Memento

Автор: Cassandra, DellaD, Tatka

Клер:

– А чего вы, собственно, хотите добиться? – по-моему, это была первая моя осмысленная реплика за все совещание. Чем больше я слушала своих коллег, тем меньше мне нравилось это дело.

Коннор:

Я удивленно повернулся к Клер. Она что, серьезно?

– Ну, я думал, мы все тут стараемся понять, что произошло после Архангельска, нет?

Клер:

– А разве мы этого еще не поняли? – с вызовом спросила я. – Кто-то телепортировал тебя с завода, вытащил паразита, поддерживал в тебе жизнь, пока ты был в коме, а когда ты очнулся, вернул тебе твою прежнюю жизнь. Что еще ты хочешь знать?

Коннор:

– Я хочу знать, КТО это сделал, и ЗАЧЕМ? – Черт, кажется, это прозвучало слишком грубо.

Клер:

– И эти знания тебе для чего? – кажется, я начала заводиться. И меня даже не трогало, что я вроде как начинаю выяснять с ним отношения прямо на глазах у Линдсей и Антона. Это было нарушением всех наших прошлых правил. А остались ли они еще? Я не знала. – Ты жив. Ты здесь. Какая, нахрен, разница, кто и зачем это сделал? Скажи спасибо и живи. Или опять синдром выжившего взыграл? Почему тебя спасли, а других, кто погиб на этой станции, нет? Если бы они хотели, чтобы ты знал правду, они бы не заблокировали твои воспоминания. Что будет, если ты к этой правде приблизишься? Ты уверен, что ты настолько им нужен?

Коннор:

– Клер! – я тут же прикусил язык и глубоко вздохнул. Спокойно, Коннор. Выяснять отношения при коллегах не лучший вариант. – Клер, давай мы с тобой обсудим это после. Пожалуйста.

Клер:

– Как скажешь, – я устало откинулась на спинку кресла, понимая, что эту битву я уже проиграла. Коннор такой, какой он есть. Он будет лезть на рожон, что бы я ни сказала.

К собственному ужасу я поняла, что мне хочется выпить хотя бы одну порцию бурбона. Может, тогда мне перестанет быть так страшно. Я прикрыла глаза. Да, Клер Дэвисон, похоже, у тебя реально проблема.

Линдсей:

Не люблю такие моменты. Не люблю выяснять отношения и тем более наблюдать, как выясняют отношения другие. Противно. Клер, кажется, уже конкретно понесло. Хотя, если честно, то толика здравого смысла в ее словах все же есть.

– В общем, так, – я поднялась с дивана, – примерный план действий мы с вами обсудили. Пусть он и не всех присутствующих тут устраивает. У нас есть время подумать до понедельника. Утром в понедельник сообщите мне свои окончательные решения.

Для себя я уже решила: я попробую разобраться во всем сама. Аккуратно и тихо, не привлекая к себе особого внимания. Наверное, желание докопаться до правды все же заразно.

Коннор:

Я проводил Линдсей и Антона до двери, попрощался с ними до понедельника и вернулся в гостиную. Клер все еще сидела в кресле с закрытыми глазами.

Коннор, не надо. Ей тяжело. Она боится потерять тебя еще раз. Ты не знаешь, как это сложно, ты никогда подобного не переживал. Просто успокой ее, объясни, что слишком далеко, в случае реальной опасности для жизни, ты не полезешь.

– Что это, к черту, было?!

Твою мать, Дойл!

Клер:

Я открыла глаза и посмотрела на него. Наверное, все-таки влюбленность в кого-то пагубно сказывается на интеллектуальных способностях и на умении контролировать себя. Отвратительно. Столько лет своей жизни я не позволяла себе влипать в такое, всегда оставаясь собой. Как только отношения начинали напрягать, я их разрывала. Как только начинались расставления точек над "и", определения статуса, ведение счета, кто кому сколько кармически должен... Как только начинались такие вот претензии друг к другу.

Я не имела права ничего требовать от Коннора. Кто я ему? Жена? Нет. Вот именно. Он мне ничего не обещал, я ему тоже. Он сказал один раз, что любит. В эйфории от того, что не сыграл в ящик. Какова цена этих слов? Он мне ничего не должен. Он взрослый мужчина, у него свои правила и принципы. Свои приоритеты. Если он хочет знать правду любой ценой, то кто я такая, чтобы ему мешать? Любовница? Любовниц заводят не для того, чтобы они указывали, как жить. У них другая функция.

