Клер и Френк

Автор: Cassandra

Глава VI. Долги

Март, 1986 год

Они поженились в конце марта 1986 года. Без пышной церемонии, сотен гостей, платья с кринолином и белых лимузинов. Клер ничего этого не хотела, а Френк и не настаивал. Если ей это было ненужно, то ему тем более.

С чего он вообще решил сделать ей предложение? На этот вопрос у него было несколько ответов, но ни один не удовлетворял его полностью.

Внешне все выглядело так, как будто он женился на Клер, чтобы позлить отца. Незадолго до весны у них состоялся весьма неприятный разговор, в котором впервые в жизни было упомянуто наследство, и то, в каком случае Френк может его лишиться. Конечно, до прямых угроз дело пока не дошло, но Роберт Элсингер был крайне недоволен своим младшим сыном в последнее время. И одним из пунктов его недовольства была Клер. Он считал, что Френк уже давным-давно должен был наиграться с новой игрушкой и бросить это дело. Френк же ничего бросать не собирался.

– Ну ты еще женись на ней, – презрительно фыркнул старый Элсингер в конце этого разговора.

– А почему бы и нет? – лениво усмехнулся Френк, разглядывая стакан с виски в своей руке.

Отец шутку не оценил.

– Потому что ты сделаешь это только через мой труп, – заявил он. – Жена должна подчеркивать твой статус.

– Какой статус, отец? – разозлился Френк. – Двадцатый век на дворе. Сейчас уже никто не покупает себе жен. Я, во всяком случае, не собираюсь.

Сразу вспомнились слова Клер: «Никогда не пытайся купить меня». Да, ее не купишь. Он привык дарить своим женщинам дорогие вещи, прекрасно понимая, что тем самым именно покупает их. Ей же он никогда ничего не дарил, наверное, подсознательно не желая покупать ее. Он хотел знать, что она с ним потому, что сама этого хочет. Видимо, впервые в жизни ему хотелось, чтобы его действительно любили. Один-единственный раз он заплатил за ее учебу, и она от него ушла.

На самом деле, Френк вовсе не давал ей времени подумать, как сказал тогда. Он просто был занят одним важным процессом, который отнимал все время. Это во-первых. А во-вторых, он тогда привычно решил, что проще найти кого-нибудь другого, кто будет получать свои побрякушки в положенное время и молчать, делать, как говорят, чем строить какие-то там отношения, думать о другом человеке, следить за своими словами и поступками. Однако сложный процесс закончился, появилось время подумать о чем-то, кроме работы, и Френк с удивлением понял, что ему не хватает именно Клер. Что ему нравилось, когда его любят не за подарки, а просто за него самого. И ему нравилось любить самому. Это было странное чувство, ни на что не похожее. И его хотелось испытывать снова и снова. Снова и снова растворяться в другом человеке, быть частью чего-то единого целого. Быть вместе с Клер.

– Я не позволю какой-то провинциалке войти в нашу семью и поиметь с этого хороший куш, – бесцеремонно перебил его мысли отец.

Френк оторвался от созерцания жидкости в стакане.

– О, поверь мне, ей это не нужно, – едва заметно улыбнулся он.

– Все они так говорят сначала, – Роберт Элсингер из-подо лба посмотрел на сына. – Я тебя предупредил, Френк. Ты уже не мальчик, пора иметь мозги и думать над тем, что делаешь.

Френк кивнул, поставил стакан на стол и поднялся. Да, действительно, пора думать над тем, что делаешь. И пора делать то, что думаешь.

***

Апрель, 1986 год

То, что выйти замуж за Френка, было не самой удачной идеей, Клер поняла не сразу. Сначала все было почти так, как мечтает большинство девушек ее возраста. И хоть на их свадьбе кроме них самих и работника мэрии, зарегистрировавшего их брак, никого больше не было, Клер была счастлива. Она наотрез отказалась как от белого платья, так и от священника.

– Так даже лучше, – пожал плечами Френк, когда она объявила об этом своем решении. – Не придется тратить время на никому не нужные формальности, сможем сразу куда-нибудь уехать.

