Открыть фик целиком в отдельном окне
Мне показалось, что в комнате стало слишком тихо. Я поднял голову, выплывая из своих мыслей. Пять пар глаз смотрели на меня. Кажется, я сказал последнюю фразу вслух.
Клер:
Я затаила дыхание, когда Коннор сказал то, что сказал. Кажется, он даже не сразу понял, что подумал вслух. Я рефлекторно сжала его руки.
К нам подошел Рей и протянул нам по стакану с новой порцией виски. Я выпустила руки Коннора, взяла предложенный стакан.
– Это ты о чем сейчас? Кто погиб? – спросил Питер с полным ртом.
– Да, сказал А, говори уже и Б, Дойл, – Донахью подтолкнул нас к столу.
Я с любопытством посмотрела на Коннора. Почему-то мне казалось, что если он найдет сейчас в себе силы рассказать нам о Треугольнике – это будет самый его успешный и широкий шаг прочь из ловушки, в которую он попал пять лет назад.
Коннор:
Я сел за стол, взял стакан, но пить не стал. Я не говорил об этом ни с кем. Даже с Клер. Но осознание того, что я на этом зациклился, что это превратилось в паранойю, в навязчивый страх, парализующий мозг, создающий собственную реальность, было невыносимым.
Клер смотрела на меня внимательно, наверное, ждала, что я снова переведу разговор на другую тему. Линдсей – настороженно, как будто знала, что я имел в виду. Ну конечно, чтоб Доннер – и не знала. Для меня всегда было загадкой, откуда она берет информацию. Может, надо было с ней лазить по секретным файлам? Питер, Рей и Антон ничего не понимали.
– Почти пять лет назад, в апреле 2009, я уже позволил своей команде погибнуть, – с трудом проговорил я. – Больше такого не повторится.
– Пять лет назад? – Питер задумчиво смотрел в одну точку, видимо, что-то вспоминая. – Ты ж тогда еще был в ВМФ?
Я кивнул.
– Поэтому и ушел.
Клер:
– Ты никогда не рассказывал об этом, – мягко заметила Линдсей и почему-то посмотрела на меня.
– Не смотри так, со мной он об этом тоже не говорит, я тоже узнавала из своих источников.
– Может быть, тебе пора об этом поговорить, Коннор? – Антон, кажется, перешел в режим врача. Потом он нахмурился и вопросительно посмотрел на меня.
Я смущенно пожала плечами и едва заметно кивнула. Конечно, теперь он понял, о ком я спрашивала все это время, говоря о сильном посттравматическом синдроме.
– Да уж, просвети, пожалуйста, что значит "позволил"? – Рей с тоской посмотрел на пиццу, но есть в такой момент не решился, видимо.
Я не стала ничего говорить, просто смотрела на Коннора и ждала, почти затаив дыхание. Давай же, тебе это нужно.
Коннор:
Я не знал, с чего начать. Как это сказать?
– В апреле 2009 мы проводили операцию в Гуантанамо. Я командовал минным тральщиком. Все было как обычно, все шло по плану, как вдруг мы оказались в какой-то зоне... – Я замолчал, подбирая слова. – Там ничего не было, ни дня, ни ночи. Приборы вышли из строя, связь не работала. Корабль начал забирать воду, мы не успевали ее откачивать. Мы не могли определить свои координаты и подать сигнал бедствия. Тогда я отдал приказ об эвакуации. Последними уходили я и старпом. – Даже сейчас по телу пробежала дрожь, когда я вспомнил ту ледяную воду, в которой даже дыхание перехватило. – Я не могу сказать точно, что случилось, но к тому моменту, когда подоспела помощь, в живых остались только мы вдвоем. Я не знаю, что случилось с остальными. Тел мы не нашли. Может быть, они утонули, хотя я не представляю, как это возможно, чтобы все. Может быть, акулы, хотя я не видел ни одной. Может, их унесло течением, хотя море было совершенно спокойным. Я не знаю. Я знаю только то, что все мои люди, все сорок четыре человека, среди которых был мой лучший друг, погибли. Потому что я не смог их спасти.
Я замолчал и посмотрел на Клер. Она ведь хотела знать, что там произошло. Знала, конечно, но наверняка хотела услышать это от меня. Надеюсь, хоть теперь поняла, что я никогда не позволю ей прыгнуть с парашютом. И если надо будет, снова сделаю любую ужасную в ее понимании вещь, чтобы защитить ее. Ее и всех остальных.
Клер:
Повисла такая тишина, что казалось, уши заложило. Питер даже перестал жевать. Я все это уже знала, но от него слышала впервые. Это было странно. И где-то даже страшно.
