Открыть фик целиком в отдельном окне
***
Ноябрь, 1996
Коннор:
По негласному правилу все сотрудники управления имели право не приходить в штаб-квартиру в тот день, в который они возвращались из командировок. Достаточно было на следующий день иметь все отчеты и быть готовым отчитаться Френку о расследовании. Но в этот раз я решил не пользоваться этим правом.
Поэтому из аэропорта я поехал прямиком в штаб-квартиру, благо, была только середина дня. Все отчеты я, как всеми признанный трудоголик и передовик производства, подготовил еще в самолете, поэтому у себя в кабинете я занялся бумажной работой совсем иного толка.
Элсингер был удивлен. Он несколько раз перечитал принесенный ему документ, потом откинулся на спинку кресла и внимательно на меня посмотрел.
– Коннор, ты в этом абсолютно уверен?
– Абсолютно, – я уверенно кивнул.
– Что ж, Эксон будет рад.
Я согласно кивнул.
– Я могу идти, сэр?
– Свободен, – Элсингер усмехнулся. Он любил подшучивать над моими армейскими привычками.
Я вернулся к себе в кабинет. Было начало пятого. Я набрал номер Клер, но у нее сработал автоответчик. Наверное, вскрывает. Я оставил ей лаконичное сообщение: "Ужин, сегодня в восемь. Я заеду за тобой домой в семь тридцать. Вечернее платье обязательно". Я подивился собственной наглости. Потом усмехнулся, снова набрал ее номер и добавил: "Пожалуйста". Потом я позвонил и забронировал столик на восемь вечера. Только тогда я на секунду задумался, что это получается почти свидание. Мы не ходили на свидания, у нас это было не принято. Мы ходили вместе есть, или вместе выпить, или в кино, или еще куда-нибудь. В те редкие выходные, что мы оба были в Чикаго и у нас были силы куда-то идти. Но мы просто шли вместе. Я не заезжал за ней домой, не ждал ее у подъезда, не дарил ей цветы... Если задуматься, я вообще не дарил ей цветов. День рождения не в счет.
"Мудак ты, Дойл", – привычно выругался я на себя. Но если и так все хорошо, то зачем было усложнять отношения вещами, которые для меня противоестественны?
Но сегодня особый вечер. Можно и отпраздновать.
Я вызвал такси: моя машина стояла на подземной парковке моего дома. Мне хватило времени разобрать вещи, привести себя в порядок, надеть новый костюм, свежую рубашку и галстук, зачесать волосы. Я посмотрел на себя в зеркало. Иногда мне казалось, что я похож на Кена – куклу-бойфренда куклы Барби. Я поморщился. Надеюсь, такие ассоциации не приходят в голову Клер.
Задавив в зародыше желание растрепать аккуратно зализанные волосы, я спустился в гараж. У ее дома я был за десять минут до назначенного мною срока. Без цветов. Я надеялся, что она не сочла мой звонок шуткой или наглостью. Один год и семь месяцев спустя я все еще иногда сомневался, что она действительно пойдет со мной куда угодно.
Клер:
Я стояла перед огромным зеркалом и скептически рассматривала себя. Светло-серое платье чуть ниже колена с немного пышной юбкой не надевалось мною ни разу с момента покупки. Я, кстати, вообще не помню, когда и зачем его купила. И вот сегодня его первый выход в свет. Интересно только, по какому поводу?
Коннор позвонил еще днем, но я была занята, поэтому он оставил сообщение на автоответчике. Закончив вскрытие, я была поражена этим сообщением не меньше, чем состоянием сердца только что вскрытого мною трупа. Да что там не меньше, гораздо, гораздо больше! За все время наших отношений (а это больше полутора лет) Коннор никогда меня никуда не приглашал. То есть мы ходили, конечно, и в рестораны, и в кино и еще куда-то там, но это не было похоже на свидание. С чего это он?
Сначала я посчитала все не очень умной с его стороны шуткой и даже не собиралась возвращаться домой так рано. Он в командировке, я в такие дни работаю допоздна. Только около половины шестого, когда в кабинет зашла Лиззи, лаборантка, и нечаянно обронила, что видела Дойла в коридоре, я поняла, что он действительно приехал. Приехал и даже не позвонил и не зашел? И вот тут до меня дошло, что его сообщение – это не шутка.
Оставив недописанные документы, я рванула домой. И вот теперь стояла перед зеркалом в этом платье, все еще сомневаясь в том, что это все правда. Я не могла себе ответить только на один вопрос – почему сегодня? Что такого произошло, что именно сегодня он позвал меня на свидание?