Почему-то захотелось плакать. Не потому, что я любовница – меня это устраивает. Но я не хотела, чтобы он расшиб себе лоб, гоняясь за своей правдой. И плакать хотелось мне от бессилия. От того, что я не имею права ему запретить. И что самое ужасное – понимаю это. Я сама далеко не идеальна. Но он же все еще со мной. Несмотря на то, что я впадаю в истеричные состояния. Несмотря на то, что у меня явно обнаружились проблемы с алкоголем. Несмотря на то, что я... Нет, еще хоть раз признаться себе в этом я не могу уже. Я не хотела быть обузой. И меньше всего я хотела сейчас рассориться с ним, чтобы он ушел и воевал на своей войне один. В худшем случае, мне и так, и так его хоронить. Снова. Так надо хоть взять себя в руки и наслаждаться тем, что он пока здесь.

– Просто сорвалась. Прости, больше не повторится.

Кажется, получилось немного неискренне и бесцветно, но зато спокойно. Он ведь такой меня любил: легкой и спокойной. Не надо вешать на него новую себя.

Коннор:

Идиот. Полный.

Я подошел к ней, сел рядом, взял ее руку.

– Клер, давай поговорим? У нас совершенно не было времени это сделать. Мне это нужно. Надеюсь, что тебе тоже.

Клер:

– Я не умею этого делать, Коннор, – я виновато улыбнулась. – То есть о таком говорить – не знаю как. Вдруг я скажу, а ты не поймешь. Или поймешь не так. Что если ты... не простишь?

Коннор:

– Пока ты не скажешь, мы оба не узнаем, пойму я или нет, – честно ответил я. – Помнишь, ты мне когда-то сказала, что не знаешь, что я должен сделать, чтобы потерять твою поддержку? Так вот, Клер, я не знаю, что ты должна сделать, чтобы я тебя не простил.

Коннор:

– Прямо, все простишь? Даже то, что я тебя бросила умирать? Ушла, потому что жить мне хотелось больше, чем быть с тобой. Даже то, что я смогла жить потом? И то, что уже убедила себя, что я ни в чем не виновата? Что начала приходить в себя? Начала забывать? Я убедила себя в том, что ничего не могла для тебя сделать. Что для тебя ничего нельзя было сделать. Я ведь почти начала забывать. Даже пила скорее по инерции, а не от горя. Вернулся бы ты еще через полгода, я бы, наверное, уже выбросила твои вещи. Вернулся бы через полтора – и со мной мог быть уже кто-то другой, я бы могла уже любить его.

Я перевела дыхание. Не была уверена, что для него все это имело какой-то смысл. Как объяснить человеку, что своим возвращением из небытия, он уничтожил единственное оправдание, которым я удерживала себя от полного коллапса эти месяцы. И как объяснить ему то, что осознав это, я сначала разозлилась на него, а потом саму себя за это возненавидела.

Коннор:

– Клер...

Я обнял ее, прижал к себе, почему-то чувствуя себя сейчас именно так, как обещал не чувствовать утром – отцом маленькой девочки.

– Тебе не в чем себя винить. Тогда ты ничего не могла сделать, потому что в принципе ничего нельзя было сделать. Что ты могла? Остаться со мной? Мы погибли бы вместе. Да, теперь я думаю, что это было бы, наверное, легче. Легче, но неправильно. Я хотел, чтобы ты ушла. Я хотел, чтобы ты ушла, – последнюю фразу я повторил едва ли не по слогам. – И я надеялся, что ты выбросишь мои вещи гораздо раньше. И забудешь раньше. И когда я позавчера шел к тебе, я думал, что у тебя уже кто-то есть. Потому что так правильно. Так должно было быть, понимаешь?

Клер:

– А если бы это было так? – зачем-то спросила я. Тугой узел в груди начал развязываться. Мне даже перестало хотеться выпить. Но я упрямо растравливала рану. Как человек не может остановиться, и все время трогает и трогает больной зуб. – Что бы ты сделал?

Коннор:

– Я? – Я задумался, хотя прекрасно помнил свои мысли в тот момент. – Я бы попробовал завоевать уже эту, новую Клер.

Клер:

У меня было чувство, что внутри что-то взорвалось. Теплое и сладкое, разлилось в груди, прогоняя отвратительный холод и чувство стыда. Он действительно считал, что я все сделала правильно. Он бы простил меня, даже если бы я вернулась к жизни быстрее. Даже если бы я действительно смогла жить дальше и быть счастливой.

Не было вины. Я ее себе придумала. А придумав – попыталась оправдать. Но оправдав – создала себе ложную опору. И когда меня ее лишили – запуталась окончательно. А все было проще. С самого начала. С ним всегда все было просто. Это за полтора года без него я забыла об этом. Дура.