Линдсей вздохнула, но ничего не сказала. Наверное, она считала, что что-то сказать, как-то утешить сейчас должна была я. А я боялась, что если открою рот, то точно все испорчу. Я не знала, что сказать. Все, что я могла сказать, он наверняка сто раз слышал.
– Это ты поэтому в Бермудский треугольник при каждом удобном случае мотаешься? – спросил Питер, наконец, проглотив еду.
– Коннор, ты считаешь, что это ты виноват в гибели твоего корабля и экипажа? – мягко спросил Антон.
– Да ни в чем он не виноват! – возмутился Рей. – Проклятый треугольник давно стал притчей во языцех, кто тут может быть виноват? Все правильно сделал, но обстоятельства непреодолимой силы есть обстоятельства непреодолимой силы. Поэтому они так и называются, что их нельзя преодолеть.
– Тихо, Рей, – Антон поднял руку. – Всем здесь очевидно, что Коннор ни в чем не виноват. Меня интересует, очевидно ли это ему?
Коннор:
Что я меньше всего хотел услышать – так это "ты не виноват". Потому что это было неправдой. Я виноват. И я еще мог бы надеяться, что это не так, если бы мы сейчас сидели в каком-нибудь другом месте. Я был виноват тогда, потому что не сумел спасти своих людей. Потому что я выжил, а они нет. Я не знаю, что я должен был сделать. Я все пытаюсь это понять, но не могу.
На душе стало совсем гадко. Я не должен был рассказывать.
– Для меня очевидно только одно: не важно, виноват я в том, что произошло или нет, но я должен был что-то придумать, чтобы они выжили, потому что я отвечал за них. Может быть, я не виноват в сложившейся там ситуации, но я виноват в том, что они погибли. Поэтому больше я такого не допущу.
Я сказал это довольно резко, надеясь, что они поймут: я не хочу обсуждать эту тему дальше. Хотя почему-то надежда была слабой.
Клер:
– Надо же, – Антон улыбнулся, – никогда не знал, Коннор, что у тебя такой сильный комплекс бога.
– Антон, может, не надо?.. – попыталась возразить я, но Хендрикс неожиданно резко перебил меня:
– Надо, Клер, надо. Потому что если он сейчас не поймет, что не может влиять на все, что происходит в этом мире, то потом я его уже не заставлю поговорить или подумать на эту тему. И он окончательно испортит себе жизнь. И ладно себе! Каждый из нас хозяин своей жизни и волен портить ее так, как хочется, но он испортит ее еще и тебе. Я видел тебя в декабре, поверь, это было довольно грустно.
Коннор:
Я был уверен, что сейчас просто встану и выйду за дверь. Еще групповой психотерапии мне тут не хватало. Я не нуждался в психотерапии, ни групповой, ни индивидуальной. Я не порчу себе жизнь. Я всего лишь пытаюсь сделать так, чтобы больше никто не пострадал. Чтобы все было правильно. Так, как должно быть.
Но у меня это не получалось. Пять лет не получалось. Именно поэтому я остался сидеть? Потому что мне нужно понять, что я делаю не так? Потому что как бы не старался, все равно все порчу?
– Что я, по-твоему, должен понять? – я зло посмотрел на Антона. Ну, чего я злюсь? Он ведь помочь хочет. – Что я должен наплевать на жизни людей, за которых отвечаю? Махнуть рукой и сказать: "Ну ладно, так вышло"?
Клер:
– А ты так видишь это? Или страдать всю оставшуюся жизнь, винить себя, искать способ уберечь всех и вся, не находить его и вместо этого обижать всех и вся, или махнуть рукой, наплевать и забыть? Ты думаешь, что нет третьего варианта? Что нельзя помнить, но не зацикливаться, заботиться, но не душить этой заботой, понимать границы своего влияния на жизнь других, но не возводить высокие стены между собой и другими, брать на себя ответственность, но не за то, что тебе неподвластно? Ты же умный человек, Коннор. Ты должен понимать, что твои возможности не безграничны. Что есть силы, которые тебе неподвластны? И что каждый взрослый человек сам за себя отвечает? Коннор, признавать других людей полноценными личностями – не значит махнуть на них рукой.
Антон посмотрел на меня, потом снова на Коннора. Я видела, что Дойл злится, больше всего мне хотелось остановить это, но я ведь хотела, чтобы он пообщался со специалистом? Может быть, именно мое нежелание вызывать Коннора на прямой тяжелый разговор и было виной тому, что ему не становилось лучше?