Тщательно заперев дверь на ключ, я спустилась вниз. Ну, Дойл, если ты пошутил, я тебя убью. Приеду к тебе домой прямо в этом платье и убью. И вскрытие тоже буду делать в нем. Надо же узнать, ты умер от удара тупым предметом по голове или все-таки от стыда?
Едва выйдя из подъезда, я поняла, что это не шутка. И вдруг осознала, что весь день, от того самого момента, как услышала его сообщение на автоответчике, боялась, что его здесь не будет. Не знаю почему, просто не будет. Но он был.
Коннор:
Хорошо, что я заметил ее на вдохе, а не на выдохе, потому что иначе мне грозила смерть от асфиксии. Она была очень красива. Странно, я не замечал этого столько лет, а теперь никак не могу налюбоваться. И зря я никуда ее не приглашаю, куда можно принарядиться: в вечернем платье она ослепительна. Если бы я не был уже в нее влюблен, то влюбился бы сейчас.
"А я влюблен?" – привычно усомнился я. Я влюблялся по молодости, но это ни к чему хорошему не привело, поэтому с возрастом я стал в этом отношении очень осторожен. И стоило мне заподозрить, что я влюбляюсь, я себя останавливал. С Клер мне не хотелось останавливаться, поэтому я привычно отмахивался от этих мыслей. Нам просто хорошо вместе. Мы ничего друг другу не обещали и ничего друг от друга не требуем и не ждем. Так лучше. Проще.
Тем временем она подошла совсем близко. Я улыбнулся ей, пожалев, что все-таки не купил цветы. Вот сейчас они были бы уместны. Но их не было, поэтому я просто отлип от машины, коротко поцеловал ее в губы и сдержано произнес:
– Ты прекрасно выглядишь.
Клер:
Хотелось привычно схохмить, но почему-то именно сейчас это показалось неуместным, поэтому я просто улыбнулась:
– Спасибо. По какому поводу у нас свидание?
И тут же осеклась. Возможно, Коннор не считает это свиданием, это просто ужин, а я уже разогналась. Мы никогда не говорили о наших отношениях. Он молчал, я тоже не начинала. Не скажу, что мне прямо так уж было важно знать, каким словом называется то, что между нами происходит. Гораздо важнее, что нам хорошо вместе, а название – это просто слова.
Коннор:
Вся затея вдруг показалось какой-то глупостью. Ну, правда, полтора года не водил ее на свидания, а тут выбрал такой странный случай, что даже Клер с ее чувством юмора и философским отношением к... да ко всему, может не понять.
Я пожал плечами и попытался прикинуться веником.
– Почему у меня обязательно должен быть повод?
Клер:
– Ну... – А, все равно уже ляпнула про свидание, выяснять так выяснять, чего стесняться. – Ты никогда меня никуда не звал. Надо сказать, я была удивлена. – Видя, как изменилось его лицо, я поспешно добавила: – Приятно удивлена. И если, как оказалось, тебе для этого даже повод не нужен, то я надеюсь, это не последний раз.
Я попыталась как можно ослепительнее улыбнуться, хотя самой вдруг стало неловко. Не слишком ли я давлю?
Коннор:
Если до этого момента я еще сомневался в том, мудак ли я, то этих слов было достаточно, чтобы я понял: однозначно, мудак. Даже хуже. Почему-то решил, что ей все эти вещи, в которых я не особо хорош, тоже не нужны. Просто мне было удобнее так думать. Странно, что до сих пор ее не отбил какой-нибудь шустрый романтик типа Эксона.
Я галантно открыл перед ней дверь и помог сесть на пассажирское сидение. Молча. Ну же, давай, скажи, что-нибудь. Ты же видишь: напряглась, усиленно соображает, стоило ли все это говорить тебе. Я сел на водительское место, но заводить машину не торопился. Не глядя на Клер, я все-таки выдавил из себя:
– Ты прости меня, я не очень хорош в таких вещах. Сам не знаю, что на меня нашло сегодня, наверное, это нервное. Но я постараюсь исправиться. И постараюсь делать это чаще, а не только в порядке реакции на стресс.
Сказал и тут же захотел вырвать себе язык. Отлично, Дойл, просто прекрасно, очень романтично. Каждая женщина мечтает услышать что-то такое.
Клер:
Внезапно я расхохоталась.
– Дойл, ты такой смешной, когда говоришь правду, а потом сам же ее пугаешься. Ну, случилось у тебя что-то, что заставило тебя пригласить меня на ужин, так и скажи. Чего изображать из себя того, кем ты не являешься? – Я посмотрела на него, пытаясь понять, как он воспринимает мои слова, но его взгляд был совершенно непроницаем. Вот ведь человек, а? – Ты мне понравился не романтиком с большой дороги, а таким, какой есть. Так почему ты думаешь, что сейчас ты мне нужен какой-то другой?