Они действительно сразу после регистрации улетели на Кубу. Всего на пару дней. У Френка было много работы, у Клер же учебный год был в самом разгаре.

О том, что вышла замуж, Клер сообщила родителям по телефону через неделю. Те, понятное дело, наперебой принялись орать в трубку.

– Моя святая мама резко забыла, что она добропорядочная католичка, – с улыбкой прошептала Клер Френку, прикрывая телефонную трубку рукой. – Кажется, даже отец в шоке от ее выражений, хотя уж он-то наслушался на своей работе не мало.

Френк беззвучно рассмеялся, поставил перед ней чашку с кофе, поцеловал в лоб и ушел в свой кабинет. Клер еще несколько минут выслушивала обвинения в свой адрес, которыми щедро делилась с ней трубка. В итоге выяснилось, что она плохая дочь, потому что хорошая обязательно позвала бы родителей на собственную свадьбу. Все объяснения, что никакой свадьбы не было, остались неуслышанными.

Клер посмотрела на часы и усмехнулась. Надо же, пятнадцать минут уже. Видимо, она повзрослела, потому что раньше ее терпения хватало максимум на пять. Решив, что свой долг она исполнила, родителям о замужестве сообщила, даже дольше положенного с ними поговорила, она аккуратно положила трубку на рычаг, оборвав, кажется, пламенную тираду о том, что во всем виноват этот проклятый Нью-Йорк, что ее изначально не хотели туда отпускать, и вообще, патологоанатом – не женская профессия. Причем тут к ее свадьбе было последнее утверждение, Клер так и не поняла.

Как бы она не откладывала это неприятное событие, с семьей Френка тоже пришлось знакомиться. Произошло это только в апреле. И это было первым тревожным звоночком. Они уже знали о женитьбе своего сына и, как сдержанно заметил Френк, были не в восторге. Оказалось, что «не в восторге» – это слишком слабое определение. К ней отнеслись весьма прохладно, и Клер хватило ума понять, что ей здесь далеко не рады. Она, конечно, вовсе не ждала, что ее примут с распростертыми объятиями, сама себя убеждала, что ей вообще плевать, что они там о ней думают, но осознавать, что ты не пара своему мужу, было весьма неприятно.

***

Май, 1986 год

В мае, во время очередного воскресного ужина с семьей Френка, на которые Клер теперь обязана была ходить мне зависимости от желания, настроения и занятости, она неожиданно выяснила, что ее новые родственники искренне уверены, что она выбрала себе в качестве специализации хирургию.

– Никогда бы не доверил свою жизнь женщине-хирургу, – как бы между прочим заметил Роберт Элсингер, в упор глядя на Клер.

Она оторвалась от созерцания салата на своей тарелке и подняла голову, поняв, что реплика адресовалась ей.

– Простите?

– Я говорю, что вам следовало бы выбрать другую специальность, – сказал он.

– А чем вам не нравится патологоанатом? – искренне удивилась Клер. – Там даже жизнь свою доверять уже не нужно. Вам вообще до лампочки будет, кто стоит со скальпелем в руке.

У нее с самого обеда было ужасное настроение. И даже довольно многозначительный взгляд Френка не заставил ее замолчать. В конце концов, они и так относятся к ней как к недоразумению, почему бы и не уверить их в этом? Она не хотела сюда приходить, Френк настоял, вот, может, в следующий раз подумает.

– А при чем тут патологоанатом? – спросила миссис Элсингер. – Френк сказал, вы учитесь на хирурга.

Взгляд Френка стал еще красноречивее, и Клер решила не испытывать судьбу.

– Я неудачно пошутила, – она снова опустила голову, но все-таки добавила: – Копаться в кишках живых людей гораздо интереснее, чем в трупах, согласна.

Рейчел тут же отодвинула от себя тарелку.

– Спасибо, я, пожалуй, больше не хочу.

Генри последовал примеру жены. Ужин был испорчен окончательно.

– Обязательно было говорить о кишках за столом? – спросил Френк уже в машине.

