФБР попросило у нас что-то вроде научной консультации. Участвуем мы с тобой и Хендрикс с Эксоном.
Клер:
– Может, стоит связаться с Дэвидом? – предложила я. – Он наверняка сможет рассказать ФБР больше о том, что было в его больнице. Если мы дадим им еще и результаты того расследования, им будет проще сейчас.
Коннор:
Я отрицательно покачал головой.
– Элсингер ясно дал понять, чтоб мы молчали о расследовании в больнице. Все, что от нас сейчас требуется – это дать свое заключение по этому делу. И ни слова больше. Так что, пожалуйста, никакого Дэвида. Особенно при ФБР, хорошо?
Клер:
Я нахмурилась, но кивнула. Не нравится мне это. С чего Управлению скрывать эту информацию от ФБР? Самым естественным ответом было бы то, что Управлению что-то известно о том, что происходило в больнице. В смысле, больше, чем известно нам. Или, по крайней мере, мне. Я посмотрела на Коннора. Интересно, он что-то знает?
– Хорошо, как скажешь, – согласилась я. – Когда мы выезжаем?
Коннор:
Я посмотрел на часы.
– Через полчаса жду тебя внизу, на парковке. Пока свяжусь с Питером и Антоном.
Я поднялся, чтобы уйти, но все-таки передумал. Клер слишком умная девочка, чтобы ничего ей не объяснять. К тому же то расследование было для нее не рядовым. Я вернулся к ней, поцеловал ее и заглянул ей в глаза.
– Клер, не беги впереди паровоза, ладно? Мы со всем разберемся. Я ведь обещал тебе выяснить, что произошло на Кэт-Айленде, и мы выяснили. Так же мы разберемся и с этим. Но не сейчас, хорошо? Пока просто молчи.
Клер:
– Хорошо, – я улыбнулась и погладила его по щеке. – Не бойся, я тебя не подведу. Ты только будь осторожнее, когда будешь разбираться, ладно? Не нарывайся. Что-то мне подсказывает, что здесь у нас все не так невинно, как на Кэт-Айленде.
Коннор:
– Не волнуйся, суицидальных наклонностей у меня нет, – серьезно ответил я, потом поспешно улыбнулся. – К тому же, информации у нас абсолютный ноль. Я просто пока хочу подсобрать данные, не больше.
Она кивнула и потянулась к мышке, что-то сохраняя.
Питер и Антон нашлись довольно быстро. Им хватило одного только слова "секретно", чтобы они поняли, что делиться информацией о предыдущем расследовании с ФБР не стоит.
– Консультация так консультация, – пожал плечами Эксон.
Торговый центр был все еще оцеплен, но нас без разговоров пропустили внутрь. Вот что значит, ФБР попросили консультацию, а не я привычно бегаю в поисках компромисса.
Едва мы вошли, к нам тут же подошел высокий мужчина в длинном черном пальто. Интересно, почему ФБРовцы выглядят как клоны? Потом я вспомнил нас, особенно в каком-нибудь полевом расследовании, когда всем выдают одинаковые комплекты одежды, и мысленно усмехнулся.
– Профессор Коннор Дойл, – представился я подошедшему.
Клер:
– Специальный агент Мэтт Прейгер, – мужчина протянул Дойлу руку. – Очень приятно, профессор. Спасибо, что нашли время нам помочь. Хотел бы сразу узнать, как много вам успели сообщить? Вы пленки видели? Кроме тех, что крутили в новостях?
Коннор:
– Пока нет, нам сообщили о назначении на это дело буквально час назад. Все, что мы успели – это просмотреть вот эту папку, – я кивнул на папку в своих руках. – Но здесь весьма общие сведения.
Клер:
– Хорошо, я так и думал. Идемте со мной.
Он провел нас в комнату охраны, где несколько агентов просматривали записи, велел своим людям вывести на мониторы записи того момента, когда все случилось.
– Видите? Вот на этих пяти камерах видно, как пять человек, которые вели себя совершенно спокойно и адекватно еще секунду назад, одновременно сошли с ума и бросились на тех, кто был рядом, начали кричать, крушить все на своем пути, убили несколько человек на месте, голыми руками. Это все продолжалось ровно одну минуту сорок секунд. После этого они словно очнулись, но цепная реакция уже пошла. Началась паника, давка.
Прейгер достал из кармана жвачку и закинул в рот пару подушечек.
– Что думаете? Когда-нибудь сталкивались с подобным?
Самое потрясающее то, что мы даже не переглянулись. Я просто пожала плечами, Антон и Питер синхронно покачали головами.
Коннор:
– Нужно сделать запрос в наш архив, – как ни в чем не бывало, сказал я, хотя увиденное еще больше уверило меня в том, что это Берсерк. – Но лично я с таким никогда не сталкивался. Нам нужно провести свои обычные исследования. Снять показания среды, поговорить со свидетелями, осмотреть этих пятерых, которые подверглись воздействию феномена. – Я посмотрел на Прейгера. Он не похож на того, кто верит в привидения и полтергейсты, поэтому добавил: – Если феномен имеет место быть. Если это не заранее спланированная акция, а все это, – я кивнул в сторону монитора, – не более чем талантливая игра.
Клер:
Прейгер понимающе покивал.
– Да-да, конечно. Исследуйте среду, можете посмотреть наши записи опросов свидетелей и выбрать, с кем бы вы хотели поговорить, все данные у нас есть. Агент Джонсон вам поможет, – он похлопал по плечу молодого парня, который сидел ближе других к нему. – Кто у вас тут по медицинской части?
Мы с Антоном подняли руки.
– Отлично, вас отвезут к задержанным.
– А нет возможности доставить их в нашу лабораторию? – спросила я. – Там мы сможем сделать больше тестов.
– Хорошо, я организую это, – согласился Прейгер. – А вы, профессор, уж будьте так добры, сделайте запрос в свой архив, буду вам очень признателен. Что еще нужно от нас, чтобы вы смогли работать?
Коннор:
– Желательно нам не мешать, – сказал я, – все остальное мы сделаем сами.
Прейгер развел руками и пожелал удачи, мгновенно отвлекаясь на что-то другое.
В принципе, особо расследовать нам было нечего. Во-первых, нас сюда позвали как консультантов (так и захотелось назвать себя первым в мире консультантом по полтергейсту), а во-вторых, полученные нами данные ничем не отличались от тех, что мы получили восемь месяцев назад в больнице.
Элсингер, прочитав мой отчет и не найдя там ни слова о предыдущем расследовании, остался доволен. Теперь предстояло отдать отчет этому Прейгеру, и завтра нашу работу можно было сворачивать.
Я приехал в торговый центр уже вечером. ФБРовцы все еще пахали. Надо же, трудоголики побольше нашего. Прейгер разговаривал с тем молодым агентом, которого мы уже видели утром, но, заметив меня, тут же подошел.
Мэтт Прейгер:
– Порадуете меня чем-то, профессор? Нашли что-нибудь?