– Коннор, ответь мне на один вопрос: кто ответственен за то, что ты уже пять лет не можешь вернуться к нормальной жизни? – Антон спокойно смотрел на него.
Коннор:
Я отвернулся. Наверное, Антон был прав. Но признать его правоту означало признать, что я пять лет жил неправильно. Но в чем эта неправильность? Извечный вопрос – что я делал не так?
– Чем тебе моя жизнь кажется ненормальной? – огрызнулся я в последней отчаянной попытке не разрушать все то, что я таким трудом собирал эти годы.
Клер:
– Мы, мозгоправы, считаем неправильным, когда человек отгораживается от семьи, избегает дружеских отношений и превращает в мучение жизнь женщины, которую, по собственному мнению, любит, – все так же спокойно сказал Антон. – Коннор, ты пойми: не страшно ошибаться. Страшно не признавать собственных ошибок. Так ты только больше запутаешься. Но ты мне не ответил: кто в этом виноват?
– Антон, хватит, – уже увереннее перебила я. Вот только прилюдного обсуждения наших отношений Коннору не хватало. – Это жестоко.
– Жестоко то, что делает он, – возразил Антон. – Но хорошо, – он примирительно поднял руки. – Коннор, тебе нужна помощь, но ты должен сам это понять. Я в любой момент готов с тобой поговорить... наедине, если захочешь.
Коннор:
– Приму к сведению.
Карточный домик устоял. Очень вовремя Клер закончила этот разговор. Неужели она тоже считает, что я порчу ей жизнь? Если не брать во внимание то, что я сделал в декабре, а все остальное. Неужели все было так плохо?
Единственный человек, с которым я хотел бы поговорить – это она.
– Раз обсуждение моей неправильной жизни закончено, давайте подумаем, как нам дождаться помощи. Рано или поздно у того существа закончится еда. – Я поморщился, вспоминая, чем оно питается. – Его нужно уничтожить.
Клер:
Я отставила в сторону так и не тронутый стакан виски. Меня не оставляло чувство, что я зря остановила Антона. Может быть, надо было просто уйти, чтобы не слушать это самой? Может быть, Коннору пошла бы на пользу шоковая терапия. Но сожалеть было поздно.
– Если оно прячется в вентиляционных шахтах, то это дохлый номер, – возразил Рей, все-таки принимаясь за свою пиццу. – Нам туда лезть нельзя, мы же не знаем, где оно.
– Прежде всего, надо отследить его, – согласился Питер. – Может, посмотреть, что у нас тут есть из средств слежения доступного? Камеры не пашут, потому что они через вай-фай сеть были настроены. Но, может, есть что-то еще? Нужно найти главную консоль и посмотреть.
– Для этого придется идти на минус второй этаж, – заметила Линдсей.
– Чтобы устранить существо, туда все равно придется идти, – возразил Антон. – И я согласен: мы не можем просто позволить ему разгуливать по бункеру и ждать, когда оно поймет, как ему подняться сюда или, еще хуже, выбраться наружу.
Коннор:
– Да, нужно спуститься, – согласился я. – Посмотрим, что из приборов может помочь нам выследить это существо. Я так понимаю, из оружия у нас только один пистолет?
Рей притронулся рукой к рукоятке, как бы проверяя, на месте ли он.
– Из того, что я поняла по записям, хватит и пистолета, – сказала Линдсей. – Кожа у него вполне себе пробиваема.
– А ты представляла себе эдакого робокопа? – фыркнул Питер.
– Хорошо, держаться вместе, никому не уходить далеко. Антон, Клер, вы остаетесь здесь, – сказав это, я поднялся и направился в сторону двери.
Клер:
– Дойл, ты что, издеваешься надо мной? – возмутилась я. – У тебя в команде всего два медика, ты обоих оставляешь в тылу? Чтобы если что-то с кем-то из вас случилось, никто не смог вовремя оказать помощь?
Коннор:
Я остановился и посмотрел на нее. Она права, черт. И Антон прав. В своем желании защитить ее я перехожу границы. Кто-то из них должен пойти. Но кого оставить со вторым? Одного не вариант, вдруг эта тварь уже нашла выход на минус первый этаж. Питер, Линдсей и Рей нужны мне там, значит, или Антон, или Клер должны остаться здесь. Я не могу оставить Клер одну. Пусть идет со мной.
Да? А в том лесу ты все время был с ней и ни разу не помог ей. Ни одного раза из пяти.
В моем воображении.
Страница
10 - 10 из 15
Начало
|
Пред.
|
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
|
След. |
Конец