– Тебя это раньше не смущало! – заявила Клер, хотя прекрасно видела судорожно сжатые руки на руле и гневный блеск в глазах мужа.

– Меня это и сейчас не смущает, – процедил он. – Но мы были в гостях у моих родителей, могла бы вести себя соответствующе.

Клер задохнулась от возмущения.

– Я тебе еще утром сказала, что не хочу идти! У меня завтра семинар, а я не готовилась! Вместо этого сидела там и выслушивала от твоего отца едкие замечания, что он не доверил бы мне свою жизнь! Зачем мы вообще туда ходим? Ты же сам говорил, что тебе это не нравится.

Френк глубоко вдохнул. Она права, ему действительно это не нравится. Более того, некоторое время назад он думал, что все еще ходит на эти воскресные ужины исключительно потому, что лень искать причину отказаться. Но, когда он узнал, что Клер они не доставляют никакого удовольствия, более того, она категорически против них, и у него наконец-то есть повод не пойти, он понял, что не может. И даже понял причину, только вот поймет ли Клер? С ее-то характером.

Видя, что он молчит, Клер продолжила:

– И что это за новости с хирургией? Зачем ты им соврал? Или мы теперь всю жизнь будем об этом лгать?

– Клер, – Френк на секунду посмотрел на нее и снова вернулся к дороге, – я считаю, что ты должна выбрать в качестве специализации хирургию.

Клер от удивления раскрыла рот. Во-первых, он никогда ей этого не говорил, ей казалось, что ее мнение ему давно известно и понятно. А во-вторых, он никогда с ней так не говорил. Обычно, если он был с ней в чем-то не согласен, он просто говорил, что и как они делают, и обсуждению это не подлежало. Его решения вообще обсуждению не подлежали. Раньше ей это жутко нравилось, как она относится к этому теперь, она старалась не задумываться. Сейчас же в его тоне было что-то такое, чего она раньше не слышала. Как будто он не настаивал, а предлагал обсудить. Но обсуждать здесь было нечего. Природное упрямство и выработанная годами привычка все делать по-своему, заставили ее уверенно заявить:

– А я считаю, что хочу быть патологоанатомом. Я тебе это сказала еще в первую нашу встречу.

– Клер, – снова слишком мягко повторил Френк, как будто разговаривал с ребенком, что разозлило ее еще больше, – ответь мне на один вопрос: почему ты хочешь быть патологоанатомом?

– Потому что я так решила, – огрызнулась она.

– Это не ответ.

– Другого не будет.

Френк вздохнул, напоминая себе, что он обещал не давить, а попробовать сделать так, чтобы она поняла сама. Это было странно для него, он и сам не мог себе объяснить, зачем ему это. Зачем делать так, чтобы она сама дошла до той мысли, которую он мог просто ей навязать. И, если признаваться честно, вряд ли это было уважение к ее мнению. Скорее, ему просто было интересно, сможет ли он переубедить ее так, чтобы она была уверена, что это ее собственное мнение. Ему всегда удавалось правильно дергать за ниточки, в некоторой степени управляя людьми, но проверять это умение на собственной жене еще не доводилось.

– Если у тебя нет другого ответа, он есть у меня. Ты когда-то решила так из упрямства. Ты все с самого детства привыкла делать из упрямства. Когда поняла, что родители против медицинского, решила их добить окончательно, поэтому и сказала, что будешь патологоанатомом. Не знаю, считала ли ты так на самом деле в тот момент, или просто к слову пришлось, но теперь отступать тебе, по твоему собственному мнению, некуда. Возможно, ты уже задумывалась об этом, возможно, тебе это только предстоит. Но поверь, так и будет. Ты сама себя убедила в этом, хотя на самом деле все не так. Клер, – Френк снова бросил на нее взгляд, – ты уже давно не ребенок, тебе никому ничего не нужно доказывать. Теперь ты принимаешь решения сама. И если ты кому-то что-то и делаешь назло, то только самой себе. Подумай, стоит ли оно того? Ты действительно хочешь всю жизнь копаться в трупах? Может быть, пора уже подумать и разобраться, что в этой жизни ты действительно хочешь сама, а что делаешь для того, чтобы досадить кому-то. Правда, теперь уже даже не совсем понятно, кому именно.