Коннор:
– К сожалению, нечем, мистер Прейгер. Нам не удалось найти ничего необычного, того, что было бы по нашей части. Показания среды ничего не дали, наш физик даже расстроился, – я улыбнулся. – Медицинское обследование, которое провели доктор Дэвисон и доктор Хендрикс, показало, что физически все нападавшие в порядке. В психологическом плане тоже. Они ничего не помнят, момент нападения как будто вычеркнут из памяти. Во время регрессивного гипноза они говорили, что находятся в какой-то темноте и не могут выбраться. Думаю, вам тщательнее стоит поработать с ними именно под гипнозом. Хотя не знаю, что это может дать. Одно могу сказать вам точно, эти люди ничего подобного сделать не хотели. Это была не их воля. Вот, в папке все наши отчеты и заключение.
Я протянул ему папку с эмблемой ОНИР.
Мэтт Прейгер:
Я открыл папку, просмотрел содержимое, хмыкнул, а потом спросил.
– Дойл, вы курите?
Коннор:
Я растерялся от такого резкого перехода.
– Нет.
Мэтт Прейгер:
– Тогда пойдемте выпьем кофе? Я тут с утра бегаю. Со вчерашнего. Умираю, хочу кофе, – я улыбнулся.
Кофейня была на другой стороне улицы. Я взял два черных кофе, протянул один стакан Дойлу, достал сигарету, покрутил в руках, убрал.
– Скажите, имя Дэвид Ворнер вам знакомо?
Коннор:
Я едва сдержался, чтобы не измениться в лице. Раз он спрашивает, значит, справки уже навел, врать опасно.
– Да, кажется в мае этого года, мы проводили одно расследование в больнице. И вроде бы так звали заведующего отделением, – сказал я, отпивая глоток довольно мерзкого кофе.
Мэтт Прейгер:
– Да, не говоря уже о том, что именно с ним незадолго до этого встречалась ваша доктор Дэвисон, – я удовлетворенно кивнул. – Так ведь?
Коннор:
Вот ведь пронырливый какой. И про Клер узнал.
– Ну, об этом мне неизвестно, – ответил я. – За личной жизнью своих сотрудников я под микроскопом не слежу. У нас с этим немного проще, чем у вас.
Мэтт Прейгер:
– Даже за жизнью своей нынешней пассии? – усмехнулся я. – Ой, ладно вам, Дойл. Мы ФБР, – я комично развел руками. – У населения нет от нас тайн. Вы весь день изучали феномен, а я весь день изучал вас. Я знаю, что в прошлом году, 26 октября вы летали в Нассау, вернулись 28 октября. Видимо, отдыхали на Багамских островах. И угадайте что? Доктор Дэвисон летала туда же, тем же рейсом, вы зарегистрировались одновременно и летели в соседних креслах. Значит, вы летали вместе. На Багамы абы с кем не ездят, это я точно знаю. И уж тем более не повторяют это в той же компании ровно год спустя. Ну а потом уже узнать, что Дэвисон регулярно появляется на камерах наблюдения в вашем подъезде, было делом техники. Других связей в этом доме у нее не обнаружено, так что, по всей видимости, ходит она к вам. Да не просто ходит, она фактически живет у вас. Кстати, – я доверительно наклонился к Дойлу, – вы хоть это поняли? Или вы так и считаете, что у вас мимолетный роман?
Коннор:
– Что я считаю, Прейгер, мое личное дело! – довольно резко оборвал я его.
На самом деле, было жутко неприятно, что кто-то копался в моей жизни. Более того, в моей личной жизни. Хорошо хоть свечку не держал. Я зло посмотрел на него. Черты лица как у черепа, мышц совсем нет, что ли? Или все ушли в жевательные, вон как жвачку свою жует. Но улыбка добродушная. И вообще он не производит впечатления серьезного агента ФБР, скорее так, парень со своего двора. Даже плечами забавно дергает, как будто в костюме ему неудобно.
И внезапно я расслабился. Ну да, навел он справки про меня, что ж теперь? Он прав, это же ФБР. А мы с Клер не особо и шифруемся. Даже на работу иногда вместе приезжаем. Редко, но бывает. Так что вычислить нас особого труда не составляет.
– Ну, хорошо, уели, – я даже попытался улыбнуться, – от вас ни черта не скроешь. Да, мне знакомо имя Дэвида Ворнера, кроме того, что мы проводили расследование в его больнице, он еще и встречался до этого с доктором Дэвисон, которая фактически живет у меня. И да, я это понял, – правда, буквально только что, но не говорить же ему об этом, – и не считаю, что у нас мимолетный роман. Вы позвали меня сюда, чтобы об этом поговорить?
Мэтт Прейгер:
Я рассмеялся.
– Да нет же, – я потер глаз. – Мне вообще все равно, с кем вы там живете. Поверьте, выяснять все это не доставило мне никакого удовольствия. Я наводил о вас справки не для того, чтобы подловить на чем-то. Я просто хотел знать, что вы за человек. Узнал много интересного. Вы были женаты, были в ВМС. Довольно успешно делали карьеру, стали коммандером довольно рано, получили корабль. Ушли после инцидента, в котором этот корабль потеряли вместе со всей командой. Причем, ушли сами, вас не выгоняли.
Я сделал глоток кофе.
– Я пришел к выводу, что вы славный человек, Дойл. Мне такие нравятся. Вы не мерзавец. Просто вы работаете на мерзавцев. Они наверняка вас ценят. Потому что вы солдат, вам можно приказать и вы послушаетесь. Вы так привыкли. Но они не учитывают того, что вы не просто солдат, вы офицер. Для вас существуют понятия долга и чести, о которых они даже не подозревают. Я понимаю, почему вы вешали мне лапшу на уши утром, понимаю, почему дали мне этот отчет, в котором нет того, что мне нужно. Я не прошу вас идти против своих боссов. Я не прошу вас быть свидетелем в суде. Я сам найду все нужные мне улики, только скажите мне, что искать. Я понимаю, вы рискуете карьерой, но вы ведь давали присягу этой стране, вы обещали ее защищать. Так помогите мне защитить ее от внутренней угрозы.
Коннор:
Все время, пока он говорил, я пил кофе и невозмутимо смотрел куда-то в районе его переносицы. Я пил этот чертов даже кофе тогда, когда он уже закончился. Просто в какой-то момент понял, что подношу стакан ко рту, а там уже ничего нет. Оторвался от лица Прейгера, посмотрел в стакан. Точно, пусто. Отставил его в сторону.
Кто его знает, что он за малый, этот Прейгер. И можно ли ему доверять.
– Вы ведь не думаете, что, даже если бы мне было что-то известно, Прейргер, я бы вам тут все выложил как на духу, – осторожно начал я. – Только потому, что вы мне тут комплиментов наделали, как барышне на первом свидании. У вас своя секретность, у нас своя.
Мэтт Прейгер:
Я снова рассмеялся.
– Да, вы знаете, именно это мне говорили все ваши кейс-менеджеры до вас, – я вздохнул. – Я уже не первый год пытаюсь подобраться к вашему Управлению. Сначала были мелочи, потом они стали объединяться в картину покрупнее. Пока сплошная абстракция, но теперь погибли люди. Дойл, в той больнице были только пара десятков пострадавших. Теперь пострадавших уже больше сотни и два десятка погибших. Что дальше? В следующий раз погибших будут уже сотни? Вы простите себе это? Ваша совесть потянет еще сорок четыре жизни?