Коннор:
Я старался "держать лицо" (просто по инерции), но не выдержал и сам рассмеялся. Если бы Клер не умела так разряжать обстановку, наши отношения закончились бы утром 3 февраля 1995 года.
– Раз уж я взялся за эту роль, которая мне не свойственна, то давай уж я как-то попытаюсь побыть хотя бы сегодня вечером романтиком. Доедем до места, я тебе расскажу, что случилось. Сразу оговорюсь: ничего плохого, но по логике мне стоило пригласить на ужин Эксона и отмечать это с ним, – я, наконец, завел машину и посмотрел на Клер: – Но ты гораздо лучше смотришься в вечернем платье, чем он.
Клер:
Вытерев проступившие от смеха слезы, и стараясь не размазать тушь, я повернулась к нему.
– А ты умеешь заинтриговать. И фантазия у тебя богатая, представить Эксона в вечернем платье я не смогу даже после дюжины коктейлей.
Коннор:
Я не смог упустить еще одного случая поцеловать ее, безмолвно благодаря за то, что она всегда умела меня понять. И потом, наконец, тронулся.
До места мы доехали довольно быстро. Столик уже ждал нас, мы сделали заказ. Когда нам принесли вино, я все-таки объяснил Клер, в честь чего все это.
– Месяц назад, когда Кертиса ранили и он решил, что пока не готов вернуться на оперативную работу, Питер подал заявление на то, чтобы стать кейс-менеджером. Конечно, я узнал это не от него, а от Элсингера, который попросил написать характеристику. Ты же знаешь, если не само руководство решает, что ты подходишь на роль старшего следователя, то кто-то из старших следователей должен тебя порекомендовать. Я должен был ответить до конца ноября, но я ответил сегодня. Я порекомендовал Элсингеру назначить Питера кейс-менеджером.
Клер:
Я смотрела на Коннора широко раскрытыми глазами и просто не верила в то, что он говорит.
– Ты... это серьезно? – наконец спросила я. – Ты же всегда считал, что он еще не готов, что он слишком импульсивен, лезет на рожон там, где не надо... Да в общем ты и сам знаешь. Что же заставило тебя изменить решение?
Коннор:
– Последнее время... приблизительно год и семь месяцев, – уточнил я, выразительно посмотрев на нее, – у нас не очень-то складывалась совместная работа. Да, я считал, что Питер слишком безрассуден и импульсивен, но он был таким, потому что я ему это позволял. Мне все казалось, что я в чем-то виноват перед ним. Я прикрывал его перед Элсингером, а меры моего воспитательного воздействия никогда не производили на него впечатления, ты это знаешь не хуже меня. Но знаешь, что я понял на последнем деле? У него очень развита интуиция. И он верит. Он верил, так сильно верил в феномен, что рискнул начать действовать у меня за спиной. Я требовал от него доказательств, как положено, и он пошел к Элсингеру. Ты знаешь, что такие художества могут закончиться очень печально, Френк был зол и даже хотел его уволить, но я отговорил его. Предложил посмотреть, чем дело обернется. А дело обернулось тем, что Питер был прав. Питер был прав, и это спасло жизнь человеку. А если бы он меня послушал, если бы действовал, как я того требовал, по инструкции, хорошая женщина могла погибнуть.
Я отвел взгляд и принялся внимательно разглядывать вино в своем бокале.
– Я всегда считал себя хорошим кейс-менеджером. И я все ждал, когда Питер станет таким же, как я. Но сегодня я понял, что он не должен становиться таким, как я. Может быть, я и хороший кейс-менеджер, но не самый лучший. К нашей работе можно подходить по-разному. Я иногда подхожу слишком... формально. Такие как Питер, которые верят в феномен, тоже нужны. Ответственности он научится, очень быстро научится. Пару раз на ковре у Элсингера побудет и научится. А вот я уже никогда не научусь верить так, как он. Он романтик, – я усмехнулся. – Наверное, я затеял все это, чтобы доказать себе, что я тоже могу быть романтиком, если захочу. И ты видишь, что из этого вышло. Я думаю, он станет хорошим кейс-менеджером.
Клер:
Я накрыла своей ладонью его руку. Он перевернул ее, переплетая наши пальцы. Могу себе представить, что творилось у него в душе, когда он принимал это решение. И больше чем уверена, что до сих пор еще сомневается. Он всегда сомневается, если его решение меняет жизнь другого человека. Он привык все контролировать, привык отвечать за своих людей. И даже став кейс-менеджером, Питер все равно будет "его". Каждую ошибку он будет воспринимать как свою. Уж я-то знаю.