Клер упрямо молчала, глядя в какую-то невидимую точку за лобовым стеклом. Отвечать она не собиралась. Вместо этого достала сигареты, открыла окно и демонстративно закурила, зная, что Френка это бесит.

– О чем я и говорил, – только и прокомментировал он.

Оставшуюся дорогу до дома они молчали. Возле подъезда Френк остановил машину, не заезжая на парковку. Клер вопросительно повернулась к нему.

– Мне еще нужно решить кое-какие скопившиеся дела в офисе, – объяснил он. – Возможно, я буду поздно, не жди меня. У тебя завтра важный семинар, ложись спать.

Клер молча кивнула, по-прежнему изображая оскорбленные чувства, вышла из машины.

– И, Клер, – Френк чуть наклонился к пассажирскому сиденью, чтобы видеть ее лицо, – подумай о том, что я тебе сказал.

Она захлопнула дверь и вошла в подъезд.

Ни к какому семинару готовиться не хотелось. По сути, чего там готовиться? Она прекрасно училась, все знала и так. Про сам семинар сказала только в надежде на то, что удастся избежать этого дурацкого воскресного обеда.

Она переоделась в удобную домашнюю одежду, сварила кофе, вышла с чашкой на балкон и снова достала сигареты. Френка нет, можно курить, сколько вздумается. Что он там говорил про упрямство? Она уже давно не такая. Была бы такая, не терпела бы его хозяйские замашки распоряжаться всем на свете. Ей уже скоро вдохнуть нельзя будет без его разрешения. Курить нельзя, лекции пропускать нельзя, уехать с друзьями на шашлыки на все выходные нельзя. Конечно, она же теперь адвокатская жена, нужно держать лицо. Никаких длинноволосых друзей и вечеринок. Всего-то два месяца замужем, а уже готова выть. Клер досадливо поморщилась, затушила окурок в пепельнице и достала следующую сигарету.

Она была совершенно уверена в том, что когда-то заявила родителям про патанатомию из чистого упрямства. И точно так же она была уверена, что теперь действительно этого хочет. Ей это интересно. Интересно медленно, шаг за шагом, рассматривать каждую деталь в попытках разгадать головоломку. Найти по едва заметным признакам, почему оборвалась жизнь. В чем была причина. Найти тот рычаг, который запустил всю систему самоуничтожения. Понять, можно ли было что-то сделать. И если можно, то как и когда. И почему не сделали.

Но она знала и еще одну вещь. Френк заплатил за ее обучение. Пусть она этого не хотела, но факт остается фактом. Благодаря этому она наконец-то может выспаться. Может вечерами смотреть с ним фильмы, а ночами спать дома в постели. Не разрываться между больницей и университетом. И, наверное, он теперь имел право требовать от нее, чтобы она считалась с его мнением. Она теперь вроде как ему должна. По двум поводам. Один он сделал сам – заплатил за учебу, второй она собственноручно дала ему – вышла за него замуж.

Он ничего не требовал от нее. Не навязывал ей свое решение, как обычно. Он просто попросил подумать. И хоть она все еще не уверена в том, что это будет правильно, но она не может не считаться с его мнением. Хотя бы потому, что уже не раз убеждалась в том, что он почти всегда бывает прав. Он обычно знает лучше.

Эмоции внутри нее вопили, что не следует поддаваться, что нужно стоять на своем до конца, но она ведь уже обещала себе когда-то в первую очередь руководствоваться логикой. А логика спокойно говорила, что имя этим эмоциям – тупое упрямство. И что Френк прав. Ей уже давно не нужно никому ничего доказывать.

– Ну что ж, доктор Клер Элсингер, поздравляю, вы хирург, – вслух произнесла Клер, почему-то грустно усмехнувшись. – Доктор Дэвисон была бы патологоанатомом, а доктор Элсингер будет хирургом.

Она на секунду замерла, разглядывая темные силуэты прохожих внизу, затем выпрямилась и махнула рукой.