Коннор:
Я сжал зубы так, что что-то хрустнуло.
– Мне известно не так много, – наконец тихо произнес я. – Мне не дали закончить то дело, в больнице. Мы выяснили, что людей, как бы это сказать, гипнотизировали. Как будто им в голову вкладывали какой-то код. А потом, в определенный момент включали что-то вроде ультразвука, который, видимо, этот код активировал. И пока прибор работал, подопытные были в ярости. Как только его выключали, они снова становились собой. Мы нашли прибор, нашли человека, который его включал. Но он умер. Там же, не успев ничего сказать.
Мне казалось, что я лезу в пасть ко льву. Но что было делать? Прейгер прав, еще сорока четырех человек моя совесть точно не вынесет. Особенно если среди них будет кто-то из близких.
Мэтт Прейгер:
– Как вы думаете, это мог быть эксперимент вашего же Управления? Вас не могли послать туда, просто чтобы прикрыть это? В смысле, чтобы сделать вид, что ОНИР не имеет отношения к тому, что там происходит?
Коннор:
– Я всего лишь руководитель одной из выездных групп, доступ к секретности у меня, как выяснилось, весьма низок. Я не имею ни малейшего представления о том, чем занимаются в наших лабораториях. Но лично мое мнение, запросто. Тем более что наше расследование в той больнице было инициировано не Управлением. Нас позвал Ворнер. И если бы ОНИР отказали ему – вот это было бы подозрительно.
Мэтт Прейгер:
Я побарабанил пальцем по стаканчику. Тяжело вздохнул.
– Ладно, спасибо и на этом. Это все равно больше, чем мне удавалось узнать до сих пор. Хотя, честно говоря, это все равно слишком мало. Мне нужно получить ордер, чтобы получить доступ к информации, к которой у вас нет доступа. Но чтобы получить его, мне нужно какое-то обоснование. Хоть что-то...
Я покачал головой.
– В любом случае, спасибо, что поговорили со мной, Дойл... И простите меня, я был резок, я не имел на это права. Просто я бьюсь об эту стену уже три года. Задолбался уже.
Коннор:
– Надеюсь, вы с этим разберетесь. Даже если я останусь без работы.
Я улыбнулся, поймав себя на мысли, что Прейгер мне нравится. На вид весь такой несуразный, а как пообщались, так весьма цепкий и умный человек.
Наверное, стоило попрощаться и уйти, но я не вставал с места. Он тоже сидел. И тогда я решился. В конце концов, я не сдаю совсем уже секретную информацию. По идее, я вообще об этом не знаю, и я не мог ему этого сказать.
– Перед смертью тот человек, который включал прибор в больнице, сказал мне, что проект называется "Берсерк", – сказал я.
Ну-ну, Дойл, расскажешь о том, что это был не ты, если вдруг до тебя доберутся.
Мэтт Прейгер:
Я оживился.
– Берсерк... Спасибо, это уже кое-что.
Я залпом допил остывший кофе.
– Ладно, я не буду вас больше задерживать, профессор. Еще раз спасибо. Для меня это много значит. У меня к вашему Управлению... личный счет.
Я протянул ему руку.
– Прощайте.
Коннор:
Я тоже поднялся, пожал ему руку.
– Прейгер, можно вопрос? Раз уж я вам тут все-таки выложил все как на духу, хоть и не собирался. Просто интересно, что за личный счет?
Мэтт Прейгер:
– А, это... – я махнул рукой, снова дернул плечами, улыбнулся, но на этот раз очень уж грустно. – А у меня три года назад, знаете, тоже был служебный роман. С напарницей. Но мне всегда категорически не везло с женщинами. Три раза был женат, представляете? И все от меня ушли. А Дина... ну, напарница моя, она вот тоже... Только ее убили. Я тогда первый раз с вашим Управлением пересекся. Дина она, – я снова нервно усмехнулся, – молодая была. Принципиальная. И без тормозов. Без инстинкта самосохранения. Полезла без прикрытия, без меня, то есть. Я успел только за руку ее перед смертью подержать. И что самое странное: все прикрыли и спустили на тормозах, расследование наше закрыли. За недостатком улик. Но я их найду. Однажды я их найду.
Коннор:
– Молодая, принципиальная, без тормозов и инстинкта самосохранения, – я грустно усмехнулся, – знакомо. Что ж, надеюсь, вы их действительно найдете. Завтра мне нужно будет уладить кое-какие формальности с вами, я же найду вас здесь?
Прейгер кивнул и мы разошлись. Я позвонил Клер. Она была еще на работе, и я пообещал заехать за ней через полчаса. Что ж, раз уж она фактически живет у меня, могу же я ее забрать с работы? К тому же, по голосу мне показалось, что она была этому рада.
Ровно через тридцать три минуты я припарковался через дорогу от Главного офиса и позвонил ей.
Клер:
– Да, уже выхожу, – ответила я Дойлу, спускаясь по лестнице на первый этаж.
Я прошла турникеты, кивнула на прощание охраннику и вышла на улицу. Как холодно! Я плотнее запахнула пальто, ища глазами машину Коннора. Он моргнул мне фарами, я махнула рукой в ответ. Я уже подошла к переходу, когда меня окликнули сзади.
– Клер!
Я обернулась: передо мной стоял Дэвид. Прежде, чем я что-либо успела сказать, он крепко меня обнял.
– Как же давно не виделись! Я скучал по тебе.
Мы действительно не виделись с того дня, когда мы закончили расследование у него в больнице. Пару раз созванивались, он узнавал, как у меня дела, но ни я, ни он встречаться не стремились. Я из-за Коннора, а Дэвид... Даже не знаю, может, из-за того же.
– Дэвид, – удивленно выдохнула я, когда он меня отпустил. – Ты какими судьбами здесь?
Коннор:
Клер помахала мне рукой и уже собралась переходить дорогу, как вдруг резко обернулась и бросилась к кому-то в объятия. Я так и замер. Улица была хорошо освещена, поэтому, приглядевшись, я узнал Дэвида Ворнера собственной персоной. Ну надо же, легок на помине.
И что делать мне? Сидеть тут и ждать, пока они подойдут? Или она придет сама? Или выйти из машины и ждать на улице? Или подойти к ним? Похоже, прощаться не собираются. Я вышел из машины, но подходить не стал. Почему-то после разговора с Прейгером стоять практически на пороге Управления в компании Дэвисон и Ворнера показалось крайне неправильно. И лучше бы им меня заметить и подойти, чтобы я мог увезти обоих отсюда.
Кажется, моя паранойя проснулась.
Клер:
– А я поговорить с тобой хотел, – без предисловий начал Дэвид. – И с Дойлом твоим, если он сейчас в Чикаго. Ты ведь слышала про ТЦ? Видела записи?
– Я все видела и все слышала, – сказала я. – Нас туда посылали. Для консультации ФБР.
– Это то же самое, да? То, что было у меня в больнице? Вы им рассказали? Я все думал, пойти к ним или не надо.