– Дойл, – кажется, я не сдержала улыбки от уха до уха. – Ну почему ты такой хороший, а? Как ты вообще мне в таком возрасте достался одиноким? Куда смотрели женщины до меня?

Коннор:

Я незаметно выдохнул. Кажется, перевал пройден. Я видел ее напряжение весь день, я видел, как тщательно она подбирает слова, чтобы сказать то, что, она думала, я не пойму. У меня было такое ощущение, что я наедине с бомбой, и некому мне подсказать, какой провод резать. И мало того, что нужно сделать правильный выбор, нужно еще сделать это так, чтобы все поверили, что ты в нем даже не сомневался, и изначально знал, какой провод правильный.

А сейчас провод перерезан. И он оказался правильным. Клер обмякла в моих руках. Не было больше напряжение. Не было больше пропасти между нами, которая неожиданно возникла вчера утром и с тех пор продолжала нарастать, угрожая своими размерами.

– Наверное, это потому, что только тебе в голову приходит считать меня хорошим. Обычно я слышу в свой адрес несколько другие эпитеты, – улыбнулся я.

Клер:

– Можно попросить тебя тогда о паре вещей, раз уж ты такой хороший только со мной? – я улыбнулась. Даже странно, что мне так полегчало. Собственно, угроза-то новая никуда не делась. Но почему-то мне сейчас казалось, что в нужный момент я смогу взять Коннора за руку и сказать: оставь это. И, может быть, он даже оставит. И тут я вспомнила, что на самом деле он кое-что обещал мне: что больше никогда так не сделает.

Коннор:

– Ну, попробуй, – не стирая с лица улыбки, предложил я.

Клер:

– Давай забудем о всей этой ерунде на один вечер? О России. О всех этих месяцах. Амнезии. Элсингере. Диджинайте. Паразите. Хотя бы сделаем вид, что ничего не случилось и не случится. Приготовим ужин. Наверное, придется сначала съездить в магазин, потому что у меня в холодильнике, кажется, шаром покати. Посмотрим комедию какую-нибудь. Ну, ты знаешь, мы так иногда делали, когда лень было куда-то идти в субботу?

Коннор:

Интересно, Дойл, почему тебе раньше не пришло в голову, что Клер просто хочет насладиться твоим возвращением? Что ей не нужны твои расследования, ей не важно, помнишь ты что-то или нет, ей неинтересно, кто и зачем тебя вытащил. Все, что ей нужно знать – ты есть, ты рядом, ты никуда не денешься. Хотя бы один вечер. А потом можешь продолжать, играть в своих шпионов, искать свою вечную правду.

– Конечно, мы так и сделаем. Но что-то мне подсказывает, что это еще не все...

Клер:

– О, – я отмахнулась, – второе – сущая ерунда. Ты мне уже обещал это, я хотела бы закрепить, – я нарочно говорила это подчеркнуто легким тоном. Чтобы в голове отложилось лучше. – Ты обещал мне больше так не делать – не умирать. Так что будь добр, сдержи слово.

Я вылезла из кресла, хотя лишаться его объятий очень не хотелось. Но в магазин же кто-то должен поехать?

– Потому что в этот раз я не уйду.

Я не стала оборачиваться, чтобы посмотреть ему в глаза или на выражение его лица. Пусть сам это осмыслит.

Я вышла в прихожую, достала из сумки ключи от машины, потом вернулась и бросила ключи Коннору. Он их поймал – отличная реакция.

– Подождешь меня в машине? Я буду через пять минут.

Коннор:

Клер не дала мне даже возможности возразить. Впрочем, мне и не хотелось. Я поймал ключи, спустился вниз, к машине, сел за руль, права-то мне добрые люди, спасшие жизнь и вытянувшие с того света, оставили.

Клер:

Когда за Коннором закрылась дверь, я открыла дверцу бара. Так, что у нас тут? Полбутылки коньяка, одна целая бутылка бурбона. Предыдущую я, видимо, вчера уговорила. Неужели всю? Странно, но ладно. И даже Мартини – оно-то как тут оказалось?

Я взяла бутылки и пошла с ними на кухню. Я никогда не занималась лечением алкоголизма и все еще не готова была признать, что уже дошла до него, но проверять мне не хотелось. Как и иметь соблазн под боком.

Когда все три бутылки опустели, я выбросила их в мусорный мешок, завязала его и избавилась от него по дороге на подземную стоянку, зайдя в помещение с мусорными баками.

С глаз долой – из сердца вон. Иногда срабатывает.

Возврат к списку