– А, к черту!

Бросила недокуренную сигарету в пепельницу и вернулась в квартиру.

***

Июль, 1986 год

Оказалось, что воскресные обеды с семьей Френка, это еще не самая большая повинность, которую теперь Клер обязана была отбывать. Иногда случались всякие приемы и вечеринки. И это были совершенно не те вечеринки, к которым она привыкла. С друзьями, пивом, немного пошлыми шутками и громким смехом. Нет, здесь все было прилично. Мужчины в костюмах, разговаривающие о политике и финансах, женщины в платьях и на каблуках. Первый раз такое мучение Клер перенесла стоически, но во второй раз откровенно взбесилась. Она только что вернулась с экзамена, как позвонил Френк и велел через полчаса быть готовой, они едут на открытие какого-то ресторана какого-то бывшего его клиента.

– Френк, давай сегодня без меня, а? Я только что пришла, жутко хочу есть и спать, – попросила Клер, наливая себе в чашку зеленый чай. Она действительно собиралась сейчас лечь спать, поскольку всю ночь готовилась, поэтому кофе пить не хотела.

– Клер, что из того, что я тебе сказал, непонятно? Я заеду через полчаса, будь готова. Это важное для меня мероприятие, – жестко ответил он.

– А мое важное мероприятие только что закончилось, я устала и не хочу весь вечер стоять на дурацких каблуках и улыбаться до паралича лицевых мышц!

Она швырнула трубку на стол, схватила сигареты и выскочила на балкон.

Он действительно приехал ровно через полчаса. Увидев Клер в джинсах, футболке, с растрепанными волосами и сигаретой в руках, просто пришел в бешенство.

– Клер, какого черта?! – кто знает, какие силы позволили ему не заорать, просто сказать это чуть громче и чуть жестче, чем обычно, но ей, конечно же, этого хватило, чтобы понять, что палку она перегнула.

– Я же сказала, что не хочу идти, – упрямо повторила она, хотя внутри все сжалось от осознания надвигающейся бури.

– Мало ли что ты не хочешь. Я тоже много чего не хочу.

– Если не хочешь, зачем делаешь? – Клер затушила сигарету и вернулась в комнату.

– Потому что есть такое понятие – надо, – сквозь зубы процедил Френк. – Если ты хочешь что-то получить от общества, нужно соблюдать правила, принятые в нем. Мне важна моя репутация, мне важны мои связи. Поэтому я должен быть на этом мероприятии.

– Ты должен, вот и иди, я здесь причем? – она непонимающе пожала плечами, села на диван и открыла книгу.

Френк по-прежнему возвышался над ней, сверля ее взглядом.

– Ты моя жена, поэтому тоже должна.

– Кому?

– Мне как минимум.

Клер уже готова была сдаться, но природное упрямство требовало стоять на своем. И она все еще надеялась, что Френк сейчас плюнет на все и пойдет один.

– Раньше ты великолепно ходил на такие мероприятия без меня.

– Раньше ты не была моей женой. Я знал, что ты этого не любишь, что тебе там скучно, у тебя есть более важные занятия, поэтому не таскал тебя за собой. Пока я не был женат, вполне нормально было придти одному. – Говорить ей, что он далеко не всегда приходил один, Френк не стал. – Но теперь это неприлично и вызывает лишние разговоры. Пятна на своей репутации я не потерплю. Поэтому либо ты сейчас добровольно приводишь себя в порядок и идешь со мной, либо мне придется тебя заставить.

Вот теперь Клер действительно разозлилась. Если бы он не говорил последнюю фразу, она бы оделась, навела относительный порядок на голове, насколько это возможно с ее волосами, и пошла с ним как примерная жена. Но после замечания о том, что он ее заставит, сделать этого она уже не могла.

– Если ты собираешься меня заставить, Френк, я как минимум по комплекции не смогу тебе возражать, – сказала она, откладывая в сторону книгу, которую все это время так и держала в руках. – Но имей в виду, приводить себя в порядок я не подумаю.

Судя по гневному блеску в его глазах, палку она действительно перегнула.