Я обернулась: Коннор вышел из машины и стоял рядом с ней, в тени. К нам не шел. Чего это он? Все еще ревнует меня? Надо, наверное, как-то к нему смещаться, чтобы он не нервничал.
– Пойдем, – сказала я Дэвиду. – Коннор ждет меня через дорогу.
Коннор:
Наконец-то додумались, что я не просто так тут стою.
Внезапно мне стало смешно. Неужели все еще ревную Клер к Дэвиду? Быть не может, нам с ним изначально нечего было делить, а вот поди ж ты, восемь месяцев прошло, а я все еще бешусь.
Они перешли дорогу, подошли ко мне. Клер, кажется, уже посинела от холода. И когда она научится одеваться теплее?
– Ну, вы б еще дольше там простояли, чтоб совсем в ледышку превратиться, – я поцеловал Клер, протянул руку Дэвиду. – Добрый вечер, Дэвид.
Не помню, переходили ли мы с ним с официального языка не более простой, но пили же вместе, чего уж там, можно и по имени.
Клер:
– Привет, – Дэвид пожал протянутую руку.
Я только удивленно приподняла бровь. Какие нежности, обалдеть. А я все боялась даже имя Дэвида поминать всуе.
– Дэвид хочет знать насчет происшествия в ТЦ, – сказала я Коннору.
Коннор:
– Кто бы сомневался, – тихо пробормотал я. И добавил уже громче: – Прямо на парковке Управления? Может, еще в кабинет к Элсингеру зайдем? И ФБР позовем для компании, у них же наверняка сведений побольше нашего.
Я не понимал, почему злюсь. В конце концов, меня же никто не просит рассказывать подробности расследования, так?
Клер:
– Я как раз и хотел понять, надо ли мне идти в ФБР, – спокойно сказал Дэвид. – Мое руководство ясно дало мне понять, что, если я втравлю больницу в эту историю, у меня будут проблемы. Но, наверное, ФБР должно знать, это ведь может им помочь. Так? Если это то же самое, конечно.
– Если ты не хочешь говорить здесь, можем поехать куда-нибудь, – предложила я Коннору. Что-то он какой-то дерганный.
Коннор:
– Давайте хоть на соседнюю улицу отъедем, – сказал я, стоять тут мне хотелось все меньше. – Холодно здесь. Дэвид, вы на машине или с нами?
– Я на машине. Вы езжайте, я за вами. Куда поедем?
– Буквально через два квартала отсюда есть парковка.
Клер:
– Все в порядке? – спросила я, когда мы сели в машину. – Ты какой-то нервный. Это же... это не из-за Дэвида?
Коннор:
– Конечно нет, – я улыбнулся ей, быстро посмотрел на нее и вернулся к дороге. – Просто мне показалось неправильным стоять втроем прямо перед носом у Элсингера после того, как он велел нам молчать о расследовании в больнице. И еще, Клер, – я замолчал, подбирая слова, – это тогда Дэвид имел непосредственное отношение к расследованию, и мы держали его в курсе. Сейчас он совершенно посторонний человек, и я скажу ему лишь то, что посчитаю нужным, договорились?
Клер:
– Это для тебя он совершенно посторонний человек, – поправила я. – Но ты, конечно, волен сказать ему только то, что посчитаешь нужным.
А если я посчитаю нужным сказать ему что-то еще, то я все равно это сделаю, только ты об этом не узнаешь, добавила я про себя.
Коннор:
– Это не для меня он совершенно посторонний человек, а для нашего расследования, – поправил я ее. Ссориться не хотелось, поэтому я добавил: – Но так и быть, удовлетворим его любопытство, раз он такой честный, в ФБР собрался идти.
Я свернул на парковку. Дэвида еще не было.
– Он всегда ездит как черепаха?
Клер:
– Он никогда не превышает разрешенную скорость, никогда не нарушает правила, никогда не проезжает светофор на желтый свет, – я улыбнулась. – Он педант, почти как ты. Только немного другой...
Коннор:
Вот уж чего мне точно не хотелось, так это обсуждать тут достоинства Дэвида. И да, пусть я все еще ревную.
Дэвид приехал минут через пять. Нет, я тоже не проезжаю светофоры на откровенно желтый, и скорость почти не превышаю, но так откровенно тащиться... Он пересел к нам в машину, чтобы не мерзнуть всем на улице. Я посмотрел на него, потом на Клер. Нет, все-таки, больше вроде бы не ревную. Тогда что было там, на парковке Управления? И потом, в машине?
– Что вы хотели узнать? – спросил я.
– Собственно, только то, что я спросил там: то, что случилось в этом торговом центре, имеет отношение к тому, что происходило в моем отделении в мае? Мне имеет смысл рисковать своей карьерой и идти в ФБР?
– Не имеет. ФБР уже в курсе, там ведь тоже не идиоты работают. И они не вчера родились, умеют такие дела распутывать получше нас с вами. У населения от них секретов нет, – я усмехнулся.
Конечно, пойдешь ты в ФБР, расскажешь все, даже то, что не надо было, впутаешь туда Клер. Нет уж, сиди и молчи, разберемся как-нибудь сами, пожалуй. Так будет для всех безопаснее.
Клер:
– Вы так считаете?
Мне кажется, Дэвид облегченно выдохнул. Он был хорошим человеком, но едва ли ему нравилась идея впутываться во все это и рисковать карьерой. Ему было бы трудно начинать сначала.
– Что ж, это к лучшему, – честно сказал он. – Не хотелось мне в это влезать, но и совесть мучила.
Коннор:
Еще несколько минут Клер и Дэвид о чем-то разговаривали, я же погрузился в свои мысли, думая о том, что произошло. Значит, ФБР давно интересуется нашим Управлением. И все эти странности не моя больная фантазия, у нас действительно что-то происходит. Что-то, к чему мой уровень доступа действительно не дотягивает.
Интересно, а ФБР копает только под Берсерк или под что-то еще? Может, подкинуть им пару идей? Нет, пожалуй, не стоит. Не надо лезть, куда не просят. Пока, во всяком случае. Тем более у меня никаких фактов, одни только домыслы. Вот когда соберу что-нибудь, тогда можно и сказать. Тому же Прейгеру, к примеру. Раз у него личные счеты с Управлением.
Клер:
Уточнив еще несколько вопросов, Дэвид с видимым облегчением попрощался и вышел.
– Знаешь, можно было все-таки и попроще лицо сделать, – попеняла я Коннору, когда мы выезжали с парковки. – Не нужно было так уж откровенно ревновать.
Что-то было не так, я не могла понять, что. Дойл был логичным человеком, он не мог обижаться на меня за то, чего я еще не сделала, если даже ему что-то показалось. Он в эти игры не играл. Тогда что? В чем дело? Почему он прямо не скажет? Кстати...
– Помнишь, ты некоторое время назад настаивал на том, чтобы мы всегда друг другу все прямо говорили? Чтобы не было больше таких ситуаций, как после Кэт-Айленда.
Коннор:
Ох ты ж, кажется, она что-то заподозрила. Ну да, так себя вести, конечно, она заподозрит. Но я почему-то никак не мог вспомнить, как я обычно веду себя. Так, чтоб не вызывать у нее подозрений.
