Моменты жизни (Timeline)

Автор: Cassandra, DellaD

***

Июнь, 1996

Коннор:

Было невозможно жарко. Ненавижу расследования в таких широтах. Рубашку приходится менять четыре раза в день, чтобы не ходить с разводами от высохшего пота. Смерти, которые мы не можем остановить, только подливали масло в огонь. Только что потеряли еще одного – доктора Робертса. Странно, Клер была уверена, что он пошел на поправку. Интересно, что пошло не так? Она была по-настоящему шокирована его смертью, я это видел.

Стоило мне подумать про Клер, как я увидел, что она направляется ко мне, демонстрируя тонкую папку в руках. Похоже, было готово заключение о вскрытии. Я кивнул ей, давая понять, что внимательно слушаю.

Клер:

Это дело не нравилось мне с самого начала. Куча смертей, и ты не знаешь, почему они все умерли, кто будет следующий и что делать. Еще и эта истеричка Джина. Не люблю таких людей. Единственное желание, которое она во мне вызывала – это треснуть чем-нибудь тяжелым по голове, чтоб хоть пару часов помолчала и не истерила.

Закончив вскрытие последней жертвы, доктора Робертса, я вышла из лаборатории, нашла глазами Коннора и быстрым шагом направилась к нему. Он заметил меня, кивнул.

– Как и остальные жертвы, Фредрик Робертс получил обширное внутримозговое кровоизлияние, – четко, без сантиментов, доложила я.

Коннор слушал внимательно, и в такие моменты мне самой не верилось, что иногда он бывает другим, не таким собранным и железным.

Коннор:

Я внимательно слушал ее доклад, как обычно стараясь дистанцироваться от трагичности момента, задавал уточняющие вопросы. Я полностью перешел в режим старшего следователя, общающегося со штатным медиком, и даже сам не понял, как у меня получилось так бестактно сформулировать вопрос:

– Робертс прожил дольше остальных. Почему мы не смогли его спасти?

Клер:

Коннор спросил это слишком жестко. Я на секунду растерялась, посмотрела на него, но тут же отвела взгляд.

– Я не знаю, – честно призналась я, глядя в землю.

Коннор:

Я понял свою ошибку слишком поздно. Переключаться из режима старшего следователя в режим любовника я не очень хорошо умел. По крайней мере, на лету мне этого не удавалось. Поэтому я все тем же начальственным тоном сказал:

– Не вини себя. Мы даже не знаем, с чем имеем тут дело. – Я попытался смягчить все это ободряющей улыбкой, но не был уверен, что она ее заметила: Клер на меня даже не смотрела.

Клер:

Да уж, что-что, а успокаивать Коннор не умеет. Впрочем, должна признаться, я никогда от него этого и не ждала. А если признаваться уж совсем честно, я тоже этого не умею. Но сейчас почему-то было неприятно.

Я не хотела никаких поблажек от него. А сейчас мне показалось, что если бы мы еще позавчера не спали в одной постели, а приехали сюда как кейс-менеджер и врач команды, разговор был бы жестче. Желая доказать и ему, и самой себе, что действительно ничего не могла сделать, я слишком импульсивно заявила, что мы должны войти в склеп. Конечно же, он был против.

Коннор:

Вот только этого не хватало. Питера нет с нами, так доктор Дэвисон будет за него? Давайте залезем туда, где уже умерло от заражения неизвестно чем несколько человек? Неужели она не понимает, что в эту пирамиду она войдет только через мой остывший труп?

– Линда, давай не будем торопиться, – даже не знаю, почему я вдруг решил назвать ее вторым именем. Может быть потому, что еще позавчера мы... скажем так, использовали его во внерабочей обстановке. Мне подсознательно хотелось ей напомнить о том, что она вообще-то не только член группы, а гораздо больше, но устраивать ради этого многословные выяснения отношений прямо посреди пустыни, когда вокруг сновали наши коллеги из вспомогательной команды, мне не хотелось. Хотелось верить, что она поймет и такой тонкий намек. – Что-то убивает людей. Я не хочу рисковать своей командой. – Не удержавшись, я понизил голос и добавил: – В особенности тобой.

Бросив искоса взгляд по сторонам и убедившись, что никого из коллег поблизости нет, я протянул руку и быстро погладил ее по щеке.

– Тебе не надо мне ничего доказывать, – сказал я, быстро убирая руку. – Я знаю, что ты сделала для Робертса все, что могла. Но ты всего лишь врач, а не бог. И я сказал бы это любому штатному медику в подобной ситуации, – зачем-то уточнил я.

Клер:

Я вздохнула. Коннор помешался на безопасности. Да, несколько месяцев назад он потерял во время расследования двух людей, но это же не значит, что теперь мы на воду дуть будем!

– Коннор, я хочу доказать в первую очередь себе, что сделала все, что могла! – сказала я, прямо глядя ему в глаза.