– Уговаривать не собираюсь, – прошипел он.

Клер демонстративно поднялась, обула кроссовки и вышла из квартиры.

О своем решении она пожалела сразу, едва вошла в ресторан. Конечно же, мужчины в костюмах, женщины в вечерних платьях. Клер думала, что Френк будет стесняться ее, но он взял ее под руку, сразу же протянул бокал шампанского и принялся знакомить со всеми подряд, не забывая уточнять, что она его жена. Уже через полчаса ей было так стыдно, как не было, наверное, со времен той пощечины, которую она влепила ему год назад. И если бы он промолчал, она бы, вероятно, впервые в жизни перед ним извинилась. Но он не промолчал. Когда их оставили одних, он повернулся к ней, и тихо поинтересовался:

– Ну что, тебе уже достаточно стыдно? Или мне продолжить?

Клер вспыхнула. Ах, продолжить? Она сейчас сама продолжит так, что мало ему не покажется. Она с вызовом посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

– Это мы еще посмотрим, кому из нас будет стыдно.

Выпустив его руку, она принялась бродить по залу, с удовольствием болтая со всеми, рассказывая, что учится в медицинском, не забывая упоминать как можно больше подробностей о своей будущей работе, об экзамене по гистологии и цитологии, который сегодня сдавала, даже о том, что хотела быть патологоанатомом, но муж настоял на хирургии. В общем, говорила все, о чем говорить на подобном мероприятии было не принято.

Френк насмешливо следил за ней, не делая и попытки пресечь ее поведение. Он был зол на нее, в уме проговаривал все, что скажет ей дома, но держать себя в руках умел великолепно.

– Где ты нашел такого бесенка, а, Френк? – поинтересовался подошедший Стивен Грин, тоже юрист, с которым они иногда сталкивались по работе. – Моя Эмили заявила, что больше никогда в жизни не будет есть свинину, поскольку твоя жена во всех подробностях расписала симптомы какой-то там страшной болезни, которая непременно настигнет каждого, что съест плохо прожаренное мясо.

Интересно, Клер понимает, что она смешна? Зачем она все это делает? Чтобы позлить его? Что ж, ей это здорово удается.

– Нужно уметь выбирать, Стивен, – ответил он, выпуская из виду Клер и поворачиваясь к Грину. – Нужно уметь выбирать.

Вечер закончился далеко за полночь. Плюхнувшись на переднее сиденье, Клер скинула кроссовки, пошевелила пальцами ног и достала сигарету.

– Только попробуй закурить, – предупредил Френк, выезжая с парковки.

– И что будет? – она демонстративно щелкнула зажигалкой.

– Я сказал – выброси, – повторил он.

«Выброси, Клер, – настойчиво твердил внутренний голос, – он уже и так в бешенстве, ты сегодня сама себя в упрямстве превзошла, хватит».

Однако вместо этого она открыла окно и закурила.

Дома скандал продолжился, Клер все-таки вынудила Френка сказать все, что он думает о ее детском упрямстве, с чистой совестью обидевшись на это и посчитав себя правой.

***

Они не разговаривали почти неделю, до самого дня рождения Клер. Она сначала злилась, потом перестала, прекрасно понимая, что сама виновата. Она действительно имеет перед ним определенные обязательства, но вместо того, чтобы искать компромиссы и идти на какие-то уступки, по-прежнему упрямо все делает по-своему. Френк был прав, когда сказал ей, что она ведет себя как ребенок. Ребенок и есть. Как привыкла с детства отстаивать свое мнение, так и продолжает до сих пор. Вместо того, чтобы объяснять свои мотивы, просто устраивает истерику. И даже не может извиниться.

Утром 8 июля, вместо того, чтобы привычно молча одеться и уйти на работу, Френк положил ей на кровать огромный букет роз и маленькую коробочку.

– С днем рождения, соня.