Ощущение того, что сегодня я где-то в чем-то перешел черту, не отпускало.
– Помню, – сказал я, выезжая на дорогу. – Более того, именно так и стараюсь делать.
Клер:
– Тогда, может быть, ты мне прямо сейчас скажешь, что не так? – спросила я. – Я что-то сделала или сказала? Я не понимаю, честно.
Интересно, с чего я вообще решила, что дело во мне? У него тут странные приказы от руководства, день рождения ненавистный недавно был, Дэвид еще из небытия вылез – причин достаточно. Почему я думаю, что я что-то сделала не так?
Потому что с недавних пор панически боюсь что-то сделать не так. И все испортить. Я иногда бываю дурной и взбалмошной, могу закатить сцену ни с того, ни с сего. Могу, наверное, и обидеть, между делом.
Коннор:
Ну вот, еще не хватало, чтобы она подумала, что дело в ней.
– Ты тут ни при чем, Клер, поверь. Я бы тебе сказал. Просто мне не нравится то, что происходит. Что Элсингер приказал ничего не говорить ФБР, – признался я. Наверное, если не врать ей, а сказать правду, просто не всю, она успокоится и не станет лезть дальше. – Но я с этим разберусь и тогда расскажу тебе все, договорились?
Клер:
– Хорошо, – я улыбнулась.
У меня отлегло от сердца. Проблемы, связанные с работой, – это я переживу. Это не страшно.
Мы благополучно добрались домой и почти сразу завалились спать, посмотрев перед сном половину какого-то глупого фильма. По крайней мере, я видела только половину: дальше я уснула, свернувшись у него под боком.
10 декабря 2013 года
Коннор:
Утром от вчерашнего поганого настроения не осталось и следа. Мы немного проспали работу, из-за чего пришлось душ принимать в рекордные сроки и не медитировать над чашкой с кофе. Кажется, Клер наконец-то оценила мою привычку все вещи держать в идеальном состоянии, а не гладить их с утра, как она любит.
Пришлось даже на работу приехать вместе, хотя после вчерашнего это почему-то казалось мне плохой идеей, но выбора не было. Попрощавшись в лифте (ну, то есть, незаметно коснувшись руками перед выходом), мы занялись своими делами.
Мне нужно было подготовить все отчеты по вчерашнему расследованию. ФБРовцам-то я еще вчера отчитался, теперь надо было привести в порядок свои документы, а это гораздо сложнее.
Но, открыв ноутбук, вместо того, чтобы загрузить нужные файлы, я зачем-то полез в интернет. Вспомнились слова Клер о том, что меня не убьет, если я раз в год буду дарить ей цветы. Наверное, меня не убьет, если я буду делать это и чаще, ведь так? В самом деле, пора уже перестать изображать, что мне нет до нее дела. У нас не мимолетный роман, пора уже признаться себе в этом. Дарить ей первый попавшийся веник из магазина около дома мне не хотелось. Да, я педант и зануда, что поделать. Выбрав подходящий на мой взгляд букет, я оплатил его. Теперь осталось только вечером забрать.
Загружая, наконец, рабочие файлы, я удивлялся сам себе. Сначала каток, теперь цветы.
Рабочий день прошел слишком быстро, я не успел всего сделать, а на завтра оставлять не хотелось, поэтому Клер пришлось ехать домой одной. Но тем лучше, мне же еще цветы ее забирать.
Досидев в кабинете почти до восьми часов, я поставил точку в последнем документе и вышел. Позвонил Клер, сказал, что скоро буду. Едва я сел в машину и завел двигатель, как мне показалось, что в машине я не один.
Мэтт Прейгер:
– Только головой не крути, просто трогайся и езжай, – сказал я. – Куда-нибудь, неважно куда. Куда-нибудь, где можно будет спокойно поговорить.
Коннор:
Я едва сдержал порыв все-таки обернуться. Снял машину с паркинга и медленно выехал с парковки. Что еще за шпионские игры? Выехав на дорогу и перестроившись в крайний левый ряд, я все-таки спросил:
– Что происходит, Прейгер? Что вы делаете у меня в машине?
Мэтт Прейгер:
Я, до сих пор лежавший на заднем сидении, сел и даже пристегнулся.
– Извините, Дойл, всегда мечтал сделать что-то в этом роде. А тут такой случай, – я усмехнулся. – Мне надо поговорить с вами, а лишний раз привлекать внимание к нашим встречам мне не хотелось.
Я с минуту задумчиво жевал жвачку, а потом тихо сказал:
– Мне не дадут ордер. Расследование закрывают. Как ни странно, опять за недостатком улик. Кто-то очень крутой стоит за вашим Управлением, профессор. Очень-очень крутой. Даже Бюро с ними осторожничает. Мне сказали, что пока у меня не будет чего-то посерьезнее анонимного информатора, мне не дадут ничего делать.
Коннор:
Значит, это действительно была просто игра? Вот это – не оборачивайтесь, езжайте куда-нибудь? Прейгер в своем уме? Что за детство? Я резко вывернул руль вправо, подрезал, кажется, две или три машины, и остановился на обочине. Обернулся, проглотил все грубые слова, которые хотелось ему высказать.
– Я вам сказал все, что знал. Мне нечего к этому добавить.
Мэтт Прейгер:
– Да, но у вас чуть больше возможностей узнать хоть что-то, – я отстегнулся и наклонился вперед. – Слушайте, я понимаю, что вы можете меня сейчас просто послать. И я даже не обижусь, честно. Это ваша жизнь, и я не имею права чего-то от вас требовать. Но за три года, что я этим занимаюсь, вы были самым большим моим прорывом. Я уже, честно говоря, собирался сам к вам внедряться, но пока я смогу усыпить бдительность ваших боссов, пройдет еще несколько лет. И кто знает, сколько еще людей погибнет за это время. Дойл, мне нужна ваша помощь.
Коннор:
Нет, Дойл, ты не можешь ввязывать во все эти игры. Только не сейчас, когда у тебя появилась какая-то жизнь. Когда у тебя появилось что-то кроме бесконечной работы, командировок и инструкций. Если бы он пришел к тебе года два назад, да даже год назад, можно было бы подумать, но не сейчас. Тебе мало того, что уже произошло, ты хочешь еще больше?
Но в этот же момент я вспомнил Клер, умирающую у меня на руках. И Линдсей, и Питера. Это было всего лишь в моей голове, но было. И это сделали они. И я не знаю, каким чудом мне удалось выбраться оттуда.
А все эти люди, которые погибли в торговом центре. Ведь их тоже кто-то ждал дома. И не дождался. А что, если в следующий раз это будет кто-то из тех, кто дорог мне? Смогу ли я жить, зная, что ничего не сделал, чтобы этого избежать. И если есть такая возможность, правильно ли снова спрятать голову в песок?
– От меня-то вы что хотите? – устало спросил я.