Коннор:

– Каким образом? – разозлился я. – Пойдя туда и погибнув сама? Отличный план, нечего сказать, – я не удержался от несколько театрального жеста, всплеснув руками. Я понимал, что говорю что-то не то. Просто наорав на нее, я проблему не решу. Если бы я еще знал, в чем проблема. – У нас есть определенные процедуры, и мы будем им следовать. Как мы делаем всегда.

Клер:

– Коннор!

Я отвернулась, несколько раз глубоко вздохнула. Наконец снова повернулась к нему, надеясь, что он не заметит слез в моих глазах.

– Умер человек. Я посчитала, что он идет на поправку, а он умер! Ты понимаешь, что это значит? Я не сумела рассмотреть ухудшение!

Коннор:

Ну вот, так бы сразу и сказала, теперь понятно, в чем проблема, подумалось мне, только легче почему-то не стало. Она почти плакала. Я вообще-то никогда не видел ее плачущей. То есть, совсем. Даже странно, если задуматься. Мы полтора года живем вме... в смысле, встречаемся время от времени вне работы, а я никогда не видел, чтобы она плакала. Хотя дни ведь разные бывают. И не первый раз она теряет пациентов, уж я-то знаю. И какой из всего этого напрашивается вывод? Все-таки бездушная ты скотина, Дойл, вот какой. Правильно о тебе думают, что ты не прошибаемый, как бетонная стена. Если ты ни разу не замечал до сих пор, что она так сильно это переживает.

Странно, а она мне такой нравилась. Вообще-то я как любой мужчина не выношу женских слез. Я просто не знаю, что с ними делать. Как себя вести и что говорить. Но сейчас, когда я впервые заметил эту слабость в Клер Дэвисон, я понял, что она мне нравится. Клер, не слабость. То есть нравится даже больше, чем я раньше думал. То есть... А, к черту все! Никогда я не умел думать или говорить о таких вещах.

Я снова протянул руку к ее лицу, большим пальцем вытер крохотную слезинку, которая все-таки собралась в уголке глаза, но даже после этого не отнял руку. А вот пусть смотрят, даже если кто и видит! Да, профессор Дойл умеет не только раздавать приказы, цитировать инструкции и строить всех рядами. Иногда он может обратить внимание и на расстроенного патологоанатома, поддержать его и утешить...

– Клер, – мягко сказал я, все еще гладя ее по щеке, – если ты не смогла этого рассмотреть, значит, этого нельзя было увидеть. По крайней мере, в таких условиях. Ты ведь тут практически без оборудования, как в окопах. Имеешь дело с неизвестным заболеванием, которое может протекать как угодно. Не требуй от себя больше, чем доступно человеку. Если ты не смогла ему помочь – никто бы не смог. Поверь, я знаю, – я чуть улыбнулся. – Я работаю только с лучшими.

Клер:

Я постаралась улыбнуться. Вообще обалдела, Дэвисон? Какого черта ты тут перед ним сопли распустила? Полтора года держалась, иногда по ночам уходя в ванную, чтобы он даже не догадывался о том, как тебе плохо. Включала воду и давилась рыданиями по очередному потерянному пациенту.

После университета прошло почти десять лет, а я так и не привыкла к смертям. Даже из отделения скорой помощи ушла именно поэтому. Думала, патологоанатомом быть проще, никого спасать уже не надо. Но иногда все же накрывает.

Я вздохнула, собираясь с мыслями. Нечего показывать свою слабость. Он не должен этого видеть. Никто не должен. Это мое правило, которое помогает мне держаться на этой работе.

Его рука все еще была у моего лица, и я прижалась к ней, как к спасительному кругу. Жутко, до головокружения, хотелось обнять его, прижаться к нему всем телом, но мы стояли посреди лагеря, вокруг ходили люди. Мне было уже почти все равно, но Коннор бы не понял. Да и я бы уже завтра не поняла. Поэтому я просто сжала его руку и улыбнулась.

– Спасибо. Надеюсь, ты прав.

Коннор:

Казалось, острый момент пройден и все хорошо, она успокоилась... Или просто снова закрылась? Иногда я смотрелся в нее, как в зеркало. Видел те же эмоции, те же приемчики, то же умение скрывать и подавлять эмоции. Не потому ли нам было так хорошо вместе? Но сейчас я не мог не сожалеть о том, что в тот единственный раз, когда она показала мне свои настоящие эмоции, то есть те, которые обычно, скорее всего, скрывала, я, как мне казалось, не смог прореагировать так, как нужно. Может быть, стоило наплевать на нашу скрытность? Может, стоило отвести ее в сторонку, к себе в палатку, например, поговорить, подержать за руку, пока она поплакала бы... От одной фантазии мне стало нехорошо. Нет, пусть будет все так, как есть.

– Я всегда прав, – усмехнулся я, стараясь свести все к шутке. – Пойдем, надо кое-что сделать, прежде чем я смогу послать в пирамиду команду.

Возврат к списку