– Возможно, ты прав, – сказала я, глядя ему в глаза. – Питеру давно пора становиться взрослым. Только вот... – я запнулась, – а ты сможешь отпустить его? Я имею в виду, отпустить из своего сердца? Не отвечать больше даже перед самим собой за его промахи?
Коннор:
Я стиснул зубы и прикрыл глаза. Клер умела задавать вопросы из разряда не в бровь, а в глаз. Те самые, которые я сам боялся себе задать. Я знал, что с этого дня каждый неверный шаг Питера, каждое его неправильное решение – все, что так или иначе будет приводить к человеческим жертвам или любым другим потерям, будет ложиться на мою совесть. Ведь это я принял решение, что он справится. На моей совести и так было немало всего. Но я бы никому не признался в этом. Никому, кроме нее.
– Нет, – я посмотрел на Клер, как мне самому показалось, с неким вызовом. Дескать, ну и что? – Не смогу. Но это ведь моя проблема, а не его, так?
Клер:
Я вздохнула, крепче сжав его руку. Да, Коннор, это твоя проблема. Более того, мне кажется, это твоя самая главная проблема.
– Главное, что ты это понимаешь, – с легкой улыбкой сказала я, пытаясь немного смягчить разговор, как-никак у нас же романтическое свидание.
Коннор:
Я гладил ее пальцы, думая о том, не совершил ли все-таки сегодня ошибку, а потом вдруг решил, что не хочу сегодня об этом думать. Не хочу сегодня быть собой: Коннором Дойлом с гипертрофированным чувством ответственности. Хочу быть кем-то другим. Кем-то, кто ведет красивую женщину в ресторан, танцует с ней, а потом едет с ней к себе домой... И тут я понял забавную вещь: я больше не знал, что значит "к себе домой", где мой дом, а где ее. То есть я понимал, где исторически сначала жила она, а где – я, но теперь эти места так перемешались, что посторонний человек не смог бы с уверенностью сказать, где чья квартира. Мы до сих пор жили на два дома, наверное, из-за моей трусости. И ее мудрости. Где-то в груди больно кольнуло, пугающая мысль почти обрела черты и воплотилась в слова, но я тряхнул головой и отогнал ее. Не сегодня.
– Потанцуй со мной, – внезапно предложил я. Как раз начиналась какая-то приятная медленная мелодия.
Клер:
– С удовольствием, – улыбнулась я.
Он поднялся, подал мне руку. Кажется, мы еще никогда не танцевали вдвоем. Коннор оказался великолепным партнером. Впрочем, даже если бы танцевал он как слон и оттоптал мне все ноги, я бы все равно этого не заметила.
Я вдруг подумала о том, что сегодня он не только отпустил Питера во взрослую жизнь. Он сам сделал шаг в эту жизнь. Он сам научился, или как минимум постарался научиться, отпустить того, кого привык держать за руку. Я мотнула головой, отгоняя эти мысли. Подумаю о них потом. Сейчас хочу просто насладиться его близостью.
Коннор:
Мне всегда казалось, что я не умею танцевать, что мое тело к этому просто неприспособленно, но когда я держал Клер в объятиях и плавно покачивался с ней в такт музыке (очень простое действие, почему оно всегда казалось мне таким сложным?), я понял, что не важно как, важно с кем. Отношения всегда были для меня какой-то архисложной задачей, которую я предпочитал просто не решать. Отодвигал на задний план – и все. С Клер все было иначе, все было проще. Раньше я доводил себя и других до истерики и нервного срыва своими бесконечными попытками все сделать "как надо", но отношения – это не исследования. В них не было четких инструкций.
Принято считать, что женщин надо носить на руках, восхищаться, дарить им цветы и драгоценности, водить на свидания и приглашать на танцы, постоянно напоминать о своей любви. Я носил Клер на руках ровно один раз – когда она повредила лодыжку. Я дарил ей цветы только в день рождения. И тогда же подарил ей что-то из украшений. Я восхищался ею, но преимущественно молча. Это было наше первое свидание и первый танец. Я никогда не говорил ей, что люблю ее. Она никогда не говорила этого мне. Но она все это время была со мной.
В этот вечер я понял, что она, кажется, меня все-таки любит, потому и терпит. И я сегодня был как никогда близок к тому, чтобы сказать – хотя бы самому себе – что я люблю ее. Ладно, не все сразу. Уже по всем пунктам отметился по одному разу, надо и на завтра что-то оставить. У нас впереди еще куча времени. Мы все успеем.
Страница
6 - 6 из 8
Начало
|
Пред.
|
1
2
3
4
5
6
7
8
|
След. |
Конец