Мэтт Прейгер:
– Хотел бы я сказать, что просто информацию, но мне нужно больше, – вздохнул я. – У вас есть доступ в вашу штаб-квартиру, у вас есть доступ в вашу информационную систему. Да, у вас нет прямого доступа к грязным делишкам, это я уже понял. Они бы вас к ним не подпустили добровольно, но наверняка есть у кого-то из ваших коллег. Мне нужно, чтобы вы достали хоть что-то. Видео, аудио, документы какие-то, фотографии. По проекту "Берсерк" или по любому другому. Ваше Управление проводит много экспериментов, которые выходят за рамки дозволенного. Там и генетические опыты, и клонирование, и лекарства экспериментальные... Мне нужно что-то, с чем я смогу пойти к своим боссам, и они не испугаются выстрелить холостым патроном. Вы работаете на мерзавцев, а я работаю, увы, на трусов, которым свои задницы обязательно надо прикрыть. Вы сможете мне помочь?
Коннор:
Это ведь то, чем я все равно собирался заняться, ведь так? Я же хотел узнать какую-нибудь информацию о том, что вообще происходит в Управлении. О Берсерке, о Мэтью Адамсе, об Александре Шелдон, об этих петлях. Я все равно хотел это сделать. Но я не знал, что мне потом делать с этой информацией. А Прейгер знает, что с ней делать, но не может ее получить.
– Я не знаю, – честно признался я. – Но я постараюсь.
Мэтт Прейгер:
– Ух ты... – удивился я. – Я думал, мне тут вас придется уламывать полвечера, на коленях перед вами ползать, а вы вот так сразу согласились... Вы ведь понимаете, что это опасно? Они убили агента ФБР, не побоялись. Своего агента, если вы проколитесь, они убьют вообще без колебаний. Я не хочу вам врать, Дойл, я не смогу защитить вас от всего. Я сделаю все, что в моих силах. Если вы поймете, что дело пахнет керосином, я найду способ вас вывести из игры, но если вы попадетесь, но сами этого не заметите, я вас не смогу прикрыть. Вы это понимаете?
Коннор:
– Вы знаете, Прейгер, если бы вы пришли ко мне с таким предложением год назад, я бы вас так послал, что вы забыли бы, зачем вообще приходили. Но в последнее время произошло слишком много всего, на что я не могу закрыть глаза. Я мог бы просто уйти, чтобы не участвовать во всем этом, но ведь те люди в торговом центре не имели никакого отношения ни к нам, ни к вам. Они не были агентами ФБР, не были сотрудниками Управления. И они погибли. И я не смогу жить, зная, что моим близким постоянно угрожает опасность. Конечно, я не тешу себя надеждой, что смогу истребить мировое зло, – я скептически усмехнулся, – да и в любом случае, каждому из нас кирпич на голову упасть может, но, если есть возможность что-то сделать, будет глупо делать вид, что меня это все не касается. Просто чтобы вы знали, – я посмотрел ему в глаза, – я не собираюсь спасать человечество в целом. Я всего лишь хочу защитить тех, кто мне дорог.
Мэтт Прейгер:
– Тогда я бы на вашем месте подумал, как вы их собираетесь защищать в ближайшее время, – мрачно и очень серьезно сказал я. – Потому что я ни с одной бывшей женой, ни даже с родной дочерью уже три года почти не поддерживаю отношений. Чтоб никому не пришло в голову, попытаться меня достать через них. Я не хочу вас отговаривать, Дойл, вы моя единственная надежда. Просто будьте осторожны, за себя и за других.
Я открыл дверцу и помахал Коннору на прощание.
– Я найду вас через недельку, пусть все уляжется, и они решат, что все обошлось и в этот раз. И если вы к тому времени не передумаете, я скажу, что будем делать. Если передумаете, я вас осуждать тоже не стану.
С этими словами я вышел и захлопнул за собой дверь.
Коннор:
Я остался сидеть в машине, даже не пытаясь сдвинуться с места. Как я собираюсь их защитить? Почему я не подумал об этом раньше? Мне так важно вывести Управление на чистую воду? В одиночку? Кем я себя, собственно, возомнил? У меня ни опыта, ни связей. Один вот только Прейгер, которого я знаю ровно два дня. Может, проще действительно уволиться? Клер тоже уйдет. Уедем с ней в другой штат и все.
А остальные? Питер, Линдсей, Антон, Рей. Всех за собой не увезешь. Не посадишь рядом, не будешь изображать из себя курицу-наседку.
Но Прейгер прав, если я решусь на сотрудничество с ним, ни о каких дружеских посиделках после расследований не может быть и речи. Нет у меня больше друзей. И родных тоже. И никакого Рождества в Кингсвилле. Чтобы никому не пришло в голову как-то воздействовать на меня через семью, потому что я сдамся в ту же секунду.
Я положил руки на руль и уперся в них лбом. Пора уже подойти к самому главному. К Клер. Я не смогу ее защитить. Не смогу запереть дома. Впрочем, людям, убившим агента ФБР, достать дома какого-то патологоанатома проще простого. Я защищал ее как мог. Но больше не смогу.
Господи, что же выбрать? Прейгера или Клер? Если Прейгера, Клер будет в постоянной опасности. Если Клер, в опасности будут все остальные. И где гарантия, что в следующий раз эксперимент не поставят на Линдсей? Справится ли она? Или в один прекрасный день мы получим на почту приглашение на похороны?
Мы. Я грустно усмехнулся. А с чего я взял, что Клер уйдет со мной? Может, она не захочет никуда уходить с таким трусом. Она, которая не раздумывая согласилась контактировать с феноменом, зная, что он опасен. Если бы только можно было спросить ее мнение. Но я не могу. Что бы я ни решил, она не должна знать.
Я завел машину и направился в сторону дома. У меня есть время подумать. Есть время решить, что делать. Хотя, кому я вру? Я уже решил. Я должен во всем разобраться. Как бы тяжело ни было. От друзей придется отдалиться, а с Клер... расстаться. Но так, чтобы она ничего не заподозрила. Чтобы у нее в голове не появилось мысли выяснить, что случилось. Обидеть ее. Обидеть ее так, чтобы она ушла сама. И не захотела возвращаться.
Мне до жути захотелось напиться. Тогда, быть может, было бы легче.
Я поднялся домой, все еще не зная, что ей сказать, открыл дверь и вошел в квартиру.
Клер:
Я привычно сидела на подоконнике, курила в открытое окно, завернувшись в теплый палантин и обхватив пальцами чашку горячего кофе с сахаром. Славный вечер чересчур насыщенного дня. От меня всем сегодня что-то было нужно. Хорошо, что в командировку какую-нибудь не отправили. Мне нравилась работа "в поле", но, чем больше ее было, тем больше я ценила дни в лаборатории.
Коннор вернулся, когда я едва докурила сигарету до середины. Мне было так хорошо и лениво, что я не смогла заставить себя встать. Все равно же он сам придет на кухню.
Коннор:
Теплые ботинки привычно валялись посреди коридора, шарф свисал с полки. Я разделся, прошел на кухню. Там было холодно от открытого окна, и все равно накурено. Клер сидела на подоконнике, с сигаретой в руках, закутавшись в палантин. Кажется, я только сейчас понял, что мне действительно это все нравится: и ее пепельница на подоконнике, и постоянно разбросанные вещи, и чашки с остатками кофе на всех столах, и мокрое полотенце в ванной на полу.