Клер было страшно открывать глаза, хотя она слышала тепло в его голосе и чувствовала одуряющий запах роз. Он не дождался ее извинений и решил сделать вид, что ничего не было? Зачем тогда молчал целую неделю? И вдруг Клер поняла, что это она молчала целую неделю. Она с ним не разговаривала. Думала, что он злится, и старалась особо не попадаться на глаза, потому что не была готова ни извиниться, ни выяснять отношения дальше. А он, наверное, как и в прошлый раз, просто давал ей время подумать и самой все понять.

– Я бы на твоем месте меня давно убила, – простонала она, открывая глаза и неловко улыбаясь, – а ты даришь мне цветы.

Френк сел рядом и улыбнулся.

– Я, в отличие от тебя, умею правильно расставлять приоритеты.

– Надеюсь, когда-нибудь я этому тоже научусь.

– Я тоже на это надеюсь, – слишком серьезно ответил он, и Клер поняла, что в тот раз действительно перешла черту.

Она села на кровати и посмотрела на маленькую коробочку в яркой упаковке, пытаясь угадать, что там. До свадьбы он почти ничего ей не дарил, и она была рада этому все из-за того же пресловутого желания никому не быть должной. И после ей все еще было неловко, когда он дарил что-то дорогое, но теперь она понимала, что вроде как ни в какой особенный долг ее это не ставит.

– Что там? – спросила она, так ничего и не придумав.

– Твой подарок, – улыбнулся Френк. – Хочешь знать точнее, открой.

В коробочке лежал ключ. От машины. Клер несколько секунд недоуменно смотрела на него, чувствуя, как краска медленно заливает лицо. Как у него выходит делать так, чтобы она постоянно чувствовала себя виноватой?

– Не хочешь посмотреть, какой именно тебя ждет подарок? – спросил Френк, забавляясь ее смущением. – Он пока стоит под балконом, на парковку еще не увезли.

Клер прямо в пижаме вышла на балкон. Конечно, она вовсе не думала, что ее ждет какой-нибудь дешевенький автомобильчик, только не от Френка. Но и увидеть это она не ожидала.

Когда-то давно, еще зимой, она в каком-то разговоре обмолвилась, что ей нравится Шевроле Камаро, только обязательно желтый. Она сказала это один раз и почти что в шутку. Но именно желтый Шевроле Камаро стоял сейчас на эвакуаторе под ее балконом.

Как он запомнил? Впрочем, в том, что Френк наблюдателен и на память не жалуется, она могла бы убедиться еще в то Рождество в Вене, когда он подарил ей заколку, на которую она и смотрела-то чуть дольше положенного.

– В чем дело? – поинтересовался Френк, разглядывая ее нахмурившееся лицо. – Я думал, что тебе нравится именно это машина.

Клер не знала, уместно ли говорить то, что она думает, но промолчать не могла.

– Мне действительно нравится эта машина. Просто, Френк, – она взглянула ему в лицо, – ты же знаешь, что я не люблю быть должной, а такой подарок…

– Этот подарок я сделал своей жене на день рождения, – перебил ее Френк, – поэтому ни о каком долге не может быть и речи. Когда ж ты уже поймешь, Клер, что не во всех действиях нужно видеть подводные камни. Иногда люди делают что-то просто для удовольствия другого. Я подарил тебе эту машину, потому что мне приятно видеть восторг и удивление на твоем лице. Надеюсь, я их все же увижу.

Клер улыбнулась, поняв, что действительно ведет себя неправильно. Она порывисто обняла его и уткнулась лицом ему в грудь.

– Спасибо.

Френк погладил ее по непослушным волосам, поцеловал в макушку. Конечно, она вредная и упрямая, но что поделать, если он влюбился именно в нее. И кто знает, не за упрямство ли?

– И еще, Клер.

Она подняла голову и вопросительно заглянула ему в глаза.

– За твою учебу я тоже платил не для того, чтобы ты была мне должна. Надеюсь, ты понимаешь, что теперь, когда ты моя жена, ни о каком возврате денег и речи быть не может?

Клер снова спрятала лицо, думая лишь о том, что вела себя как идиотка в последнее время. Пора бы уже понять, что, делая что-то назло ему, она делает хуже себе. Пора понять и научиться вести себя по-другому.

Возврат к списку