Захотелось дать себе время хотя бы до завтра. Ничего ведь не случится, если я сделаю это завтра? Сегодня мы еще будем вместе, а завтра она уйдет. Мне так хотелось еще раз ощутить ее в своих объятиях, что это желание причиняло почти физическую боль.
Я вспомнил про цветы. Так и не забрал их. Нет, нужно все решить сегодня. И не резать себя по кусочкам. Господи, а она? Что я все думаю, как будет больно мне, а она? Я хоть знаю, для чего все это делаю, знаю, что все, что скажу, это неправда, но ведь для нее это будет реальность. Имею ли я право причинить ей такую боль?
Хватит, Дойл, не тяни резину. Не придумывай себе глупых отговорок. Ты спасаешь ей жизнь. Это главное.
– Закрой окно, холодно.
Я постарался сказать это как можно резче. Пора начинать.
Клер:
Я удивленно посмотрела на него. Он никогда не жаловался на то, что я открываю окно в любую погоду, ему никогда не было холодно. Тем не менее, я послушалась, торопливо, в две затяжки, докурила сигарету, затушила окурок в пепельнице, легко соскочила с подоконника, закрыла окно, проворчав:
– Кажется, кто-то сегодня переутомился на работе.
Коннор:
– С чего бы, с нескольких отчетов? – Я подошел к ней, чтобы привычно поцеловать. – Клер, бросай, а? От тебя несет как от целой табачной фабрики. Ты что, весь вечер курила?
Я поморщился и демонстративно отошел. Хотелось себя убить.
Клер:
– Нет, я просто курила только что, – раздраженно ответила я, показав на пепельницу, в которой лежал только один окурок. – Странно, что ты не заметил.
Я со стуком поставила чашку с остатками кофе на кухонный стол и пошла в ванную: помыть руки и почистить зубы.
Да что с ним сегодня?
Коннор:
Она ушла в ванную, а я взял пепельницу и вышвырнул в мусорку. Туда же отправилась чашка. Большая часть меня рвалась вслед за Клер, хотела сказать, что я просто неудачно пошутил. Но я остался на кухне. Сварил себе кофе, сел за стол. Пока еще не расплескал остатки решимости.
Раз уж начал, деваться некуда.
Клер:
Я вернулась на кухню минут через пять, машинально потянулась к чашке, которую оставила на столе, но ее там уже не было. Черт, ну сколько раз можно повторять, что если кофе еще не остыл, значит, я его еще пью, не надо хватать и мыть чашку.
– Зачем ты вылил мой кофе? Я же еще не допила.
Коннор:
– А тот, который стоит на тумбочке возле кровати, ты тоже не допила? И те две чашки в гостиной тоже? Или ты их коллекционируешь?
Клер:
Я даже не нашлась, что сказать. С чего вдруг он начал предъявлять мне претензии за мои чашки? Да, я иногда забываю их там, где пила, иногда забыв допить, но я же не специально. Я потом бы их даже убирала, если бы он не убирал их первым.
– Ты остывший кофе от еще теплого не отличаешь?
Мне не нравилось, что мы начинаем ссориться из-за какой-то ерунды, но когда он говорил таким тоном, я просто не могла не реагировать.
И тут мой взгляд упал на подоконник.
– Где моя пепельница? – я нахмурилась. – Коннор, в чем дело? Ты что-то хочешь мне сказать всем этим?
Коннор:
– Твоя пепельница в мусорке. Если ты не умеешь за собой убирать, что ж, придется это делать мне. – Я пожал плечами и меланхолично отхлебнул из чашки. – Что я хочу этим сказать? Что я задолбался. Задолбался за тобой убирать, как за ребенком. Ты не маленькая, Клер, а я тебе не прислуга. И в моем доме я вправе требовать того порядка, к которому привык. Я сегодня зацепился за твои ботинки. Неужели так сложно ставить их на место?
Клер:
Наверное, если бы он меня ударил, я бы меньше удивилась. Впрочем, было бы при этом так же больно и обидно. И я бы точно так же не знала, чем ответить.
– Ты в праве требовать в своем доме что угодно, – согласилась я, закипая. И пытаясь проглотить ком в горле. – Только ты этого никогда не требовал. Ты мне эту пепельницу сам поставил, если помнишь.
Коннор:
Я понимал, что все эти глупые придирки совершенно не то, что нужно. Она обидится, может быть, даже хлопнет дверью, но через пару дней все-таки решит выяснить, что это было. Нужно сделать так, чтобы она не вернулась больше. И если уйдет из моей команды, это будет еще лучше.
– Думал, что смогу терпеть, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Но, как видишь, ошибался. Вообще во многом ошибался.
Клер:
Я не понимала, что происходит. Очень хотелось отмотать пленку назад, начать этот вечер... или день (не знаю точно, когда все пошло не так, когда он вдруг "задолбался") заново и чтобы все в итоге прошло иначе. Или хотя бы прямо сейчас улыбнуться, махнуть рукой и пообещать, что я больше так не буду. Но что-то мне подсказывало, что этот номер не пройдет.
– Ошибался? – переспросила я, как будто услышала только это слово. – И в чем же ты ошибался, позволь узнать?
Нет, я не хочу это знать. Я и так знаю, в чем он ошибался. Знаю это давно, всегда знала, с самого начала. С того дня, как впервые проснулась в его квартире. Знала это каждый день, но заставляла себя не думать об этом, ведь он этого не видел.
А теперь увидел.
Коннор:
Ну вот, Дойл, соберись и скажи ей это. Сделай ей так больно, как не делал никогда и никому. И ты можешь сколько угодно ненавидеть себя при этом, главное, чтобы так же сильно ненавидела тебя она.
– Во всем, Клер. Я думал, что мне нравится твоя детская непосредственность, что мне нравится твоя бесшабашность и открытость. Но это бесит до зубного скрежета.
Господи, как же я люблю в тебе это! Ты такая милая и беззащитная, что хочется защитить тебя от всего мира.
– Ты расшвыриваешь свои вещи, не умеешь поддерживать элементарный порядок. Тебя что, в детстве этому не учили?
Мне нравится ставить на место твои ботинки и каждый раз заново расставлять твои флаконы в ванной, зная, что ты утром будешь специально менять их местами.
– Я видел, как ты вчера флиртовала с Дэвидом. И я не верю, что все это время, с мая, вы с ним не встречались. Не кидаются так на шею тому, с кем уже ничего не связывает.
Я все еще ревную тебя к нему, потому что до сих пор не верю, что ты выбрала меня, а не его, хоть и знаю, что это так.
Я на секунду замолчал, глядя в ее обиженные глаза. Набрал в грудь побольше воздуха и сказал:
– А самое главное, в чем я ошибался, это когда решил, что люблю тебя. Это было увлечение, которое продлилось немного больше, чем обычно. И не более. Я понял это еще полтора месяца назад, на Кэт-Айленде. А вчера вечером убедился. Я даже не ревную тебя больше к твоему Дэвиду. Потому что незачем.
Клер, я никогда никого так не любил как тебя. Потому что только ради тебя сейчас делаю все это. И пусть ты не знаешь, но я спасаю тебя. Потому что даже если откажусь от сотрудничества с Прейгером, мне кажется, меня уже все равно не оставят в покое. Я слишком много знаю. А так ты будешь защищена. Потому что это все, чего я хочу.
Клер:
Наверное, надо было что-то сказать. Ответить чем-то в том же стиле. Сказать, что он сам не подарок, что только человек со стальными нервами может выдержать его полный и безвозвратный сдвиг по фазе.
Или возразить. Вспомнить, что на Кэт-Айленде, сколько бы раз мы туда ни ездили, все было просто замечательно, что он просто врет. Не знаю зачем, но врет.
Или поклясться, что с Дэвидом все давно и прочно закончено, что я вообще разговаривала с ним вчера только потому, что он сам, сообщив минимум информации, ушел глубоко в свои мысли и молчал. Наверное, надо было что-то сказать. Но я не могла говорить. Я не могла даже дышать. Я боялась моргать, чтобы слезы не потекли ручьями. Я хотела сейчас только одного: суметь сохранить лицо, оставить себе хотя бы каплю достоинства.
Я молча повернулась и пошла собирать свои вещи. Я очень надеялась, что он окликнет меня, скажет, что все не так, что он просто устал и сорвался, что он не хочет, чтобы я уходила. Пусть даже все остальное будет правдой: что я его раздражаю, что его бесит мой бардак. С этим я могу что-то сделать. Бросить курить, убирать чашки, я могла бы выучить, как именно надо расставлять посуду и раскладывать продукты в холодильнике.
Единственное, чего я не могла, – это заставить его себя любить. Родной отец не смог меня любить. Почему какой-то посторонний мужчина должен?
Коннор:
Я молча смотрел, как она собирает вещи. И не сделал даже попытки помочь ей. Просто стоял на пороге, прислонившись плечом к двери и скрестив руки на груди.
В этот момент я даже не позволял себе ненавидеть себя. Потому что любое чувство, любая эмоция – и я сорвусь. Брошусь к ней, расскажу все про Прейгера, скажу, что всего лишь хотел защитить ее. Потом мы сядем вместе и придумаем дурацкий план, как сможем изображать, что расстались. А потом, в случае чего, она кинется меня спасать и подставится. Я же ее знаю. И не могу так рисковать.
– Я отвезу тебя домой? – предложил я через некоторое время.
Да, пусть мы расстались, но это не повод отпускать ее одну ночью.
Клер:
– Вызови мне такси, – глухо попросила я. – Не хочу тебя раздражать лишних полчаса.
Что мне вообще теперь делать? Я не смогу видеть его на работе. О том, чтобы работать в одной группе не могло быть даже и речи, но встречаться изредка в коридоре тоже будет невыносимо. Уволиться что ли?
Нет уж, я не буду сбегать. Мне нравится эта работа. А это все пройдет. Позвоню Дэвиду, он как раз вчера тоже сказал, что его бросили. Мы снова будем прекрасной парой.
Я горько усмехнулась. Никому я не позвоню.
Коннор:
Да, лучше вызвать ей такси. И не придумывать себе лишние минуты наедине с ней. Незачем. Это будет только причинять ей лишнюю боль.
– Хорошо.
Я ушел в гостиную, нашел мобильник, вызвал машину.
– Будет через пятнадцать минут, – коротко сообщил я, возвращаясь в спальню.
Клер:
Когда Коннор вернулся, я сидела на кровати, опустив голову. Да уж, очень здорово, учитывая, что я хотела сохранить хотя бы каплю достоинства. А теперь сижу тут, не в силах пошевелиться. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. И мыслей даже в голове не осталось, кроме одной: "Я не смогу без тебя".
Сможешь, милая, сможешь. Все сможешь. Не ты первая, не ты последняя. В следующий раз будешь умнее.
Я все-таки быстрым движением вытерла слезу со щеки.
– Хорошо... Я, знаешь, – я дернула сумку, в которую собирала вещи, – все, наверное, сейчас не смогу собрать. Просто тут много всего накопилось, я даже не помню, что где. Ты если будешь что находить, ты складывай куда-нибудь... потом заберу... Или можешь сразу выбрасывать. Все, что в ванной, точно можешь прям сразу выбросить. И еще...
Я встала, прошла в коридор, нашла свою сумку, а в ней – ключ от его квартиры.
– Вот, ключ, – я показала его и положила на столик. – Я твои вещи соберу и отправлю тебе. Или на работе передам.
Как странно все. И быстро. Так и бывает? Так должно было быть? Еще вчера засыпала рядом с ним под какой-то глупый фильм, а сегодня думаю, как нам вещи друг другу вернуть. Бред какой-то.
Коннор:
– Да, хорошо.
Странно, как спокойно я это сказал. Как будто меня это все не касается. Ну что ж, снова превратиться в робота без чувств и желаний было до кошмарного обидно, но необходимо.
Я смотрел на нее и неожиданно ничего не испытывал. Вообще ничего. Вот еще мгновение назад я любил ее, ненавидел себя. Мне хотелось рассказать ей все, просить прощения до тех пор, пока она не поверит мне и не простит, не скажет свое коронное "Дойл". Может быть, даже ударит пару раз, потом будет рыдать, но простит. А сейчас ничего не было. Просто тупая пустота внутри и уверенность, что так надо.
Клер:
Зазвонил его телефон. Похоже, такси уже здесь. Я все-таки заставила себя посмотреть на него, в его глаза. Не знаю, что я надеялась там увидеть. Сожаление? Раскаяние? Боль? Облегчение? Неважно. Там ничего не было. Пустой равнодушный взгляд. Так он смотрел на меня в самолете по пути в Лондон.
– Прощай, – коротко сказала я и вышла за дверь.
Черт, палантин забыла где-то на кухне. Его он точно выбросит: он пропах моими сигаретами. Жаль, красивый.
Коннор:
Я закрыл за ней дверь, вернулся в спальню. Там был полный бардак. Она собирала вещи, наверное, совершенно не понимая, что делает. Потому что вот пиджак забрала, а юбку от того же костюма оставила. Примерно до часу ночи я складывал вещи в чемодан. Завтра отдам ей.
Затем зашел на кухню, вымыл посуду, которая так и стояла в раковине. Достал из мусорки пепельницу, поставил на подоконник. Ее я не могу убрать. У меня должно остаться хоть что-то. И пепельницу ее я не выброшу. Точно так же, как никогда никого больше не повезу на Кэт-Айленд. Он только ее.
Я прислушался к себе. Все так же пусто.
Скользнул взглядом по столу. Там стояла одинокая чашка. Вымыл ее, открыл шкаф с посудой. Одна чашка неожиданно стояла не так, как остальные. Чуть выбивалась из строя. Я вернул ее в правильное положение, закрыл дверцу и все-таки отправился в постель, прекрасно зная, что не усну. Без нее не усну.
В заключительной части истории профессора Коннора Дойла и его людей отправляют в отдаленную секретную лабораторию ОНИР на Аляске якобы для консультации ученых, которые там работают. Но когда команда прибывает на место, оказывается, что все сотрудники лаборатории давно мертвы. Возможно ли, что им намеренно приготовили ту же участь?